— Я вас слышал, слышал, маленькая леди, — настаивал старичок, лукаво подмигивая. — Это было утром. Диана пела в доме, а вы ей вторили, на улице у ворот. Пели вы, как птичка, но не замечали, что я вас слушаю.

— Неужели? — сказала, смеясь, девочка. — Как я рада, что вы слышали, как я пою. Хотите, я вам когда-нибудь спою «Спи, дитя мое, усни»?

— С величайшим удовольствием! — сказал Жерар. — Я обожаю музыку. А я так давно не слыхал хорошей музыки, — прибавил он со вздохом, — так давно! Вы даже не поверите, маленькая леди, какой я был в те времена.

— Вы тогда не завязывали себе уши платком, месье Жерар?

— Как можно? Ведь теперь оттого они завязаны, что у меня «стреляет» в ушах.

— А вы не носили фартук? Не штопали чулок? — допрашивала леди Джен, которой очень хотелось знать, в чем старик изменился.

— Носил ли я фартук? — расхохотался старик Жерар, поднимая руки кверху. — Конечно, нет! Я был, что называется, красивый молодой человек: черные волосы мои слегка кудрявились, и — хотите — верьте, хотите — нет — я щеголял в черных шелковых панталонах, носил лакированные башмаки с бантами.

— Неужели, месье Жерар, неужели? — спрашивала леди Джен, причем маленькое личико ее так и сияло от радости. — Воображаю, как вы были красивы! Но у вас тогда не было овощной лавочки?

— Конечно, нет; я тогда занимался совсем другим. Я же вам сказал: я был, что называется, красивый, изящный джентльмен!

— Чем же вы занимались, месье Жерар?

— Я был профессором, моя маленькая леди.

— Профессором! Что это за слово?

— Профессором называется джентльмен, который дает уроки.

— Значит, вы давали уроки музыки? О, я это давно угадала! — сказала леди Джен.

Жерар лукаво улыбнулся и покачал головой.

— Нет, нет, вы не отгадали, дорогая леди, я не был учителем пения!

— Ах, как жаль! — разочарованно воскликнула леди Джен.

— Но я был учителем танцев! — гордо произнес месье Жерар, несколько подавшись вперед. — Да, и был известным балетмейстером Парижской оперы!

У леди Джен широко раскрылись глаза от изумления.

— Неужели? — спросила она, оглядывая старика.

— Да, милая леди, это так! И я с завтрашнего дня начну учить вас грациознейшим танцам.

Леди Джен в восторге захлопала в ладоши.

— Ах, как это будет интересно! — воскликнула она. — Я хочу начать учиться сейчас же!

— Но только тсс!.. — произнес старик, прикладывая палец к губам. — Это должно быть тайной, маленькая леди Джен!

Леди Джен обещала старику хранить в строжайшем секрете решение об уроках танцев, но он позволил сообщить об этом ее другу — Пепси.

Наступили праздники. Какие бы желания, надежды, расчеты ни таились в душе маленькой леди Джен, она не по-детски сумела их скрыть и все праздничные дни была весела, мила и внимательна к окружающим. Но Пепси, зорко следившая за своей любимицей, не не раз замечала, что девочка ни с того ни с сего вдруг задумывалась. Что касается праздничных подарков, которые в известной мере свидетельствуют о нежности и внимании друзей и знакомых, то в этом у леди Джен не было недостатка.

Первое, что бросилось ей в глаза, когда она проснулась в день праздника, был висевший черный чулок, туго набитый. Леди Джен бросилась рассматривать, что лежало в чулке. Эдраст, всегда нуждавшийся в деньгах, и тот вспомнил о девочке: он преподнес ей разодетую куколку, с поясом, который был украшен дорогой пряжкой. Пряжка предназначалась, конечно, не кукле, а самой леди Джен. За пояс куклы была вложена изящная визитная карточка с надписью крупными буквами: «Эдраст Жозен поздравляет с праздниками». На столе оказалась корзина с фруктами от месье Жерара; тут же леди Джен отыскала будто притаившегося в зелени прелестного желтого утенка и сразу догадалась, что его прислала Диана.

Это были первые домашние сюрпризы. Новые удовольствия ожидали Джен у Пепси; та требовала, чтобы ее сделали свидетельницей радости своего маленького друга, и распорядилась, чтобы в ее комнате, рядом с рабочим столом, был еще один столик — пониже. На этом столике расставили подарки от семьи Пешу. Маделон и Пепси присоединили к ним и сюрпризы от себя, а сверху все покрыли скатертью. Как только «леди Джен» вбежала в комнату, скатерть сняли — и глазам девочки представилась груда игрушек, книг с картинками и прочее.

Из всех подарков леди Джен больше всего дорожила серебряным наперстком — от Пепси, уточкой — от Дианы и тетрадкой с музыкальными пьесами — от Маделон.

Когда первый восторг миновал, леди Джен пообедала со своими друзьями и осталась у них на весь день.

— Мне очень нравятся праздники, — говорила Пепси, когда они остались вдвоем с леди Джен. — Приезжает тетя Модя с детьми, привозит конфект, гостинцев из деревни, мальчики устраивают фейерверк. На улице с утра до вечера езда, нарядные толпы людей, а вечером пускают ракеты, римские свечи[1]. Все веселы, поздравляют друг друга с Новым годом! Так хорошо!..

В комнату вошла Мышка; зубы ее сверкали в широкой улыбке, которая освещала смуглую физиономию служанки. Она подошла к Пепси и леди Джен с каким-то таинственным видом.

— Я вас, барышни, не поздравила с праздником, — сказала она на ломаном английском языке. — Мне и в голову не приходило, что в этот день раздают подарки. Денег у меня нет на покупку кукол и других игрушек, — я вам принесла в подарок коврижку; говорят, она вкусная. Ешьте на здоровье! — И, говоря это, маленькая негритянка развернула большой лист желтой бумаги и вывалила на стол толстую коврижку из темной муки грубого помола.

Пепси не ошиблась: праздник прошел весело. Приехали дети Пешу, как было обещано, и навезли кучу гостинцев, сладостей. Какой был обед! Леди Джен долго его вспоминала. Тетя Модя, не желая оставлять мужа одного в праздничный день, утром же вернулась к себе на ферму, а детям разрешила остаться до вечера.

Когда гости уехали и в скромной комнатке Пепси водворилась обычная тишина, леди Джен заметила, что праздник прошел очень весело.

— А вот погоди! — говорила Пепси, таинственно улыбаясь, — Наступит день карнавала, и тогда ты увидишь, как у нас веселятся!

Любопытство леди Джен эти слова Пепси усилили, и она с нетерпением стала ждать. Время летело незаметно среди ежедневных уроков и репетиций. Пепси учила ее читать, писать и шить; Диана заставляла ежедневно повторять гаммы, к немалой досаде старушки, которая придерживалась мнения, что девочка слишком мала, чтобы ее руки уставали от бесконечных упражнений.

За уроком музыки и пения следовала репетиция танцев, что всегда особенно развлекало Пепси и Мышку. Пепси была в роли очарованного зрителя, а Мышка всячески старалась заменить месье Жерара, становясь против танцующей девочки и хлопая в ладоши. Но что было всего уморительнее — это живое участие голубой цапли, силившейся подражать своей юной хозяйке. Цапля то величаво выступала, то неуклюже прыгала на месте, то порхала из угла в угол, взмахивая тяжелыми крыльями и явно уступая в грации старому Жерару.

Раз как-то Мышка, проходя мимо овощной лавочки Жерара, стала свидетельницей урока танцев, который леди Джен брала у бывшего балетмейстера. С этой минуты черномазая плутовка не могла без смеха смотреть на невысокого профессора танцев.

— О, мисс Пип! — говорила она, прибежав впервые к своей барышне и задыхаясь от смеха. — Кабы вы поглядели на мистера Жерара, как он стоит, вывернув носки обеих ног, приподняв складки широких панталон, и затем начинает танцевать. Умора, да и только!

Мышка стала в позу мистера Жерара и силилась передать его грациозные движения.

Пепси, глядя на нее, хохотала до слез.

— А наша мисс леди, — продолжала, не унимаясь, маленькая негритянка, — стоит против учителя и точь-в-точь повторяет каждое движение. Только у нее все так выходит, что глаз не отведешь, все смотреть хочется. Держит обеими ручками юбочку и вокруг старика так и носится, так и носится! Ну, точно бабочка!