Арно былъ такъ сильно привязанъ къ лэди Mopвиль, что согласился только на время служить Филиппу, говоря, что онъ пріѣдетъ въ Гольуэль, какъ только капитанъ отправится въ море.

Время шло, а мистеръ Эдмонстонъ, подъ разными предлогами, все отстранялъ свое объясненіе съ Филиппомъ. Видя, что дѣло не подвигается впередъ, а день общаго разставанья приближается, Эмми, переговоривъ съ матерью, рѣшилась сама объясниться съ капитаномъ и утѣшить его обѣщаніемъ, что она будетъ постоянно писать къ нему изъ Гольуэля.

Неизвѣстность мучила Филиппа, но заговорить первый съ дядей онъ не рѣшался. Ломая себѣ голову, почему его письмо осталось безъ отвѣта, онъ терялся въ догадкахъ, простили ли его Эдмонстоны или нѣтъ. Моральныя страданія изнуряли его еще хуже чѣмъ физическія, но онъ страдалъ молча, ежедневно ожидая рѣшенія своей участи.

Насталъ день отъѣзда. Филиппъ вздумалъ было самъ укладывать свои вещи, но дотого ослабѣлъ, что тетка отправила его лежать въ гостиную. Черезъ нѣсколько времени къ нему въ дверь постучалась Эмми. Она вошла одѣтая въ первый разъ въ полный трауръ. Длинное креповое, черное платье придавало ея худенькой фигурѣ еще болѣе дѣтскій видъ. Она держала въ рукѣ вѣтку каштановаго дерева, послѣднее воспоминаніе о Рекоарѣ.

— Филиппъ, я пришла къ вамъ съ маленькой просьбой, — сказала она, входя въ комнату.

— Все, что хотите, все сдѣлаю, — грустно отвѣчалъ онъ.

— Переведите мнѣ слѣдующую надпись по-латыни: здѣсь на памятникахъ все латинскія надписи.

Она подала ему бумажку, гдѣ по-англійски было написано слѣдующее: «Гэй Морвиль, изъ Рэдклифа въ Англіи. Скончался наканунѣ дня собора Св. Михаила, 18-, на 22-мъ году отъ рожденія.»

«Чаю воскресенія мертвыхъ и жизни будущаго вѣка».

— Передайте эту бумагу Арно, — сказала она, — и прикажите поставить на могилѣ крестъ, но здѣшнему обычаю.

— Хорошо, — отвѣчалъ Филиппъ:- благодарю васъ за порученіе. Но если вы позволите, я измѣню немного надпись: «Нѣтъ большей сей любви, какъ если кто положитъ душу свою за други своя» [1], вотъ что, по моему, выразило бы идею жизни покойнаго Гэя.

— Понимаю, — сказала Эмми:- но онъ самъ не желалъ бы имѣть такой громкой надписи.

— Но чтожъ это я вамъ совѣтую, — горько возразилъ Филиппъ. — Стою ли я быть другомъ! Нѣтъ, Эмми, нѣтъ. Велите лучше вырѣзать текстъ: «Если врагъ твой жаждетъ, подай ему пить, потому что черезъ это ты собираешь угли горящіе на главу его». Ахъ! у меня отъ нихъ голову жжетъ! проговорилъ онъ, схвативъ себя за лобъ.

— Полноте, возразила Эмми:- мужъ мой всегда считалъ васъ искреннимъ своимъ другомъ.

Послѣ этого объясненія, Филиппъ сдѣлался спокойнѣе. Эмми подала ему молитвенникъ его отца и предложила ему написать на первой страницѣ свое имя, ей на память. Пока онъ медленно выводилъ слова, Эмми робко спросила его, будетъ ли онъ съ ней переписываться?

— Непремѣнно, если вы позволите, — отвѣчалъ онъ вздохнувъ.

— А знаете ли вы, что ваше письмо не застало нашихъ въ Гольуэлѣ? сказала вдругъ Эмми.

— Какъ! они ничего не знаютъ? тревожно воскликнулъ Филиппъ.

— Нѣтъ, имъ все извѣстно. Садитесь и выслушайте. Лора до того горевала, когда пришло извѣстіе о вашей болѣзни, что мама вырвала у ней почти признаніе.

Затѣмъ Эмми очень осторожно, но въ точности передала ему все дѣло, и успокоила его, сказавъ, что Чарли такъ умѣлъ уговорить отца, что тотъ Лорѣ вида не подалъ, что сердитъ на нее.

— Они простили ее! Слава Богу! Эмми, вы сняли камень съ моей души. Какъ я радъ, что она все сказала! Ваши отецъ и мать дотого добры, что я даже за себя уже не такъ теперь боюсь, — проговорилъ Филиппъ.

— Они простили васъ обоихть, но объясняться съ вами теперь у нихъ духу недостаетъ.

— Простите насъ вы, Эмми, — возразилъ глухимъ голосомъ Филиппъ: — а за другихъ ужъ я тогда отвѣчаю.

— Тсъ! ни слова, — возразила молодая женщина: — мы вмѣстѣ выстрадали столько, что не можемъ уже быть чужими другъ другу. Забудемъ прошлое, пишите ко мнѣ почаще, и увѣдомьте, куда мнѣ отвѣчать.

— Какъ! Вы будете писать ко мнѣ! съ оживленіемъ, воскликнулъ Филиштъ. — Эмми! Эмми! Это уже слишкомъ!…

— Полноте, другъ мой! кротко замѣтила она и, взявъ его за голову, прибавила:- А что, болитъ она у васъ?

— Не болитъ, а ломитъ отъ думы, — со слезами отвѣчалъ Филиппъ. — Вы, онъ, — котораго я не понялъ, котораго я оклеветалъ, ваша разбитая жизнь, потерянное счастіе, его смерть изъ-за меня: — все это горящіе уголья, которые совсѣмъ меня сожгли. Не подъ силу мнѣ такой тяжкій крестъ.

— Ваше раскаяніе искупило все, — тихо проговорила Эмми. — Господь не взыщетъ на васъ болѣе, вы довольно уже вынесли все это время. Припишите на молитвенникѣ сегодняшнее число. Этотъ день будетъ для меня всегда памятенъ.

— Хорошо, — отвѣчалъ онъ:- а вы напишите тутъ же тотъ текстъ, помните, который вы сказали мнѣ однажды: Сердце сокрушенно….

— Эмми, все готово! объявила мистриссъ Эдмонстонъ, входя въ комнату. — Пора ѣхать, Филиппъ, прощайте! сказала она торопливо, какъ бы желая избѣгнуть дальнѣйшаго объясненія съ нимъ.

Мужъ ея еще болѣе заспѣшилъ. Онъ вбѣжалъ, по обыкновенію съ шумомъ, пожалъ руку племяннику, пожелалъ ему хорошаго пути и скораго выздоровленія и убѣжалъ на крыльцо. Одна Эмми простилась съ нимъ по-дружески и, чтобы скрыть слезы, опустила вуаль на шляпку.

Филиппъ сдѣдилъ, пока они всѣ трое усѣлись въ экипажъ, и свѣтлая ласковая улыбка Эмми служила ему большой отрадой въ тяжкую минуту разлуки.

— Увижу ли я ее когда-нибудь! со слезами произнесъ онъ, возвращаясь въ свою одинокую квартиру.

Посмотримъ, что дѣлалось все это время въ Гольуэлѣ. Вѣсть о кончинѣ Гэя была страшнымъ ударомъ для семьи Эдмонстоновъ. Шарлотта плакала съ такимъ неистовствомъ, что мистеру Россъ пришлось даже поссориться съ нею изъ-за этого. Онъ стыдилъ ее, говоря, что она должна брать примѣръ съ Эмми, и Шарлоттѣ сдѣлалось поневолѣ совѣстно, тѣмъ болѣе, что, предавшись одному горю, она почти забросила больнаго своего брата. Чарльзъ проводилъ цѣлые дни одинъ. Онъ по цѣлымъ часамъ молча тосковалъ по умершемъ единственномъ своемъ другѣ Гэѣ и только съ мистеромъ Россомъ позволялъ себѣ говорить о немъ. Въ минуты тяжкой скорби, у бѣднаго страдальца вырывались иногда слова ропота; но старикъ Россъ умѣлъ уговорить и его. Онъ успокоивалъ Чарльза словами евангелія, говоря, что люди чистые сердцемъ Бога узрятъ, и приводилъ ему въ примѣръ кротость и смиреніе его овдовѣвшей сестры.

Лора ни у кого не искала утѣшенія. Ока одна безмолвно выполняла всѣ домашнія обязанности и страшилась произнести имя Гэя, думая, что братъ и сестра усумнятся въ ея горѣ.

Получено было письмо, что путешественники переѣхали уже Ламаншъ и вечеромъ будутъ въ Гольуэлѣ. Для Эмми велѣно было приготовить прежнюю ея дѣвичью комнату.

Насталъ вечеръ; Шарлотта заперла Буяна у себя въ спальнѣ, и вмѣстѣ съ братомъ и Лорой усѣлась въ гостиной, около камина. Чарльзъ невольно вспомнилъ, какъ Эмми, сидя съ нимъ и съ Гэемъ, въ послѣдній разъ въ саду, спросила: когда-то они снова увидятся! — а вотъ и увидѣлись, со вздохомъ подумалъ онъ. Лора дѣлала видъ, будто читала книгу, а Шарлотта то и дѣло вскакивала, поднимая фальшивую тревогу. Стукъ колесъ послышался издали. Всѣ притихли, и наконецъ карета подкатила къ крыльцу.

Обѣ сестры бросились бѣжать въ пріемную. Чарльзъ дрожащими руками хватался за костыли, но не сладилъ съ ногами и не двинулся съ мѣста. Черезъ минуту нѣсколько фигуръ въ траурѣ появились на порогѣ гостиной. Эмми обняла брата молча. Мать съ громкимъ рыданіемъ бросилась его цѣловать, а отецъ невѣрнымъ голосомъ спросилъ:- Ну, братъ Чарли, каково тебѣ жилось безъ насъ?

Всѣ усѣлись вокругъ больнаго. Чарльзъ жадно вглядывался въ лицо сестры и нашелъ, что она мало перемѣнилась. Вѣки ея только немного покраснѣли и припухли отъ безсонницы.

— Какъ ты себя чувствовалъ это время? спросила Эмми съ грустной улыбкой, замѣтивъ, что братъ не сводитъ съ нея глазъ.