Вот что по этому поводу в январе 1923 г. написал в аттестации на А.Г. Ширмахера командир 9-го стрелкового корпуса М.Л. Великанов: «Не обладая твердой волей и решительностью, часто находится под влиянием лиц, его окружающих, имеюших указанное качество... Для иллюстрации укажу, что во время командования 18 сд. тов. Ширмахер находился под влиянием военкома тов. Ткачева, который, обладая сильной волей, подчинил его своему влиянию...»¹

И еще один документ, характеризующий сильную сторону Ткачева, как умелого организатора воспитательной работы в боевой обстановке. Это телеграмма наркома по военным делам Азербайджанской ССР А.Г. Караева, направленная 26 сентября 1921 г. из Баку в Тифлис начальнику политуправления Отдельной Кавказской армии (ОКА) М.И. Лисовскому. В ней Караев сообщает, что он своим решением задержал в Баку возвращающегося из отпуска И.Ф. Ткачева с целью привлечения его для организации политической работы в азербайджанских частях, боровшихся с бандитизмом в республике.

«Сего числа Баку мною задержан направляющийся Ваше распоряжение из отпуска бывший военкомдив 18 стрелковой т. Ткачев, коего я намерен назначить военкомбригом Азербайджанской стрелковой (бывшей Аздивизии) для поднятия дела на должную высоту. Убедительно прошу Вашей санкции на вышеизложенное и срочного ответа по существу сего»².

Ответ из Тифлиса пришел незамедлительно и за подписью командующего ОКА А.И. Геккера: «Бывший военкомдив 18 стрелковой т. Ткачев может остаться временно Вашем распоряжении для назначения военкомом Азстрелбригады впредь до приезда из Москвы тов. Орджоникидзе, который имел в виду назначение тов. Ткачева на другую должность»³.

В 1930 г. Ткачева зачислили слушателем первого набора Особой группы Военной академии имени М.В. Фрунзе. История этой группы такова. Осенью 1930 г. приказом наркома по военным и морским делам в академии была создана группа, названная Особой, в которую зачислялись высшие командиры РККА, имевшие богатый боевой опыт и проявившие военные способности, однако не получившие систематического военного образования. Срок учебы им определялся в два года (слушатели других факультетов академии учились три года). Первый набор Особой группы составлял 18 человек, однако до выпуска в 1932 г. их дошло только 12.

Вместе с Ткачевым в Особой группе учились: инспектор кавалерии РККА С.М. Буденный, начальник Артиллерийского управления РККА Г.И. Бондарь, командир 1-го конного корпуса червонного казачества О.И. Городовиков, начальник ВВС Московского военного округа И.У. Павлов, командиры дивизий: Московской Пролетарской— Г.И. Кулик, 3-й кавалерийской— Е.И. Горячев,

4-й кавалерийской— И.Р. Апанасенко, 12-й кавалерийской —

Д.Ф. Сердич, начальник Ленинградской пехотной школы В.Ю. Рохи, командир авиационной бригады Н.Н. Васильченко, комиссар

10-го стрелкового корпуса И.Г1. Михайлин.

Незадолго до окончания учебы в академии Иван Федорович получил (в феврале 1932 г.) назначение командиром 12-го стрелкового корпуса, которым руководил до декабря 1933 г. С декабря 1933 г. по март 1935 г. он заместитель начальника ВВС РККА. В марте 1935 г. переводится в резерв РККА в связи с назначением его начальником Главного управления Гражданского Воздушного Флота при СНК СССР.

Арестовали И.Ф. Ткачева 29 января 1938 г. и сразу же доставили в зловещую Лефортовскую тюрьму. Из этого факта напрашивается единственный вывод — с арестованным начальником ГВФ церемониться особо-то не собирались, а рассчитывали на быстрое получение нужных показаний. На практике так оно и получилось.

Допрошенный 14 ноября 1955 г. бывший начальник 5-го отделения 3-го отдела 3-го Управления НКВД СССР Моисей Захарович Эдлин, занимавшийся расследованием дела И.Ф. Ткачева, показал, что первый допрос в Лефортово проводил его начальник отдела Б.В. Рогачев-Цифранович: «Рогачев в моем присутствии спросил Ткачева, признает ли он себя виновным в контрреволюционной деятельности. Ткачев ответил отрицательно. В этот момент кто-то из сотрудников, фамилии я не помню, стоявший за спиной Ткачева, нанес ему сильный удар в область головы. Ткачев от удара упал, на голове показалась кровь. Этот удар послужил сигналом остальным присутствовавшим, которые бросились на Ткачева и стали его избивать. Ткачев кричал: «Я ничего не знаю»⁴.

В результате жестокого избиения Ткачев, по словам Эдлина, заявил, что готов писать любые показания, которые от него потребуются. Тогда же Иван Федорович под диктовку Рогачева написал заявление на имя наркома Ежова с признанием своей вины. В нем он заявлял, что в военно-фашистскую организацию был вовлечен в

1934 г. И.Э. Якиром— командующим войсками Украинского военного округа (тогда, как известно, Ткачев уже не служил в этом округе, занимая с 1933 г. пост заместителя начальника ВВС РККА).

Избив Ткачева и получив от него документ, очень нужный для успешного начала следствия, НКВДешное руководство (Н.Г. Николаев-Журид, В.В. Рогачев-Цифранович) убыло на доклад к более высокому начальству, передав «клиента» в руки следователя Моисея Эдлина (это он проводил арест Ткачева). Эдлин на допросе в ГВП 14 ноября 1955 г. утверждал, что он стал «беседовать» с Ткачевым на предмет более подробного развития фактов, упомянутых в заявлении на имя Н.И. Ежова. Однако Ткачев сказал Эдлину, что содержание заявления не соответствует действительности и являет-

ся полнейшим вымыслом. Это был самый первый (будут и другие) отказ И.Ф. Ткачева от ранее данных им показаний.

Бывший следователь Эдлин на упомянутом допросе в ГВП показал, что он (видимо, следуя ранее полученным указаниям от своих начальников. — Н.Ч.) этот отказ Ткачева протокольно не стал оформлять, а устно доложил о поведении арестованного своему начальнику отдела. Вскоре в Лефортово снова появился Рогачев-Цифранович и второй раз «побеседовал» с Ткачевым. Результатом этой «беседы» стало согласие заключенного давать «правдивые показания». Отметим, что в этих показаниях постоянно происходили некоторые изменения. Например, в собственноручных показаниях, датированных 1 февраля 1938 г., в качестве своего вербовщика в военный заговор Ткачев называет уже не командарма 1-го ранга Якира, а начальника штаба УВО комдива Д.А. Кучинского, действовавшего якобы по поручению Якира. К сему добавим, что и этот вариант вербовки был не последним — в показаниях от 6 марта

1938 г. в качестве вербовщика будет назван новый — начальник политуправления того же округа армейский комиссар 2-го ранга М.П. Амелин. И опять вербовка по поручению И.Э. Якира. В обвинительное заключение войдет второй вариант вербовки.

Удивительно, однако это факт — в деле по обвинению И.Ф. Ткачева нет ни одного протокола его допроса!.. «Царица доказательств» (признание подследственным своей вины) представлена в деле в виде заявлений Ткачева на имя Н.И. Ежова и Ч.Г. Николаева-Журида, а также собственноручных показаний в форме якобы свободного изложения-рассказа о своей контрреволюционной деятельности. При этом как заявления, так и «сочинения» имеют массу зачеркиваний и исправлений, никем и нигде не оговоренных. На этих показаниях нет никаких подписей лиц, допрашивавших Ткачева или дававших ему тему очередной главы «романа».

Набор обвинений И.Ф. Ткачева не отличался особой новизной. Налицо был все тот же перечень: участие в антисоветском военнофашистском заговоре; проведение диверсионно-подрывной работы в ВВС РККА и Гражданском Воздушном Флоте с целью снижения их способности выполнять возложенные на них задачи; шпионаж в пользу иностранного государства. Правда, было и еще обвинение, которого, пожалуй, не было ни у одного из военачальников Красной Армии, — это организация крупной провокации на границе, связанной с перелетом советского самолета в Маньчжурию с целью вызвать пограничный конфликт с Японией.

В собранном виде все «прегрешения» И.Ф. Ткачева были сформулированы старшим лейтенантом госбезопасности М.З. Эдлиным в обвинительном заключении. В нем говорилось: