Химэда долго сидел молча, обхватив голову руками. Потом поднялся.

— Пойду прогуляюсь, — сказал он и вышел.

Какое-то время на вилле было тихо, как на кладбище. Сторож с женой, наверное, в комнате рядом с кухней пили чай. Их дочь ушла к подруге и пока не вернулась, не слышно ее пронзительного голоса.

Такэхико взглянул на часы: около четырех дня. Чем бы заняться? Про таинственное белое перо он забыл в тот же момент, когда Химэда вышел из дома. Не тем была забита его голова. Образ прекрасной Юмико томил, сладкие муки не отпускали ни на миг. Не в силах сдержать себя, он тихонько поднялся на второй этаж и подошел к ее комнате.

Из-за двери слышались негромкие звуки фортепиано. Постояв немного и решив, что Юмико разучивает какую-то пьесу, Такэхико так же тихо спустился вниз. В надежде, что ей скоро наскучит играть, он сел внизу у лестницы и раскрыл «Криминальную психологию» Гросса (эту книгу он всегда носил с собой). Сначала как-то не читалось, но постепенно книга увлекла его.

Визгливый голос дочери сторожа вернул его к действительности. Почти в это же время в гостиной появился и маркиз — в спортивном костюме, не остывший еще от гольфа. Он громким голосом подозвал к себе Такэхико. На его голос отворилась дверь на втором этаже, и Юмико тоже спустилась в гостиную. Вилла ожила.

Приняв ванну и переодевшись в домашнее кимоно, Огавара напомнил Юмико о еще не совершенном сегодня «ритуале»; надо было торопиться, пока не село солнце. Супруги пошли в комнату, из которой открывался великолепный вид на море, и прильнули к биноклям. Такэхико тоже позвали с собой. Присутствие в доме шефа, как ни странно, его раскрепощало.

Юмико медленно переводила бинокль справа налево и, нацелив его на мыс Уоми, стала пристально вглядываться.

— Он! — вырвалось у нее. — Что он там делает?! Посмотрите, на самом краю обрыва стоит человек!

Огавара быстро схватил второй бинокль, но, прежде чем поднести его к глазам, вытащил из рукава кимоно платок и аккуратно протер линзы, так он делал всегда. Высунувшись из окна, он стал смотреть в ту сторону, куда указала Юмико, и не заметил второпях, что платок упал за окно.

— Где, где человек?

— Смотрите на мыс, он на самом краю. Сосну там видите?

Такэхико без бинокля вглядывался туда же, но, кроме сосны, ничего не мог рассмотреть.

— Вижу! Вижу! Там же стоять опасно!.. — вырвалось у маркиза.

Такэхико до боли в глазах старался что-нибудь разглядеть. Солнце уже село, поверхность моря и утес вырисовывались довольно смутно, но и ему удалось заметить точку, оторвавшуюся от скалы и стремительно рухнувшую вниз.

Все трое испуганно вскрикнули.

В бинокли, конечно, все виделось гораздо отчетливее: человек в сером костюме, ударившись о выступ скалы, упал в пенившиеся волны.

Этот утес издавна имел дурную славу как излюбленное место самоубийц: бросившись отсюда, смерти избежать было невозможно. Голая отвесная скала высотой в несколько десятков метров у самой кромки заканчивалась выступом, сразу под которым выступали рифы и бурлила вода.

Сомнений в том, что человек погиб, ни у кого не было.

— Сёдзи-кун, быстро звони в полицейский участок Атами, сообщи о самоубийстве. Наверняка, кроме нас, никто этого не видел.

Не будем утомлять вас, читатель, деталями о том, что произошло дальше, как нашли тело несчастного. Скажем только, что для полиции городка Атами это было делом привычным, так как самоубийства происходили здесь не реже раза в месяц.

При осмотре трупа был обнаружен бумажник с документами и визитными карточками, из которых следовало, что погибший — служащий фирмы «Нитто», житель Токио Горо Химэда.

Среди личных вещей внимание полицейских привлек размокший конверт с белым гусиным пером внутри. На конверте удалось разобрать адрес: вилла господина Огавары. Удивительно, но сообщение о несчастном случае также поступило из дома Огавары. И вполне естественно, дознание решили начать с этого дома.

Начальник полицейского участка самолично направился к бывшему маркизу с просьбой помочь в опознании трупа.

Огавара и его личный секретарь подтвердили, что пострадавший — Горо Химэда.

Но что побудило этого человека покончить с собой? Из разговора с Огаварой выходило, что Химэда был образцовым служащим, на работе никаких проблем у него не было, в семье тоже покой и благополучие, о делах сердечных никто ничего не знал. Секретарь Огавары Такэхико Сёдзи рассказал, что ему было известно о белом пере в конверте, но ситуации это не прояснило, появилась лишь догадка, что могло иметь место убийство, а не самоубийство.

В тот же вечер полицейские еще раз долго беседовали с обитателями виллы Огавары, в первую очередь с хозяином и его супругой. Но тщательные расспросы очевидцев никакой новой информации не дали. Из ответов супругов следовало, что никого рядом с Химэдой они не видели; относительно того, прятался ли кто-либо в кустах, не могли ответить ни да ни нет.

С уходом полицейских волнение не улеглось.

— Никак не могу поверить в то, что Химэда по собственной воле покончил с собой, — задумчиво произнесла Юмико.

— Не хочешь ли ты этим сказать, что кто-то сбросил его в пропасть?

— Утверждать не могу, но… Вспомни, как он падал. По падению можно предположить и то, что его сбросили.

— Да, пожалуй… По характеру падения можно различить, сам человек бросился вниз или его кто-то сбросил. Но падение длилось какой-то миг, я не могу отчетливо восстановить его в памяти… Если исходить из того, что поводов для самоубийства у Химэды не было, то придется признать, что кто-то его убил таким образом.

— Полицейские говорили, что собираются первым делом внимательно обследовать край обрыва, а также побеседовать со служащими железнодорожной станции. Может, им удастся напасть на какой-нибудь след.

— Вряд ли. На месте происшествия никаких следов они не найдут. И беседы на станции бесполезны; сюда приезжает столько людей, разве всех упомнишь.

Такэхико слушал хозяев молча. Собственных суждений у него не было. Только как наваждение стояло перед глазами землистого цвета лицо Химэды.

Огавара весьма охотно откликнулся на просьбу полиции помочь в расследовании несчастного случая — и потому, что ценил Химэду как своего служащего, и потому, что был очень заинтригован этой таинственной историей.

Наутро после происшествия на вилле Огавары состоялась еще одна беседа с инспектором полиции города Атами.

Безусловным на этот момент было только одно: время происшествия. И звонивший в полицию секретарь Сёдзи, и сам Огавара зафиксировали время падения Химэды — приблизительно 17.10.

Инспектор сообщил, что его люди были в ближайшем от места происшествия кафе, беседовали с работниками, но результатов практически никаких. Кафе работает только до 17 часов, к тому же оттуда край обрыва не просматривается, не видна даже одинокая сосна, растущая в нескольких метрах от края. Кафе расположено у довольно оживленного шоссе. В сторону обрыва от него идет малозаметная тропинка, которая упирается в хилый забор с табличками «Проход воспрещен» и «Не торопись!».

— Эта узенькая тропа идет круто вниз; Химэду, если он и шел по ней, из кафе невозможно было заметить, — заключил инспектор.

— А что думают в полиции о мотивах самоубийства? Вроде бы ничто не толкало его свести счеты с жизнью. Не предполагаете ли вы факт убийства? Эти странные белые перья, которые он получал в конвертах дважды…

— Вы правы, сейчас главный вопрос — выяснить, что произошло: убийство или самоубийство. Но, мы полагаем, без помощи столичных коллег нам разобраться в этом не удастся. Непосредственных свидетелей происшествия нет, подозревать кого-либо конкретно у нас нет оснований. Самое разумное на этом этапе — просить полицию Токио изучить окружение пострадавшего. Пока же я вынужден побеспокоить вас. Приношу глубокие извинения за то, что отнимаю ваше время.