Склонив голову, Бак медленно направился к дверям. Господи, что же я натворил?! Он и не предполагал, что будет, когда готовил это фальшивое завещание… когда придумал план, чтобы… Слеза скатилась у него по щеке. Натянув шляпу поглубже, он тихо вышел.
— С Кэти все в порядке, — успокаивал Викторию Уэс. — Она просто испугалась. Они с Джо еще в больнице, но с ними все хорошо. И с тобой тоже. — Он целовал ее лоб, щеки, губы, руки. — Ты здорово ободрала руки. Они все в ссадинах и занозах. Дым еще не совсем вышел из легких, но через несколько дней ты будешь как новенькая. И тогда можно отправляться домой.
Домой. Слово резануло Викторию. Дом. Где ее дом? Ясно, что не в Глори-тауне, где из-за нее случилось столько неприятностей, чуть было не приведших к трагедии. Не имеет значения, что она любит Уэса и Кэти. Она не заслуживает их любви.
Виктория взглянула на Уэса. Под глазами у него темные круги, рука перевязана. Он измучен… и потерян. В глазах нет обвинения или ненависти, но он должен ее ненавидеть. Она едва не погубила его ребенка. Безответственная дурочка. И Виктория оттолкнула его руку.
— Я хочу побыть одна, Уэс. Оставь меня.
Если бы она ударила его ломом, то причинила бы, наверное, меньше боли.
— Уйти? Нет. Сейчас я проведаю Кэти, а потом мы с ней придем к тебе. Кэти и Джо от дыма сразу же потеряли сознание и упали на землю. Это их спасло. А как только мы сделали пролом в стене, к ним пришел свежий воздух. Так что они почти не пострадали.
Виктория прикрыла глаза.
— Уходи.
Уэс поднял ее руку и прижал к губам. Что-то слишком много на него навалилось. Жуткая тревога за дочь, пока ее везли в больницу. Сознание, что там осталась Виктория. Он видел, как ее вынесли на воздух, но не знал, насколько тяжело ее состояние. И вот сейчас она приказывает ему уйти. Покачав головой, Уэс наклонился и поцеловал ее в щеку.
— Леди, мне нужно кое-что тебе сказать, и никто не помешает сделать то, что я хочу. Я не предавал тебя. Все не так, как ты себе вообразила. Я понимаю, что сейчас тебе тяжело. Виктория, не смотри на меня так. Я ведь почти потерял тебя. Ты же едва не рассталась с жизнью.
— Я! — Виктория попыталась сесть. — А ты? Джо? Кэти? Разве дело только во мне? Ты сам еще больше не в себе, чем я думала. Уходя и не приходи ко мне. Нам не о чем говорить. — Она закашлялась, горло саднило.
Уэс уложил ее на подушки.
— Ты делаешь себе хуже. Я немного побуду с Кэти и вернусь. — Он вновь поднес к губам ее руку…
Кэти спала. Бледненькая, она тихо лежала на белых простынях. «Господи, благодарю тебя», — прошептал Уэс, устраиваясь на стуле и кладя голову на кровать рядом с крошечной ручкой дочери. Так удобно, простыни такие прохладные, а он устал, так устал.
Одна. Это то, что она заслужила. Одиночество и пустота. Уэс ушел и унес с собой жизнь. У нее все болело. Было больно дышать. Но настоящая боль засела глубже и чувствовалась острее.
Вид всех этих трубочек и проводов вызвал у Виктории усмешку. Так много усилий, чтобы поддержать в ней жизнь, в то время как она ощущала внутри смерть. Предательство. Слово без устали крутилось в мозгу.
Страдание. До сегодняшнего дня она не знала, что это значит. Горе. Мучение. Словно ожидая облегчения, Виктория прикрыла глаза.
Дверь отворилась. Вошла медсестра, с деловитым видом поменяла лекарство в капельнице и вышла. Виктория молча посмотрела ей вслед.
Если Уэс никогда больше не взглянет на нее, не заговорит с ней, это будет только справедливо. Веки отяжелели. Грудь болела.
На кровать легла чья-то тень.
— Кто… — В рот словно набилась вата, губы не слушались.
Ее трогала чья-то теплая рука. Прикосновение было очень приятным, успокаивающим. Чей-то голос убаюкивал. Но это не Уэс.
— Кто? — пыталась она вновь что-то сказать, но мозг затянуло пеленой, и Виктория погрузилась в темноту.
Ник застонал и прижался к ней. Он хотел сказать ей, он очень хотел все рассказать, но тогда она отвернется от него. Рисковать нельзя. Все это ради нее. Только ради нее. Он прижался губами к ее губам. Гладил волосы, наслаждаясь их мягкостью и шелковистостью. Боль в голове почти утихла. Раньше медсестра его не пускала, и он ждал. А когда Уэс вышел, он не стал никого спрашивать, а просто вошел.
Как она лежит, бедная, эти аппараты подключены. Сначала Ник видел только ее, а потом вдруг вспомнил все, и так ясно. Уэсу следовало быть осторожнее. Разве он не нашел около амбара пачку сигарет? Виктория предупреждала его, он сам слышал. Внезапная боль пронзила виски. Глядя в потолок, ожидая, когда приступ отпустит, он сжал ее пальцы.
Уэс чуть не убил его Викторию. Он ненавидел Уэса. Уэс должен уйти. А он, Ник, должен заставить его уйти. Пальцы Виктории слегка пошевелились. Целуя ее глаза, щеки, он прошептал;
— Все хорошо. Ник здесь. Твой Ник здесь.
Теперь его охватила страсть, еще сильнее, чем боль. Мышцы напряглись. Ему нельзя здесь оставаться. Нельзя, чтобы кто-нибудь его видел. Он еще вернется за своей Викторией. Когда унесут все эти трубочки. Никто не отберет ее у него. В мозгу застучало, словно азбука Морзе. Точка. Тире.
Схватившись за голову, Ник пошел к двери. По дороге боль заставила его упасть на колено. Выпрямившись, он натолкнулся на стену, на ощупь нашел выход.
Викторию преследовал этот кошмар. Темнота, жар, клубы дыма. Личико Кэти. Такое пугающе неподвижное. Пламя. «Уэс!» — силилась закричать она.
С трудом приходя в себя, рядом с кроватью она увидела Уэса. Он выглядел каким-то испуганным, уставшим и будто побитым. Склонившись к Виктории, он обнял ее, успокаивая.
— Все хорошо. Все хорошо. Это просто страшный сон. Ты в безопасности. Все в безопасности.
Уэс протянул ей стакан с питьем. Напиток был золотистым и таким же вкусным, как мороженое в жаркий день. Теперь, когда Виктория совсем проснулась, к ней вернулось чувство вины и тяжким грузом придавило к кровати. Она, насколько могла, отодвинулась от Уэса.
Ничего не понимая, но подчиняясь ее воле, он вернулся на свой стул.
— Принести тебе поесть? Или дать еще попить?
Виктория отвернулась. Уэсу это не понравилось. Ему не нравилось выражение загнанности в ее глазах и то отчаяние, что нарастало внутри у него самого.
— Не отворачивайся от меня сейчас, когда ты особенно нужна мне! — с мольбой в голосе произнес он.
— Провал, — пробормотала Виктория.
— Что ты хочешь этим сказать? — Уэс пододвинул свой стул и взял ее забинтованную руку в свою.
— Опять я потерпела неудачу. В Вирджинии общество поставило на мне крест, потому что я отказывалась жить так, как, по их мнению, должна. Сначала они посчитали мою работу в госпитале значительным делом, пока не нашли, что я слишком много времени трачу на ветеранов и что я могу увидеть в госпитале то, что молодой леди видеть не подобает. Затем я не смогла поймать богатого жениха после развода, как планировала моя мать. С Дэвидом я сама все испортила. Я ведь могла остаться. Наверное, я не права. Наверное… мне следовало остаться.
Уэс устало потер рукой лицо. Терпение и понимание. Видимо, Виктория немного не в себе. Когда ей станет лучше, она и не вспомнит об этом. Все, что от него требуется, это терпение. Он ужасно устал.
— Ну да, конечно, — возразил он. — И потом всю жизнь жалеть. Нет. Никаких неудач пока нет.
— И с дядей Генри… я никогда не видела даже его фотографии. Каждый раз, как я здесь упоминаю о нем, все, что я получаю в ответ, это улыбка и похлопывание по спине… больше ничего. Потом ты. Из-за меня чуть не погибла твоя дочь… — Виктория зажмурилась, чтобы смахнуть выступившие слезы.
Внутри у Уэса все сжалось.
— Закрой глаза. Поспи. Я приду утром. Утром тебе будет лучше.
Она пыталась выдернуть свою руку из его рук. Он не должен утешать ее. Она должна была умереть.
— Я люблю тебя, Виктория. Теперь спи. У нас будет еще время обсудить все это.
Он убрал волосы с ее лба.