Люк не отвечал, а Кэмпион, успевший уже изучить нрав старшего инспектора, заметил, как дернулась у того нижняя губа. Несмотря на все почтение к Оутсу Чарли Люк все еще относился к Джеку Хейвоку несколько скептически.
Тем временем события обретали все больший драматизм. Полицейский участок, как и всякое иное учреждение, состоит из живых людей, и волна человеческого ужаса, порожденного насилием, докатившись до стен здания на Крамб-стрит, распространялась по всем его этажам по тому же самому закону электродинамики, по какому она позже достигнет всех газетных редакций страны. Первым ударом волны явилась сцена в приемном холле, где плотно сбитый дежурный сержант коротал время за чтением великосветского журнала в тот миг, когда в участок влетел пожилой джентльмен без шляпы и воротничка, заикающийся от потрясения и ужаса. Оттуда информация хлынула по внутренним телефонам и вниз по бетонным коридорам, набирая силу и скорость, покуда не докатилась до маленького кабинета Люка через несколько секунд после того, как умолк Оутс. Срочное телефонное сообщение было принято и доложено секретарем, после чего ни один из троих, вообще-то понимающих в свидетельских показаниях едва ли не больше всех в столице, не подтвердил бы под присягой, что новость не проорали ему в уши:
— Ужасная беда произошла только что у Холлоуэя и Батлера, сэр. Гроув-роуд, тридцать семь. Кто-то вломился в контору и взломал офис на втором этаже. Кризи, сторож, живущий там постоянно, был в это время на первом этаже и разговаривал с одним из наших, с молодым детективом Коулменом, и должно быть, что-то услыхал, так что оба поднялись наверх, оставив парализованную старуху одну. Они все мертвы, сэр, и женщина тоже. По словам свидетеля, зарезаны. Все в крови. Это рассказал мистер Хэммонд, их давний служащий, он живет там один в мансарде. Он улучил момент, спустился по лестнице и прибежал сюда, что с его стороны было вполне разумно. А убийца сбежал через палисадник позади дома, выходящий на проезд Памп.
В доли секунды, предшествовавшие оперативным действиям старшего инспектора — звонкам в дактилоскопическую картотеку, полицейскому хирургу округа, фотографам, в судебную лабораторию и в прочие подразделения, составляющие все вместе следственную машинерию, Кэмпион увидел своего нового знакомого таким, каким запомнил навсегда. Детектив Коулмен был одним из тех, на кого Люк возлагал самые большие надежды. Парень нравился ему своим рвением, и шеф его особо опекал. Давая это поручение, ставшее последним, старший инспектор хотел тем самым поощрить молодого полисмена.
Услыхав о гибели Коулмена, Люк не произнес ни слова, но испустил яростный рык и на мгновение замер, отставив руку вперед, будто отгораживаясь от ужасной вести, не желая ее воспринимать. Пожалуй, никому из великих актеров не удалось выразить трагический миг более скупыми и выразительными средствами. Он весь казался вспышкой пламени, концентрацией горя. Спустя мгновение он уже отдавал распоряжения четким и ровным голосом, не подозревая, что уже выдал себя.
Что касается реакции самого мистера Кэмпиона на это известие, то ее скорее можно было бы определить как живой интерес.
— Холлоуэй и Батлер были поверенными Элджинбродда, — произнес он. — Мэг упомянула их третьего дня. Я сам ходил к ним и беседовал с главой фирмы, неким мистером Фредериком Смитом. Мы пытались раздобыть более или менее приличную фотографию Мартина, но они так и не смогли нам помочь, — его глаза встретились с глазами Люка. — Куртка Элджинбродда, адвокаты Элджинбродда…
— И преемник Элджинбродда, клянусь Богом, — воскликнул Люк, впавший от потрясения в некоторое кощунство. — И все еще никаких известий о Ливетте.
Оутс за это время наведывался в отделение уголовной полиции, куда уже стекались первые сообщения от детективов, прибывших к месту разыгравшейся драмы. Теперь он вернулся, на его болезненно-бледных щеках проступил румянец, а глаза горели мрачным огнем.
— Чисто сработано, опытной рукой. У всех троих перерезана яремная вена выше ключицы. Чувствуется профессионал. В каждом случае жертву застали врасплох. Дайте мне наряд полиции, Люк. И скажите Бобу Уоллису, что он только зря время тратит на выяснение контактов. Здесь побывал Хейвок.
Глава 5
Братец Долл
А тем временем, несколькими часами раньше, когда Джеффри Ливетт, отойдя от полицейского участка примерно ярдов тридцать по темной улице, заговорил со Шмоткой Моррисоном и убедил его заглянуть в «Перья» простейшим способом — схватив собеседника под руку и втащив его в двери заведения, — по крайней мере одной заботой у него уже стало меньше: этот человек, кто бы он ни был, мужем Мэг не мог быть никогда.
Весь нынешний день казался Джеффри сплошным кошмаром, а последние два часа вовсе нестерпимыми. Опыта слежки у него не было никакого, а по природе он скорее был склонен к действию, нежели к наблюдению за событиями. Не подозревал он прежде и того, что способен на подобную ревность. Последнее открытие смутило его, словно бы наложив некие внешние ограничения на его поступки и ввергнув его самого в жалкое состояние нерешительности. Подчиняясь внутреннему импульсу, он отпустил такси и последовал было за Мэг, держась на некотором расстоянии, поскольку хотел своими глазами увидеть того, кто угрожает его счастью, но о причине, заставившей его отказаться от первоначального намерения, он не признался бы и под страхом смерти.
В результате он обнаружил, что шатается вокруг сумрачного здания полицейского участка на Крамб-стрит, как мальчишка под окнами своего соперника, боясь быть замеченным. Он бы дорого дал, чтобы знать, что происходит там, внутри, мучаясь не столько любопытством, сколько тревогой, — вдруг там допустят какую-то нелепую, но роковую ошибку. Но более всего он желал лично удостовериться, что Элджинбродд не воскрес из мертвых.
Поэтому, едва Шмотка проворно сбежал с крыльца и пустился прочь по улице. Джеффри охватила жажда действия. Он поспешил вдогонку за незнакомцем, натыкаясь на прохожих, оступаясь на осклизлых булыжниках, и ухватил его в тот момент, когда какая-то дама с уймой разных свертков преградила Шмотке путь, притиснув его к витрине магазина. Джеффри поймал убегавшего за локоть.
— Послушайте…
Незнакомец попробовал вырваться, но, поняв тщетность своей попытки, заскулил:
— Вы не можете, вы не сделаете этого. Я сегодня весь день на ковре, и они же меня выпустили, фараоны же выпустили меня!
Этот голос, этот жаргон, да и самый облик незнакомца успокоили преследователя. Впрочем, облегчение Джеффри проявилось своеобразно: его хватка сделалась еще сильнее.
— Отлично. Может, я смогу вам помочь. Во всяком случае, мне нужно с вами поговорить. Пошли…
Рев уличного оркестра, грянувший где-то совсем рядом, у них за спиной, казалось, лишил Шмотку последних признаков жизни. Весь дрожа, бедняга еще некоторое время пытался сопротивляться и наконец сдался.
Джеффри, подталкивая Шмотку сзади, направил его по улице ко входу в ближайшую гостиницу. Маленький бар сразу у входа был совершенно пустым и сумрачным из-за тумана, однако шум там стоял изрядный. По радио из-за стеклянной перегородки, отделявшей бар от ресторанного зала, громко транслировалась какая-то остросюжетная постановка, женщина за стойкой что-то настойчиво втолковывала невидимому собеседнику, а с улицы все громче доносилась какофония приближающегося оркестра.
Джеффри пристально поглядел в ничего не выражающие черные глаза незнакомца.
— Слушайте меня, — произнес он отчетливо, — и запоминайте все, что я вам сейчас скажу. Оно того стоит.
Этот прием с различными степенями изысканности он успел испробовать на большом количестве людей, и тот редко его подводил. И сейчас не без удовольствия он заметил искорку интереса, — слабого, но несомненного. Тогда рука его начала разжиматься; обмякший было незнакомец стоял на ногах уже значительно тверже.