— Лив оказалась мягче. Узнав о страшной будущности любимого, она предупредила Херсира. Прокралась той же ночью в их деревушку, разбудила его, переполошив тем самым все племя.

— Херсир бежал?

— Он и все его соплеменники собрались и быстро покинули насиженное место. Научились защищать себя ментально, обосновались на другой стороне земли. Арендрейт был великим жрецом. Поговаривали, после смерти он создал свой собственный мир, где обучает способных, но все это вымысел, на мой взгляд.

— А охотник? Хаук? Что стало с ним?

— Охотник ищет. Охотники вообще бессмертны. Впрочем, поговаривают, что Первые вечны и будут всегда. Те, кто в них верит.

— То есть получается, мы бессмертны? Ну, разве что охотник убьет…

Филипп усмехнулся.

— Мы не бессмертны, Полина. Хотя живем и не стареем мы дольше, и значительно сильнее других людей, но оружие, к примеру, может причинить нам вред или даже убить. Все отличие в том, что охотнику для этого не нужно прикасаться.

— Но как? Это что‑то типа телекинеза? — Я испуганно оглянулась, будто Хаук мог подслушать нас из‑за шкафа. — Я не очень сильна в разных фокусах.

— Нет. У охотника из жилы произрастают щупальца. Ими он и убивает. Мне нужно идти, но ты можешь почитать летописи. Я их постепенно перевожу в электронный вид. Вот. — Филипп поднялся, извлек из ящика серванта черный глянцевый ноутбук, запустил. — Здесь много файлов, вроде все доступно, но если чего не поймешь, я все поясню вечером.

— Эм… Филипп… — Я запнулась. В общем‑то, мне нужно думать о том, как жить дальше, а не читать летописи. Сейчас на это просто нет времени. — Может, ты расскажешь мне потом, вкратце?

Ответом мне был недоуменный взгляд, и пришлось пояснить:

— Ну, знаешь, проблемы. С жильем, работой, все дела…

— Тебе не нужно об этом беспокоиться. Больше нет. — Он покачал головой, будто разговаривал с маленьким ребенком, которому приходится объяснять простейшие аксиомы. — Атли должны заботиться друг о друге. Ты можешь жить здесь или, если хочешь, у Кирилла. Скоро мы соберем племя, и не надо будет бояться таких молодых выскочек, как тот охотник.

Филипп присел рядом, взял за руку. Показалось, на его лице мелькнула жалость, но потом оно вновь стало благожелательным.

— Извини, но я не могу жить с тобой. Я так не привыкла, к тому же не знаю тебя вовсе.

— Ты видела, что может случиться, если будешь одна. Я насильно не держу, но подумай. Меня можешь не бояться, а если прочтешь первый файл, убедишься, что хищные не имеют права без суда причинять вред соплеменникам. Это жестоко карается.

— Не знаю…

Филипп говорил логичные вещи — мне нельзя уходить. Здесь, рядом с тем, кто понимает во всем безобразии, которое творится вокруг, я в относительной безопасности. За дверями квартиры Филиппа, кроме охотника, есть еще и Влад. Здесь он точно не найдет меня, ведь между нами с Филиппом нет никакой связи, мы даже не знакомы по сути.

Я решительно кивнула.

— Хорошо. Почитаю, переночую у тебя сегодня, а там решу.

— Умница! — Филипп погладил меня по голове — совсем как ребенка. Жуткая привычка начинала напрягать, даже слегка бесить. Да, он знает больше, но это совсем не значит, что нужно выказывать снисхождение!

Впрочем, негодование улетучилось в тот самый момент, когда я погрузилась в чтение. Признаться, рассказчиком Филипп был хорошим и на бумаге.

Из того, что я прочла за день, поняла: хищные — то есть, собственно, мы — живут племенами. Это такие общины, где есть вождь, жрец, лекари, защитники, воины, ищейки и множество других талантливых… людей. Да, людьми называть тех, о ком написано в летописях, совершенно не поворачивался язык. Но себя‑то я все еще причисляла к людям.

После того, как Херсир обратил в веру свое племя — ар — произошло много изменений. Он правил долго — несколько столетий, а затем исчез. Никто не знал, куда именно, хотя, поговаривали, что Первый бежал от Хаука сквозь проложенный Арендрейтом портал. В порталы я не верила, в Херсира, впрочем, тоже. В летописях было сказано, что никаких доказательств существования Первых не осталось. Возможно, их и не было вовсе…

Племя ар росло, множилось. Постепенно начались споры, претензии и междуусобицы. Тогда‑то и возникли первые отщепенцы — сильные воины, собравшие вокруг себя много последователей. Они отрекались от племени, уходили и создавали свои собственные племена. Постепенно мир наводнялся хищными, они внедрялись в общество, теряясь среди людей, но все равно держались обособленно.

Хищные часто живут вместе в больших домах, дабы обезопасить себя от внезапных нападений охотников и прочих существ, желающих их убить или падких на халявный кен.

Интересно, что за другие существа? Неужели есть кто‑то похуже охотников?

Кен — что‑то типа жизненной энергии. Она у каждого хищного уникальна и сосредоточена в жиле — месте в районе пупка. Это как второе сердце. Если жила рвется, кен вытекает и хищный гибнет. Именно так убивают охотники. Из их жилы вырастают длинные смертоносные щупальца, которые рвут жилу хищного.

Я вздрогнула, вспоминая вчерашнюю боль.

Все же охотнику, чтобы убить, нужно приблизиться. Чем он моложе, тем ближе должен находиться к жертве. Впрочем, древний может убить на расстоянии десяти метров и нескольких хищных сразу. И закрытые двери не помеха энергетическим щупальцам…

Слово «древний» немного сбило с толку. Насколько старым должен быть охотник, чтобы считаться древним? Для меня шестьдесят лет — уже старый, но охотники‑то живут вечно. Нужно уточнить у Филиппа этот момент.

У каждого атли есть защитник — стихия, которая его оберегает. У хищных из других племен подобного защитника нет. Вообще повелевать стихиями — способности колдунов, не хищных. Этот дар достался какому‑то вождю в одном из ритуальных убийств, и он разделил его с соплеменниками.

В файле говорилось, что хищный в определенных погодных условиях чувствует себя хорошо… Я люблю дождь, возможно, это оно? Я выделила этот фрагмент текста, чтобы не забыть спросить Филиппа.

В одном из документов нашла, что каждый хищный должен посвятиться в племя, принести клятвы, дать обет.

Дальше шло много историй о легендарных воинах атли, совершивших нечто героическое, любовных перипетиях неизвестных мне личностей, войнах и соединениях племен, и множестве прочих событий.

Я читала до тех пор, пока не заболели глаза, а затылок не налился свинцом. Не в силах больше воспринимать информацию, закрыла ноут, встала и потянулась.

Часы на серванте показывали десять вечера. Ничего себе засиделась!

Интересно, где бродит Филипп? Наверное, клиенты. А вечерами бумажная волокита.

От нечего делать я взяла пульт от телевизора.

Сериалы и рекламные ролики — спутники будних вечеров. Как‑то я пристрастилась к одной мыльной опере, пока сюжет не затянули настолько, что уже было непонятно, с чего все начиналось и куда идет. После этого я даже не начинала их смотреть.

Балконная дверь легко поддалась, и в лицо дохнула прохлада весеннего вечера. Снег растаял, превратился в грязную противную жижу. Люди комично перепрыгивали через лужи и ругались на забрызгавшие одежду авто.

Зато на весну больше похоже.

Я боялась думать о том, что произошло. Не об охотнике — там все было проще. Запутанно, нереально, даже сказочно, но проще.

В отличие от Влада…

Именно он казался опаснее самого древнего охотника, самого страшного из всех чудовищ, которые упоминались в летописях атли. Не потому ли, что он был человеком, которому плевать на кен? Не потому ли, что его мотивы настолько непонятны, что жуть пробирала до костей? Не потому ли, что за несколько часов до того, как все случилось, я думала о нас, представляла…

Руки сжались в кулаки. Злость, обида, страх — смешались, слились в одну сильную эмоцию, с которой я никак не могла справиться. А когда не можешь совладать с эмоциями, это плохо.

— Ты чего тут стоишь? — Голос Филиппа оказался сродни холодному душу и вернул меня в реальность.