Кормчий лихо развернул ладью, и она бортом коснулась причала. Босой, с оголённой грудью ладейщик наотмашь кинул канат, и корабль, вздрогнув, замер. Давид сказал:

- Доглядишь за выгрузкой, а я на берег сойду, телеги пригоню.

И пошёл, коренастый, грузный.

Ладейщики забегали, спустили парус, принялись сносить на берег тюки с товаром. Савва направился к ним.

Высокий забор отгораживает дворище Давида от всего мира. Злые псы не пустят сюда чужого. Во дворе на каменном фундаменте дом из сырца, вплотную к нему примыкает клеть для товаров. Двор вымощен булыжником.

Примостившись у стола, Давид костяной палочкой выводил значки на бересте, шептал:

- Две штуки коприны, да брачины штука, да камки…

Костяная палочка царапает письмена. Берестовые грамоты Давид бережно складывает в просторный сундук. Здесь уже немало таких грамот. В одних записывает товары, в других - кому сколько дано купы[29]. Те купы, что дал Давид гостям, принесут ему приклады[30].

Тут же, рядом с Давидом, коротал время Савва.

В горницу тихо вошла старуха, ведавшая домом, остановилась у порога. Давид покосился на неё.

- Там рыбаки кличут.

- Подождут.

Старуха вышла. Давид снова принялся за письмо. Закончив, сказал:

- Выйду-ка.

Савва направился следом.

Во дворе пустынно. Вслед за Давидом Савва вышел за ворота.

У крытого воза стояли два рыбака. Один постарше, невысокий, суетливый, с редкой светлой бородёнкой, другой молодой, худощавый. Давид подошёл, приподнял край рогожки, достал вязку вяленой тарани, поглядел на солнце.

- Ненадобно, да куда вас подевать, возьму. А за купу кунами[31] отдадите. С тебя, Андреяш, - Давид ткнул пальцем в рыбака постарше, - две гривны, а ты, Важен, прошлый раз обещал нынешним летом вернуть?

Андреяш не ответил, почесал бородёнку, а Важен, переминаясь с ноги на ногу, виновато пожал плечами:

- А что, я отдам, только нынче ничего нет.

Давид ушёл в лавку, а рыбаки принялись разгружать воз. Рыбу внесли в клеть, сложили в рогожные мешки. Андреяш уехал, а Важен подошёл к Савве, сказал:

- Давно ты, Савва, не был у нас. С тех пор как в Византию стал ходить, к нам дорогу забыл.

- Не запамятовала ли меня Добронрава? - спросил Савва.

Добронрава, сестра Бажена, в детстве их товарищ по играм, когда утонул отец, стала вместе с Баженом ходить в море за кефалью, а в лиманы за таранью, рыбцом да шемаёй. Иногда плавал с ними и Савва.

- Как не помнить, - удивился Важен. - Вот и сегодня спрашивала.

- Скажи, что приду непременно.

Над степью парит орёл. Распластал крылья недвижимо и описывает круг за кругом. В высокой траве попряталось всё живое, затаилось. Но глаза у орла зоркие. Вот он, высмотрев добычу, камнем упал книзу и снова взмыл.

Сурово оглядывает степь тмутараканский идол.

Василько осадил коня. В больших глазах любопытство. Что за болван и к чему он стоит здесь? За спиной Путята пробормотал что-то неразборчиво.

- Никак, молвил, отец? - обернулся Василько.

- Сказываю, что всё тут, как прежде было, когда мы с князем Святославом по этим местам проходили. Вот у этого болвана первых касогов приметили.

Обгоняя Путяту и Василька, двигался полк Яна. Стороной шла дружина Мстислава. Гридни все как на подбор, молодые, крепкие. Блестят на солнце шеломы и щиты, покачивается лес копий.

- А степь-то какая! Гляди, отец, трава коня укрывает. - Василько снял шелом, пригладил чёрные как смоль волосы.

- Тут, Василько, и зверя видимо-невидимо. Вон в стороне топи, так там и кабаны, и птицы всякой.

За разговором время бежало незаметней.

Мстислав ехал далеко впереди дружины. Повернувшись в седле, глазами разыскал Василька, поманил.

- Скачи, Василько, к воеводе, пускай посылает вперёд кашеваров. Надобно роздых людям дать, да и кони приморились.

Василько повернул коня, поехал разыскивать воеводу. Далеко, еле приметные, виднеются горы. Там, по словам Путяты, живут касоги.

Небо чистое, и солнце печёт неимоверно. Броня на Васильке накалилась, пот так и катится из-под шлема. Василько вспоминает Днепр. Сейчас бы окунуться в его прохладную воду да вздремнуть в тени деревьев.

Конь идёт резво, поднимает траву грудью. Василько чуть пустил повод, и конь перешёл на рысь.

Завидев Василька, молодой воевода подмигнул ему, весело спросил:

- Что за весть везёшь, добрый молодец?

- Князь велел наперёд высылать кашеваров с котлами.

- И то пора, - одобрил Ян и позвал ехавшего поодаль сотника, а Василько поскакал догонять дружину.

Путяте приснилось, что он на перевозе в Киеве. На том берегу смерды толпой сгрудились. Одна за другой выстроились телеги. Путята паром подогнал. Начали смерды грузиться, одна телега на паром въехала, другая, а третья никак не становится. Уже смерд и так и этак заводит коня, но всё никак, телега задними колёсами на берегу остаётся. Озлился Путята, взял коня под уздцы и без труда разместил телегу на пароме…

А потом приснилось, что варит он с братом Чудином уху. Булькает вода в котле, пахнет варевом.

Пробудился Путята.

Лежит он на войлочном потнике, под головой седло, а поблизости тлеет потухший костёр. Рядом спят воины. Темень. Высоко в небе блестят звёзды. Белесоватой полосой протянулся Млечный Путь. Рядом с Путятой посапывает Василько. Сросшиеся на переносице брови делают лицо Василька суровым. Но Путята знает, парень добрый сердцем и к нему, Путяте, душой привязан, отцом кличет.

Глядя на Василька, Путята вспоминает молодые годы. Как быстро промчались они. Кажется, вчера был таким, как Василько, а сегодня и волос побелел, и силы нет той, что прежде. На непогоду ноют старые раны.

Степь пахла мятой и горечью полыни.

Путята приподнял голову. По всей степи, сколько видят глаза, горят костры. Нарушая ночную тишь, ржут стреноженные кони да иногда перекликаются дозорные. И ночь такая же, и огни, и запах степи. И почудилось Путяте, будто молодость вернулась к нему.

- Что не спишь, отец? - подал голос Василько, - о чём мыслишь?

- Припоминаю, где-то тут неподалёку мы стояли. Тогда у моего костра князь Святослав спал. А поутру конину на углях пекли, и князь сказал: «Мы пришли в эту землю не за данью, а чтоб Русь у моря накрепко встала…»

Путята надолго замолк. Василько решил, что старик начал засыпать, и не стал тревожить расспросами.

Савва открыл лавку спозаранку, огляделся. Толпа взад-вперёд плывёт. Издалека над головами виднеются шесты с дорогими мехами. То гости из Новгородской земли наехали.

На весь торг голосисто кричат бойкие рыбачки. Возле них навалом лежит рыба свежая и вяленая. На острых крючьях подвешены коровьи туши и вепря[32]. Деревянные полки завалены битой птицей и дичью, а за ними ряды, где торгуют виноградом и грушами, дынями и орехами.

Пробираясь сквозь толпу, Важен волок огромного осётра. Савва не окликнул его. Всё равно за гамом не услышит. Подошёл бородатый купец из Киева, приценился к штуке коприны. Савва ловко перебросил шёлк из рук в руки, намётанным взглядом определил: «Покупатель». Купцы из Киева ткани брали охотно. За них там вдвойне выручали.

Гость торговался недолго. Деньги уплатил и ушёл. Узнал от него Савва, что отныне князь Мстислав велел для охраны гостей в пути от печенегов стражу выделять.

В толпе Савва разглядел старшину хазарских гостей. Обадий не спеша проковылял к себе в лавку. Следом прошли два дружинника: старый - десятник, второй - гридин молодой. У лавки бронника они долго разглядывали оружие. Потом подошли к Савве, залюбовались парчой.