В понедельник утром я сажусь на заднее сиденье чистенького лимузина Хадсона, припаркованного прямо перед моим домом.

— Я больше не буду называть тебя «сэр». — Как только я вдыхаю, запах мягкой кожи и одеколона фирмы «Крид» наполняют мои легкие головокружительным ароматом. — Я думала об этом все выходные. — На самом деле, я зациклилась на этом. — И составила список того, что хотела бы обсудить с тобой, прежде чем ввязаться в эту авантюру. Знаешь, у меня есть кое-какие идеи, и я считаю, что очень важно, чтобы мы...

— Горячий чай? — Хадсон тепло улыбается, протягивая мне бумажный стаканчик с небольшими облачками пара, поднимающимися над крышкой. — Ты предпочитаешь с молоком и одной ложкой сахара. По крайней мере, мне так сказали.

— О. Эм. Спасибо. — Я тянусь к стаканчику, задевая его пальцы. Учитывая все обстоятельства, это самый добрый поступок этого мужчины по отношению ко мне с момента нашего знакомства.

Я сажусь на свое место, слегка расслабляя плечи. Он старается. Хороший знак. Это шаг в правильном направлении, и у меня появляется надежда на то, что у нас действительно всё получится.

— Позволь мне прояснить кое-что, — продолжаю я, подув на крышку стаканчика, не отводя от Хадсона взгляда. — Я согласилась на это ради денег и только ради денег. И я не работаю на тебя. Я работаю с тобой. Плечом к плечу. Как команда. Так что больше не обращайся со мной, как с помощницей. Не проси принести тебе кофе или забрать вещи из химчистки. Даже если бы я была твоей настоящей девушкой, да хоть кем, я бы не выполняла твои поручения. Это не в моем стиле.

Его полные губы изгибаются в невинной ухмылке, но внимание сосредоточено на мне. Он слушает.

— Чтобы это выглядело настоящим, оно и должно быть настоящим, — говорю я, отставляя в сторону чай. — Если тебе нужна я, меня ты и получишь, а не какую-то неправдоподобную версию.

Машина останавливается за углом здания, ряд красных окон с названием бренда бросается мне в глаза, и я прерываю свою речь.

— Мы на месте, — заявляет он, когда подходит его водитель, чтобы открыть дверь.

Я одета неподходяще для «Картье», но Хадсон не говорит ни слова. Он кладет руку мне на спину, наклоняется к уху и шепчет:

— Постарайся уложиться в шестизначную сумму.

Я киваю, глотая нервный комок, застрявший в горле, и вооруженный мужчина в костюме-тройке с приветливой улыбкой открывает входную дверь.

— А вот и он! — Женщина с блестящими седыми волосами в красном стильном платье от «Джеки О», встречает нас с распростертыми объятиями. — Хадсон, дорогой. Как дела? Я так рада тебя видеть. Пойдемте же.

— Джиневра. — Он наклоняется, чтобы обнять ее, и улыбается, когда она едва касается губами его щеки, а затем берет меня за руку. — Это моя прекрасная невеста, Марибель Коллинз.

Я и в мыслях не представляла себе, что буду держать за руку Хадсона Резерфорда, но откашливаюсь, расправляю плечи и уверенно захожу в лифт за дамой в красном платье, чтобы купить бриллиантовое кольцо, оставляя прошлое позади.

Через мгновение мы уже оказываемся на третьем этаже, а женщина продолжает болтать о всякой чепухе. Видимо, она хорошо знакома с семьей Хадсона, и скорее всего несколько десятилетий назад ходила в одну и ту же школу с его матерью.

— Нам сюда, — говорит она, проходя через двойные двери из красного дерева. Полагаю, это здание — бывший старинный особняк некого богатого бизнесмена, а комната, вероятно, являлась кабинетом или библиотекой, прежде чем была переделана в частный выставочный зал. Стены отделаны деревом, а высокие и узкие окна закрыты тонкими шторами и пропускают достаточно солнечного света, чтобы желтые бриллианты, изумруды и сапфиры заполнили комнату ослепительным блеском. — Присаживайтесь. Я принесу несколько изделий, которые приготовила специально для вас. Скоро вернусь.

Джиневра выходит из комнаты, закрывая за собой двери, и мы с Хадсоном занимаем наши места на двух красных бархатных стульях, стоящих вокруг огромного стола.

Мы все еще держимся за руки, и я не знаю, осознает ли он это, но я не шевелюсь. Вместо этого напоминаю себе, что мы должны выглядеть как влюбленные. А именно это они и делают. Держатся за руки. Касаются друг друга. Не могут насытиться друг другом.

Мой желудок выворачивает наизнанку.

Понятия не имею, из-за токсикоза это или из-за того, что все происходит так быстро.

— Ну, начнем, — возвращается Джиневра. В ее руке подставка, покрытая красной бархатной тканью. Она садится с противоположной стороны стола и начинает раскладывать бриллианты по размеру, и когда мне кажется, что они не могут стать еще больше, она извлекает последний камень размером с ноготь моего большого пальца и кладет его в самый конец.

И тут я понимаю, что не могу устоять. Восемь безупречных каратов, огранка «Кушон». (Примеч. Кушон — четырехугольная огранка с широкими гранями и выпуклыми сторонами).

Джиневра подмигивает, улыбаясь в направлении Хадсона.

— Чем больше, тем лучше, — поддразниваю я, сжимая его руку. — Я всегда это говорю. Верно, малыш?

— Милая, даже не знаю. — Джиневра снимает очки со своего носа и откладывает в сторону, вздыхая. — По моему мнению, ты не выглядишь, как принцесса с Парк-авеню. Ты обладаешь классической красотой и элегантностью. Я бы на твоем месте не брала бриллиант больше трех карат. Это будет слишком броско. — Она передает мне его. — Вот, примерь.

Я всего лишь прикалываюсь, но беру кольцо и надеваю его на левый безымянный палец.

Как раз впору.

Я протягиваю руку к свету, загипнотизированная блеском этой штуки. Джиневра права. Я не принцесса с Парк-авеню, и никогда бы не включила это кольцо в список своих желаний, но я играю роль. К тому же, я видела девушек, с которыми Хадсон проводил время в своем роскошном пентхаусе. Уверена, подобные девушки любят такие кольца.

Я актриса...

...а это лишь реквизит.

Все просто.

— О, малыш, мне нравится! — Я прислоняю руку к груди и хлопаю ресницами.

Взгляд Хадсона устремляется ко мне, молчаливо вопрошая, шутка ли это, но я не сдаюсь.

— Разве оно не прекрасно? — Я машу рукой перед его лицом. — К тому же, восемь карат! А мы встретились восьмого января. Это судьба.

— Это немного... чересчур... для тебя. Разве не считаешь? — осторожно спрашивает он.

— Совсем. Нет. — Я рассматриваю кольцо поближе, будто это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела. И, может, так оно и есть. — То, что нужно. Я уверена.

Джиневра садится прямо. Она смотрит то на меня, то на Хадсона, но молчит.

— Пожалуйста? — выпрашиваю я. Настоящая Мари никогда бы не опустилась до такого. Это выглядит так странно, как платье, которое велико в плечах, или как обувь, купленная на размер больше.

— Ты действительно хочешь это кольцо? — Он приподнимает левую бровь, потирая свой мужественный подбородок.

Я киваю, сжимая руки.

Хадсон вздыхает, поворачиваясь к Джиневре.

— Во сколько оно мне обойдется?

Она прикладывает палец к губам, вдыхая и выдыхая.

— Что ж. Оно особенное. Когда-то в девятнадцатом веке принадлежало герцогине Гилдфорд. Оно из нашей ретро коллекции. Если хотите, я могу показать вам несколько колец из нашей личной коллекции. Они новее и менее... исторически значимые.

— Малыш, это королевский бриллиант. — Я беру его за руку, надувая губы. — Это украшение могло бы стать нашей семейной реликвией. Когда-нибудь мы могли бы передать его детям наших детей. Можешь себе представить?

Мне не нравится, как это звучит. Не нравится.

Хадсон вздыхает.

— Отлично. Ты озвучишь мне его цену?

— Чуть меньше двух сотен, — произносит Джиневра. — Похожие кольца из нашей личной коллекции будут стоить намного дешевле. Не знаю, на сколько ты рассчитываешь, но...

— Все нормально. Мы возьмем его. — Хадсон тянется к моей руке и с силой сжимает ее перед тем, как залезть в карман за кошельком и достать свою черную кредитную карточку. — Всё, что угодно, ради моей будущей жены.

— Ты умный мужчина, Хадсон. — Джиневра встает, берет его карточку и оставшиеся кольца. — И ты очень счастливая женщина, Марибель. Хадсон — один из самых завидных холостяков в Нью-Йорке, и Резерфорды — замечательная семья. Твои родители, должно быть, гордятся этим.

— Они в восторге, — лгу я.

На самом деле, мои родители понятия ни о чем не имеют, и я бы хотела сохранить это от них втайне.

Они обычные работяги, неразлучные с детства, которые никогда не покидали родной город Орчард Хилл, штат Небраска. Это скромные и добрые люди. Каждое воскресенье они отправляются в Сент-Мэри на воскресную службу, а выходные проводят в своей гостиной за просмотром повторов на HGTV. (Примеч. HGTV (аббревиатура от Home & Garden Television) — американский базовый кабельный и спутниковый канал, специализирующийся на шоу формата «как самому…» с акцентом на поиск дома, его перепланировку, обустройство, ремонт, дизайн, а также садоводство и ремесла).

Они учили меня, что нужно идти по правильному пути, усердно работать и честно жить.

Они не поняли бы этого.

И точно бы не гордились моим поступком.

— Джиневра, — говорит Хадсон, — мои родители еще не знают о помолвке, поэтому, будь добра, не упоминай об этом, если встретишь их...

— Мой рот на замке. Обещаю. Я вернусь через минуту. — Она улыбается, опуская очки на нос, и скрывается за двойными дверями.

— Неужели это так сложно? — Хадсон поворачивается ко мне, его выражение лица меняется, как только Джиневра уходит.

— Что сложно?

— Сложно не быть такой безвкусной и меркантильной? Восемь карат? Ты издеваешься? — Он потирает виски и откидывается на спинку кресла, глядя в одно из узких окон. — И не называй меня «малыш». Пожалуйста.

— Я думала, именно этого ты и хотел?

— И почему же ты так решила? — тут же спрашивает он расстроенным голосом.

— Не знаю. — Я пожимаю плечами. — Я видела женщин, с которыми ты общаешься. Просто пыталась быть такой же, как они.