— Где Марта? — Хадсон снимает пиджак, как только входит, перекидывает его через левую руку и направляется на кухню.

— Я дала ей выходной. — Перемешиваю овощи на сковороде. — Решила приготовить для нас ужин.

— Не стоило этого делать.

— Пары так делают. Готовят друг другу еду. Это всё ради практики и достоверности.

Его руки едва касаются моей талии, но лишь на мгновение. Если бы я не знала его лучше, решила бы, что он хотел поцеловать меня.

Но он знает, как я к этому отношусь.

— Может, подождешь меня в столовой? — спрашиваю я, выкладывая еду на тарелки.

Свечи зажжены, играет музыка, стол накрыт, а шторы раздвинуты, открывая прекрасный вид на сумеречный город.

Это самое романтичное, что может быть между нами, но меня это устраивает.

Спустя минуту я присоединяюсь к нему с едой, заняв место справа от него.

— Не знал, что ты умеешь готовить, — говорит он и берет вилку. Я уже налила ему бокал вина, а свой наполнила водой. Решила, что если буду опережать события, избавлю себя от очередных объяснений относительно того, почему я не пью. — Пахнет замечательно.

— Спасибо. — Я придвигаюсь ближе, наблюдая за тем, как он пробует первый кусочек, затем второй.

Сама не подозревала, что умею готовить, но имея в запасе лишнее время, я смогла просмотреть несколько приличных кулинарных видео на «Ютьюб», сходила в магазин органических продуктов на углу и вернулась обратно, чтобы успеть приготовить еду к его возращению.

— Через несколько дней мы уезжаем в Монток, — сообщает он спустя несколько минут.

— Я думала, это будет только в следующем месяце?

— Звонила моя мать и захотела все перенести. Видимо, она в режиме полной планировки вечеринки по поводу нашей помолвки, и в эту субботу в небольшом пляжном клубе есть свободное помещение для вечеринки.

— С ее стороны очень мило устроить для нас вечеринку. — Я накалываю на вилку небольшой кусочек брокколи. — Но не стоило этого делать.

— Хелена Резерфорд найдет любой повод устроить вечеринку. Это смысл ее жизни.

— Ты всегда называешь свою мать полным именем? — смеюсь я.

Он делает паузу.

— Теперь, когда ты на это указала, я и вправду склонен так делать, да?

Я киваю.

— Думаю, пока я рос, она никогда по-настоящему не была просто… мамой… Она всегда была такой властной женщиной, — признается он. — Просто… Хеленой Резерфорд.

— Или, может, это помогало тебе абстрагироваться? — пожимаю я плечами. — Уверена, в глубине души ты чувствовал себя брошенным ею.

— Неважно. — Он съедает еще кусочек, прежде чем дотянутся до бокала с вином и сделать два глотка.

— Тогда расскажи мне о Монтоке, — говорю я. — Кто там будет? Чем мы будем заниматься? Какой там дом? Чего мне ожидать?

— Там будут мои родители, конечно же, — сообщает он. — И Шеффилды. В одни из выходных приедут дяди и тети. Возможно, будет кто-то из кузенов и кузин. Друзья по соседству. Будет много народу. Не соскучишься. Наш дом — это настоящие произведение искусства, он принадлежит нашей семье уже несколько поколений. Ты не будешь разочарована.

— А как вы развлекаетесь?

— Там есть пляжи. Шикарные рестораны. Плавание под парусом. Водные лыжи. Живая музыка. Можно нанять частного шеф-повара. Яхтинг. Прыжки с парашютом. Верховая езда. Разжигание костров. Мари, ты можешь делать всё, что заблагорассудится твоему сердцу.

— Напомни-ка мне, как долго мы там пробудем?

— Четыре недели, плюс-минус. — Он делает очередной глоток, прежде чем посмотреть в окно. Вместо солнечного света здания укрыли темные тени, а уличные фонари начали мерцать и светиться. — Но время пролетит незаметно. Всегда так было.

После ужина мы берем посуду и уносим ее на кухню, он кладет свою возле раковины, прежде чем уйти. Включаю воду и хватаю бутылку моющего средства с нижней полки, наполняя раковину мыльной водой.

— Что ты делаешь? — спрашивает он.

Я приподнимаю бровь.

— Мою посуду.

— Марта может сделать это утром. — Хадсон машет рукой, начинает уходить, и, не раздумывая, я тянусь за выдвижным изливом и обрызгиваю ему спину.

Хадсон вздрагивает, когда холодная вода попадает в него, и, резко развернувшись, несется ко мне.

— Ах, вот как? Хочешь поиграть? — говорит он, смеясь и вырывая излив из моих рук. Повернув его в мою сторону, он мочит мою футболку, пока для воображения почти не остается места.

— Зачем ты это сделал? — Я притворяюсь, что злюсь на него, но на самом деле просто хочу повеселиться.

— Я просто отомстил тебе.

— Я обрызгала тебя, потому что ты вел себя, как избалованный ребенок. — Смотрю на воду, которая по-прежнему бежит из крана, а затем быстро подношу к ней ладони, наполняю их водой и плескаю ее ему прямо в лицо. Он уклоняется, и вода с плеском расплывается по мраморным плиткам пола.

Хадсон повторяет за мной, только, когда пытаюсь пригнуться, я поскальзываюсь и падаю на задницу, прямо в маленькую лужицу, и он подходит ко мне и встает на колени.

Я хихикаю, запыхавшись, увлекшись моментом, когда он протягивает руки к моим бедрам и притягивает к себе. Мои волосы прилипли к лицу, а футболка облепляет тело. Я хочу ее содрать, пойти переодеться, но в то же время остаться здесь. Прямо здесь. С ним.

Мы смеемся.

И прежде, чем я успеваю понять, что происходит, он нависает надо мной. Наши взгляды встречаются. Улыбки гаснут. На мгновение я закрываю глаза, а затем чувствую резкий жар губ на своих губах, влагу бархатного языка, непростительную твердость между его бедер, когда он прижимается ко мне.

Я протягиваю руки к его лицу, скольжу по точеному подбородку, цепляюсь за затылок, проводя пальцами по мокрым темным волосам.

Я позволяю ему целовать себя.

И не прошу остановиться.

Не сопротивляюсь, прекрасно понимая, что, скорее всего, ничем хорошим это не закончится, но ощущения слишком приятные, чтобы прерывать их.

Его бедра прижимаются ко мне сильнее, прикосновение его члена вызывает дрожь во всем теле.

Хадсон тянется к краю моей футболки, поднимая ее, пока прохладный воздух не касается моей влажной кожи. Мой живот прогибается от его прикосновений, и кровь стынет в жилах, когда пальцами он пробирается выше, проскальзывая под мой бюстгальтер.

Ладонью он ласкает мои затвердевшие бугорки, моя грудь часто поднимается и опадает.

Я не могу дышать.

Но мне это даже нравится…

Хадсон снова меня целует, на этот раз крепче, а свободной рукой гладит мое правое бедро, притягивая его ближе к себе, пока вжимается в меня.

Грубый стон слетает с моих губ. Мое тело и разум поддаются этому испытанию, а сердце просто следует за ними.

Я хочу убедить себя, что смогу сделать это.

Прежде у меня уже был роман на одну ночь.

Ни к чему не обязывающий секс.

Я искала физическое удовольствие ради одного или двух приличных оргазмов, совсем не думая о последствиях.

Это не чуждое для меня понятие.

Хадсон садится, взглядом осматривает меня, а затем встает на ноги. Наклонившись, он помогает мне встать. Мое тело трясется и дрожит. Мне холодно без его теплых прикосновений.

— Хадсон, что мы…

— Ш-ш-ш… — Он притягивает меня к себе, руками обвивает мою талию, когда снова меня целует. Его губы нежные, а поцелуи жадные, страстные.

Стянув мою футболку через голову, Хадсон проводит пальцами вдоль ключицы, прежде чем прижаться поцелуем к влажной коже. Спустив атласные бретельки моего бюстгальтера с плеч, он расстегивает застежку на спине, позволяя ему упасть на пол, оставляя меня полностью обнаженной выше пояса.

— Боже, ты прекрасна, Мари, — говорит он, обхватывая крепкими руками мою округлую, налившуюся грудь. Мне нравятся эти прикосновения, нравится быть желанной и привлекательной. Вызывать страсть. — Черт возьми, ты даже не представляешь, как сильно я хочу тебя.

Я прикусываю нижнюю губу, чтобы спрятать улыбку.

— И это говорит мужчина, который всего несколько недель назад отчитывал меня на глазах у всего конференц-зала за то, что я принесла ему не тот кофе, — говорю я мягким голосом.

— Ты сделала это специально.

— Знаю.

Он сжимает мою задницу, прежде чем притянуть к себе. Я обвиваю ногами его бедра, вновь задевая его твердость, и сердце пускается в безумную скачку.

Понятия не имею, что будет дальше.

Чтобы прекратить всё это, мне потребуется дьявольское самообладание, а я, к сожалению, всего лишь человек.

Точнее озабоченная, беременная женщина.

Хадсон несет меня по холлу в свои апартаменты и укладывает на кровать. Он не отводит от меня взгляда, пока возится с пуговицами на своей рубашке и стягивает ее с плеч. Я сажусь, протягиваю руки к его поясу и стягиваю брюки вниз, пока они не падают к его ногам, высвобождая член.

Огни города проникают сквозь окна, освещая наши тела желтыми и янтарными оттенками.

Дотянувшись до его живота, я обвожу пальцами каждый мускул его рельефного пресса.

Мы делаем это.

— Тебе не кажется это странным? — спрашиваю я, когда он опускается на колени и начинает снимать мои леггинсы.

— Вовсе нет, — отвечает он. — А тебе?

— Ага.

Он останавливается, глядя на меня с коварным блеском в голубых глазах.

— Хочешь, чтобы я остановился?

— Неа, — говорю я, ложась на спину.

Хадсон снимает с меня леггинсы и отбрасывает их в сторону, прежде чем потянуться к моим кружевным стрингам, и, как только я оказываюсь в его постели полностью обнаженной, пути назад нет.

Раздвинув мои ноги, он опускается к моему лону, проводит языком по нежным складочкам, обводит, облизывает и посасывает их до тех пор, пока мое тело не охватывает дрожь, и я понимаю, что забыла, как дышать.

Протянув руку к бедрам, я пробегаюсь пальцами по его волосам, оттягивая густую гриву, наслаждаясь ласками языка.

Руками Хадсон гладит мои ноги, проходится по животу и останавливается на набухшей груди.

— Если ты… — выдыхаю я. — Если ты продолжишь делать это… то я… я…

Он останавливается.

Вот так просто.

Мое нутро требует большего, трепещет от его прикосновений, тихо умоляет потушить огонь, который он развел с такой страстью.