Мелкие бусинки телефонного звонка раскатились в тихой полутьме. Лиесма грациозным движением сняла трубку.

– Лиесма? Спишь еще? Извини, пожалуйста! – мелодичный голос Эдит растягивал слова.

– Ну чего тебе? – нетерпеливо прервала ее Лиесма.

– Ты не одна?

– Да.

– Надо бы поговорить.

– В такую рань?

– Чем раньше, тем лучше.

Лиесма взяла сигарету, закурила, глубоко затянулась и уже спокойней ответила:

– Ладно, буду.

Положив трубку, она откинула одеяло, встала, плавными шагами подошла к зеркалу. Оттуда на нее оценивающе глянула стройная блондинка с дотемна загоревшей под южным солнцем кожей, крутыми бедрами, длинными ногами и небольшой грудью. Лиесма осталась довольна собой. Эдит теперь уже не столь привлекательна. Ей приходится втискиваться в корсет. Вот лицо у подруги еще сохраняет красоту. Классическое греческое лицо с правильными, словно до миллиметра рассчитанными чертами. Высокомерное, с темными горящими глазами и энергичным подбородком. Она и сегодня еще пользовалась немалым успехом; недаром какой–то не слишком известный писатель из–за нее чуть не наложил на себя руки, а некий старый геолог завещал ей все свое добро. И даже очень привередливый во всем, что касалось женщин, Пилтенс – даже он втрескался.

Свое собственное лицо Лиесму не устраивало: слишком круглое, носик вздернут – никакой утонченности.

Она чувствовала, что Антс смотрит на нее, и еще задержалась перед зеркалом.

«Колоссальный мужик, – подумала она. – Жаль, что круглый болван».

«Лиесма, ты, правда, меня любишь?» – глухой голос Антса прозвучал, казалось, нелепо и неуместно.

«Дурачок», – хотела ответить она. Но вместо этого повернулась и обвила руками его шею.

– Милый, я поеду с тобой. У меня дела в городе.

Антс притянул Лиесму к себе.

– Довольно, – прошептала она, высвобождаясь из его объятий. – Некогда, пора ехать…

Четверть часа спустя они сели в кабину ЗИЛа.

Ранним утром ехать просто и приятно. На улицах почти не встречается машин, редко увидишь и прохожего; кто–то полный энергии и воли спешит на работу, другой возвращается, может быть, с затянувшейся вечеринки – ослабевший, усталый и готовый к ожидающему дома скандалу. Однако обоих ездоков утренние картины не интересовали. Они молчали, думая каждый о своем.

– Притормози у кафе, – Лиесма повернулась к Антсу, чтобы он услышал ее слова сквозь рокот мотора. – Здесь.

Антс притормозил, и Лиесма, не дожидаясь, пока машина остановится, распахнула дверцу и ловко соскочила.

Антс с удовольствием проводил ее взглядом. Лиесма шагала легко, непринужденно помахивая сумочкой.

Посетителей в кафе было мало. Несколько унылых мужчин и торопящаяся парочка завтракали перед работой. У окна элегантная брюнетка медленно пила кофе, временами перемежая его глотками коньяка из большой рюмки.

Лиесма дружески махнула ей, взяла для себя кофе, булочку, коньяк, уселась напротив и положила сумочку на оставшийся свободным стул между ними.

Брюнетка бросила на нее мгновенный взгляд.

– Привез?

Лиесма кивнула на сумку.

– Да. Я принесла.

– Без происшествий?

– Абсолютно.

– Ночь прошла спокойно?

– Бурно! – усмехнулась Лиесма. – С таким мужиком ночи не бывают спокойными.

– Ладно. Чао! – Не обратив внимания на последнюю реплику, брюнетка допила коньяк, взяла со стула сумочку Лиесмы и вышла.

Лиесма, смакуя кофе, спокойно глядела, как подруга уходила.

VI

Столовая была слишком большой, чтобы выглядеть уютной. Ее зал напоминал цех современного завода с широкими окнами, высоким потолком и оборудованием из пластика и блестящего металла.

Людской поток двигался непрерывно, словно на эскалаторе, образуя очередь у раздачи и возле касс.

Ромуальд остановился на пороге и оглядел обедающих. Люди обходили его справа и слева. Не найдя то, чего искал, он повернулся и прошел в малый зал, где обслуживали официантки. Недалеко от окна за столиком сидел человек с острой светлой бородкой. Ромуальд подошел к нему.

– Приятного аппетита! – он отодвинул стул и сел. – Что сегодня вкусного?

Мужчина с бородкой доброжелательно улыбнулся.

– Не пожалеете, если выберете борщ и ромштекс. Ну как дела в химической лаборатории?

Ромуальд стал рассеянно проглядывать меню.

– Задание выполнил, зачет получил.

– Значит, вечер свободен?

– Свободных вечеров и так немало. Не знаю только, хорошо это или плохо, – задумчиво проговорил Ромуальд.

– Почему же? – сказал бородатый. – Все ведь зависит от вас.

– В единственном или множественном числе? Если в единственном, то это неверно, а во множественном – это демагогия.

– Что вы хотите этим сказать?

– Хочу сказать, Ольгерт, что у каждого свои взгляды и свое понимание жизни. Где одному хорошо и интересно, другому скучно.

Плотная официантка подошла, уперлась острием карандаша в раскрытый блокнот и вопросительно взглянула на Ромуальда.

– Борщ, ромштекс и…

– И малиновый мусс, – подсказал Ольгерт. – Дешево и вкусно.

– Пусть так. А вы, я вижу, уже закончили, – сказал Ромуальд Ольгерту, когда официантка ушла.

Ольгерт лениво взглянул на часы.

– Вы сегодня запоздали. Но я не спешу, у меня есть еще минут двадцать. Итак, жизнь становится скучной? – вернулся он к начатому разговору. – Разве мало молодежных и танцевальных вечеров?

Ромуальд скривился.

– Вы хотите сказать – общественных мероприятий по заранее разработанной программе? Сегодня каждый молодой человек ищет занятий и развлечений, соответствующих его интеллекту; только где их найдешь?

– У вас сегодня странное настроение. Что–нибудь случилось?

Ромуальд не ответил на вопрос.

– Для вас, старшего поколения, все намного проще. Вы живете по составленной программе. Все известно, все предусмотрено – что будет завтра, послезавтра, месяц, год спустя. И вам даже в голову не приходит, что такая жизнь ужасно скучна!

– Но разве лекции в университете не запланированы? Так же, как и наша работа?

Официантка принесла заказ. Ромуальд рассеянно кивнул.

– Лекции, семинары – конечно. И это облегчает жизнь. Кто–то за тебя все выдумал, приготовил, даже в рот вложил, остается только проглотить. Но когда приходит свободный час…

– Следовательно, общественные мероприятия все же нужны?

Ромуальд поморщился.

– Наверное, никто из нас не способен уже самостоятельно думать и придумывать, – неожиданно завершил он свое размышление. – У меня вечером – свидание с Даной. В кино, театрах, кафе, на всяких вечерах мы уже побывали. Что еще можно выдумать?

– М–да. Как видно, располагать своей жизнью вовсе не так просто. Найти что–то самому куда сложнее, чем пользоваться готовым. Распоряжаться собой труднее, чем позволить распоряжаться другому. Но надо научиться не только искать, но и находить. И не ждать, пока какой–нибудь благодетель сунет тебе в рот разжеванное. Это и на самом деле скучно. Да ешьте же!

Они разговаривали, как старые друзья, хотя познакомились лишь недавно за этим самым столиком.

Ромуальду было бы трудно объяснить, почему он искал общества этого человека. Потому ли только, что вырос без отца, которого в детстве ему очень не хватало?

– Вы, как всегда, правы, – кивнул он, принимаясь за борщ.

Ольгерт внимательно следил за каждым его движением.

– И все же, что случилось? – снова спросил он. – Ведь не без причины вы сегодня такой – скажем, слишком ершистый.

– Да в общем ничего. Плохое настроение без определенной причины. Разве что… Мать уехала в гости к какой–то знакомой по работе. Куда–то к морю. Обещала сегодня вернуться, но пока ее нет. Мелочь, конечно. Пусть поживет, ощутит красоту осени…

– У вас с матерью хорошие отношения?

– Она – единственный близкий мне человек.

– А если бы вдруг отыскался отец?

Ромуальд недобро усмехнулся.

– Где же он, этот отец? И где пропадал все эти годы?

К столику торопливо приблизилась девушка с длинными светлыми волосами, одетая в вельветовый брючный костюм.