Я вошел к ней легко, как это бывало у нас обычно, и она задрожала подо мной. Мне захотелось положить ее на живот, чтобы обнять, гладить ее груди и бедра сахарные. Она выгибала свои совершенной формы чистые как свежий снег полушария навстречу мне, и это было хорошо... Я уже видел где-то в конце вершину перевала... Надя оседлала своего супруга и медленно следовала к тому же перевалу, что и мы с Галей. И вдруг я захотел быть ее спутником и покинул внезапно свою жену, ради другой. Игра позволила мне это. Ведь формально никто из женщин не знал, кто с ней сейчас (то есть, догадывались, наверное), но все же не знали подлинно. И вот я сделал знак Вите, и он вышел из своей супруги и вошел в мою со стоном. И она застонала в ответ: Галя была уже очень горяча и близка к финалу. Надю, свою желанную любовь я нашел лихорадящей, жарким и тесным горным ущельем показалась она мне, я же стал необъезженным жеребцом, гарцующим по горным кручам. Она забилась сильно, и мои руки скользили по ее влажной груди. Она сжала меня бедрами и несколько раз как бы пришпорила. И упала головой мне в грудь в изнеможении.

Мой конь лежал в глубине ущелья, вздрагивающего от срывающихся лавин. Они шли одна за одной, без всякого участия с моей стороны.

     Я сорвал с нее повязку в наивысший момент, как и было предписано нашими негласными правилами игры. Она вздохнула и закрыла глаза. Я услышал короткий вскрик Вити, излившегося в мою Галю и потом ее шумное дыхание полной грудью, как это у нее было обычно, но потом она начала в голос стонать, что я слышал впервые за нашу совместную жизнь. Когда он снял с нее повязку, глаза ее мне показались совершенно безумными, со зрачками, смотрящими в разные стороны. Конечно, это могла быть и чисто моя фантазия, наверное, мне было не рассмотреть в этом сумраке. Надя тоже смотрела в ее сторону в удивлении и может даже зависти. Мы все еще были с ней единым целым. Вдруг Галя оторвалась от орудия своей страсти и вывела из себя Витю. Приблизившись к нам, она молча взяла меня за бедра и стала отрывать от Нади, та отпрянула, освободив меня от объятий и сразу Галя направила меня в свое русло. Там пульсировал поток, широкий и стремительный, как горный сель, сметающий все препятствия. Не ледоколом я себя почувствовал, ломающим льды, а слабой шлюпкой, влекомой мощным течением. Я не узнавал мою Галю. Ее бедра били, как океанские валы, ее дыхание было как дыхание огненных кратеров, она вся горела. И насколько я мог, я следовал этой первобытной силе стихии, держался и плыл с потоком. Волны ее захлестывали еще не раз. Она стонала, она скулила даже и тонко подвывала. И я излился в нее, хоть она уже была полна соков, что получила от Вити. Это был час неистовой скачки, это было безумство. Но оно закончилось. Она дрожала, как загнанная лошадь, слезы текли по щекам, и мои поцелуи не могли остановить это. Наконец она попросила прощения у Нади, взяв ее за руку и поцеловав ее при этом. Надя обняла ее, прижала к себе и поцеловала в лицо в знак дружбы. И ты, Витя, прости меня, повторила Галя. Не знаю, что это было. Она поцеловала его. Простите. Я сама не понимаю, почему так получилось. Давайте-ка спать, предложил Витя. И мы начали собираться ко сну...

     Утро началось со сборов Вити в город - куда-то срочно вызвали. Кстати, чем он занимался, я никогда не знал точно и не особо интересовался. Он был очень расстроен этим, но, видимо, ничего другого ему не оставалось. Надя совсем растерялась, узнав эту новость в последний момент, и не знала, что ей делать - ехать ли с мужем, прервав наш отдых, либо оставаться с нами. Я видел, что ей хотелось и того и другого одновременно. В конце концов, поддавшись его уговорам и нашим с Галей тоже, она решила не делать долгий путь до города и обратно, поскольку Витя обещал вернуться на следующий же день.

     Вскоре он уехал, а мы направились на лыжах к ближайшей горке, где можно было неплохо покататься. Было весело, как всегда в наших прогулках, но все же, наблюдая за Надей я замечал временами, что она вдруг замолкает и углубляется в себя.

     К вечеру она совсем упала духом, видимо казня себя, что не поехала с мужем. Мы старались как могли, развеселить ее, но удавалось это не очень. Только после двух бутылок шампанского, которые мы выпили и танцев с невероятными па, оно понемногу начало подниматься. В одном из танцев, когда я был с Галей, я спросил ее, могла бы она любить Надю, как это делаю я. Это несколько испугало ее, потому что ранее, как я знал, такого опыта она не имела.. Тем не менее, она не ответила отказом, но сказала, что может, это придет само, если мы будем сегодня втроем. Прошу тебя, только не оставляй меня одну, мне будет одиноко без тебя - просила она. Я поцеловал ее, и губы знакомо раскрылись мне навстречу.

     На диване в гостиной мы сели по сторонам от Нади, и я поцеловал ее в полураскрытые губы. Скоро я уже чувствовал, что игра ее увлекает, что напряжения и тревоги уходят. Галя с другой стороны робко поцеловала ее в шею, и я почувствовал, как тело Нади дрогнуло. Она отклонилась немного в галину сторону, и губы их сблизились. Этот первый робкий поцелуй с закрытыми глазами, с лежавшими безвольно руками длился довольно долго, пока хватило у них дыхания. Она положила руку Гале на шею, и опять уста соединились, а рука медленно опустилась на грудь. Галя раскраснелась, то ли от испуга, то ли от танцев, то ли от поцелуев, таких необычных губ... Несколько раз они отрывались, чтобы уделить немного внимания и мне, и тогда я жадно целовал их в горячие лица.

     Я почувствовал, что джинсы мне мешают. Надя вдруг тоже расстегнула галино платье, чтобы достать ее обнаженную грудь губами. Она дрожала. Я помог Гале освободится от одежды и сбросил сразу же свою тоже. Весь пол в гостиной был усеян разными частями туалетов. Надя грациозно выгнулась, снимая с себя последнее. Она наклонилась к Гале, сползшей уже на пол и опустилась рядом с ней. Какое-то время мы с Надей целовали ее одновременно и наши руки встречались на ее теле везде. Потом они сблизились, прижавшись друг к другу, и долго пили губы друг друга. Когда Надя стала ласкать языком галину грудь, то напряжение предстоящей схватки стало ощутимо нарастать. Я это понял по дыханию жены, которое всегда становилось прерывистым в такие моменты. От груди она спускалась ниже на живот, вылизывая пупок, потом еще ниже и ... Галя стиснула зубы и раздался приглушенный вскрик, когда она впервые в жизни получила запретную ласку. Глаза ее закрылись, потом широко открылись, потом вновь закрылись, и она откинула голову назад... На лице ее было написано что-то вроде страдания, но я в этом совсем не уверен.

     Я вошел сзади в мою Надю и воспарил над горами, высоко-высоко, как на воздушном шаре. Был легкий ветер, и меня несло им, легонько покачивая к райским садам, к пению птиц на заре, к водопадам и каплям росы на стволах деревьев. Я приближался все ближе к земле, и становилось все жарче, жарче, теснее сходились ущелья, сильнее раскачивалась моя ладья. Я положил руки на молочно белые горные вершины, чтобы удержаться, но стремительный спуск продолжался, и вот земля подо мною выгнулась дугой, содрогнулась, и забили фонтаны, и я услышал свой стон, или вой, или рев, а потом все исчезло... Я поцеловал эти райские врата моей Нади и упал на пол, все еще не уняв дрожи. Галя, как я видел теперь, тоже побывала в райских садах, но не со мной. Ее бедра дрожали, и дыхание было шумным.

     Надя поднялась от ее раскрытых бедер, с влажным распаренным ртом (такой я ее никогда не видел) и они соединились в благодарном поцелуе. Галя пила свои собственные соки из ее рта, и я видел новые волны, что накатывали на нее от этого запретного поцелуя. Она что-то шепнула на ухо Наде, и та откинулась назад. Некоторое время, Галя нежно целовала внутреннюю поверхность ее бедер, там, где кожа подобна нежнейшему пуху ангоры, либо шкуре морской мурены, либо дуновению изо рта любимой. Затем же, словно в омут, бросившись, она приникла к ее раскрытым вратам и пила ее соки и, видимо, мои тоже. Надя, стеная, гладила ее волосы, разметав свои по ковру. Она положила ногу Гале на спину, и так они плыли и плыли вдаль, к новым упоительным, экзотическим, знойным пьянящим берегам ...


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: