Мальчик вспомнил поверье о том, что если положить что-нибудь под подушку, когда ложишься спать, и загадать желание, то оно исполнится. Может быть, это поможет, подумал он, и осторожно прикоснулся к обрывку уха. Оно было холодным. Мальчик поднял его. По краю уха запеклась кровь, он был зазубренный, как разбитое оконное стекло. Мальчик пошёл назад по кровавому следу, который теперь едва различал. Слезы опять потекли по его щекам. Он поднялся на крыльцо дома, снял охотничий мешок и вытер им ухо. Его била дрожь. Мальчик спрыгнул с крыльца, поднёс фонарь к самой земле и попытался заглянуть под крыльцо. Он окликнул Саундера. В ответ ни звука. У него перехватило дыхание. Он ещё раз вытер ухо и засунул его в карман куртки. Он решил положить ухо под подушку и загадать желание, чтобы Саундер остался жив.

Ветер стих. «Какая хорошая ночь для охоты!» — подумал мальчик. Далеко-далеко, у подножия холмов, двигался одинокий огонёк. Мальчик продолжал плакать, но про дрова не забыл. Он повесил фонарь на стену, подошёл к поленнице, взял два полена и понёс их в дом.

Уныние, которое всегда царило в хижине, когда мать не пела и не рассказывала сказок, теперь было невыносимым. В таких случаях мальчик не мог вымолвить ни слова, у него начинало щипать глаза, шумело в ушах. Голова у мальчика сильно болела, словно её сдавили обручем. Мальчик заметил жирные пятна на полу там, где упали доска и ветчина — значит, мать убрала их. А отцу сейчас, наверное, холодно в рваном комбинезоне.

Мать сидела у печки.

— Тебе надо поесть, — сказала она.

Мальчик пробыл на улице очень долго. Мать уже покормила малышей и уложила их спать. Она не принялась, как обычно, за грецкие орехи. Она не пела, даже вполголоса, только изредка шептала со вздохом:

— Ах, сынок, сынок…

Иногда она закрывала глаза и бормотала что-то про себя. Братишка сегодня, наверное, будет разговаривать и ворочаться во сне, подумал мальчик, но решил не ложиться как можно дольше. Может быть, мать разрешит остаться с ней на всю ночь. Он надеялся услышать визг, лай или постукивание лапой об пол. Но вокруг всё было тихо. Даже качалка, в которой сидела мать, не поскрипывала. Одно полено, горевшее в плите, вдруг скатилось к дверце и легонько стукнуло по ней. Мальчик встал и пошёл к двери.

— Ты же знаешь, что это плита, — сказала мать и взяла кочергу, чтобы задвинуть полено поглубже.

— Нет, это послышалось снаружи, — возразил мальчик и вышел из дома.

Вскоре он вернулся с фонарём в руках:

— Я хочу посмотреть ещё. Мне слышатся какие-то звуки.

Он зажёг фонарь от щепки, так же как и раньше. Мать молчала. А ведь она могла бы сказать: «Повесь его назад, сынок», как часто говорила, когда он выходил на охоту с Саундером в сумерки, подумал мальчик.

Уже на улице он прошептал:

— Да, конечно, это стукнуло в плите.

Он поставил фонарь на землю и попытался заглянуть под хижину, надеясь, что свет отразится в глазах Саундера, и тогда он увидит их в темноте, но там никто не пошевельнулся. Когда он на четвереньках вылез из-под крыльца, то зацепил фонарь и опрокинул его. Он схватил проволочный ободок и обжёг пальцы. «Не давай лампе перевернуться — она может взорваться», — неоднократно напоминал ему отец, когда ходили на охоту. Мальчик сунул обожжённые пальцы в рот, чтобы унять боль. Расплющенная миска Саундера валялась возле крыльца, кто-то наступил на неё. «Наверное, тот подлый белый, который пнул меня сапожищем», — подумал мальчик. Израненными пальцами он выправил, как мог, миску и поставил её на крыльцо.

Задув фонарь, мальчик повесил его рядом с охотничьим мешком, потом постоял на крыльце, вслушиваясь в отдалённые звуки. Одинокий огонёк, который направлялся к холмам, исчез. Мальчик теперь думал о надгробных камнях, что стоят за молитвенным домом и едва видны среди зарослей кустарника. Если помощник шерифа обернулся и застрелил отца, то кто-нибудь принесёт его домой, и его похоронят на этом кладбище. А если Саундер умрёт, я не поволоку его по замёрзшей земле, а возьму на руки. Я уверен, что донесу его, пусть даже будет тяжело, и похороню его за этим полем, под большим дубом.

Мальчик подобрал погнутую миску Саундера и отнёс в хижину. Мать на мгновение изумлённо откинулась в качалке и хотела было уже что-то сказать, но, увидев освещённое лампой лицо мальчика, промолчала, качалка её замерла. Потом она слегка повела головой, остановив взгляд на ужине, который всё ещё грелся на краю плиты.

Мальчик отошёл в угол комнаты за буфет и наполнил миску Саундера холодным бульоном из котла.

— Зачем это, сынок? — тихо спросила мать, как будто сожалея, что задаёт такой вопрос.

— На случай, если он вернётся.

— Ты голодный, сынок. Поешь сам.

Мальчик отнёс миску под крыльцо, вернувшись. Запер дверь, сел возле плиты и принялся за еду.

III

На следующее утро мать не готовила к завтраку свиную колбасу. Ветчина лежала на столе, но мать её так и не развернула. Каждый получил по лепёшке с молочной подливкой. В доме всё ещё стоял слабый запах ветчины, но колбасный дух уже выветрился, когда мальчик сел погреться у плиты. В расстёгнутой рубашке мальчик выбежал на улицу, заглянул под дом и окликнул Саундера. Мать позвала его назад. Она знала, что мальчик обязательно полезет под дом, поэтому заставила его одеть изношенный прошлогодний комбинезон и драную отцовскую куртку, которая доходила ему до колен, хотя вряд ли могла спасти от холода, потому что была вся в дырах.

Мать положила оставшуюся колбасу и ветчину в мешок и завернула очищенные грецкие орехи в коричневую бумагу, которую перевязала ниткой. Она обмотала голову шарфом и надела толстый коричневый свитер с заплатами из ярко-розовой фланели на локтях. Потом положила свёрток с орехами в корзину, которую всегда брала, когда шла в лавку, перекинула мешок через плечо и сказала мальчику:

— Я пойду продавать орехи в лавку.

— Следи за огнём, сынок. Не уходи далеко, чтобы малыши могли тебя дозваться, и не оставляй их одних. Не пускай их на холод.

— Разогрей всем к обеду немного каши на сковородке. Я вернусь к ужину.

— Если плита сильно разгорится, не оставляй ребятишек одних, сынок, и не ищи Саундера. Тебе не удастся найти его сегодня. Если придёт кто-нибудь чужой, не говори с ним.

Она так и не сказала, куда понесёт мешок.

Саундер ждёт хозяина i_11.jpg

После каждого наказа мальчик кивал головой. Он хотел ответить матери «да» или «не беспокойся, я всё сделаю», но не мог. Он затолкнул малышей с холода домой и закрыл дверь.

Когда мать спустилась с крыльца и вышла на дорогу, она начала тихонько напевать. Это была песня, которую мальчик много раз слышал по вечерам:

Ты должен пройти той пустынной долиной,
Ты должен пройти её сам,
Ведь никто не пройдёт этот путь за тебя…

Мальчику хотелось побежать за матерью. Он неотрывно смотрел, как её фигура становилась всё меньше и меньше, пока мешок за плечами не превратился в белое пятнышко. Вот фигура матери уже слилась с коричневой дорогой и серой землёй. Когда исчезло и белое пятнышко, мальчик посмотрел на небо.

— Сегодня солнца нет и земля не оттает, — сказал мальчик сам себе.

Отец, когда выходил утром на крыльцо, всегда разговаривал с ветром и небом, а иногда и с солнцем, особенно если оно поднималось из-за далёкого леса подобно огромному огненному шару. «Греет замёрзшие косточки», — говорил в таких случаях он. А если отец собирался на охоту, то предупреждал луну, висевшую над холмами: «Не свети слишком ярко — распугаешь всех зверей». Рядом с ним сидел на задних лапах Саундер и тоже вёл с луной на собачьем языке такой разговор, от которого леденеет кровь.

Сегодня маме от людей достанется, думал мальчик. Скажет ли она им, что ветчина валялась на полу? Если скажет, то они просто выбросят ветчину своим собакам. А могут и вовсе от неё отказаться, и тогда она принесёт её домой. Но свиную колбасу они наверняка заберут, потому что она завёрнута в чистую белую бумагу, и совсем свежая, ещё не жареная. Они могут вытолкать мать за дверь, посадить в повозку и тоже увезти далеко-далеко. Она рассыплет все орехи и уже не сможет продать их, чтобы купить взамен солёной свинины и картофеля.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: