Илика зевнула: полдня пути вымотали ее, хотелось спать и есть. Но, по-видимому, никого не волновало, голодна она или сыта, как не волновало и то, где будет ночевать будущая рабыня. Никто не приглашал ее в шатер, никто не предлагал крышу над головой и теплое одеяло. Вздохнув, девушка встала и подняла с земли брошенное кем-то одеяло, собираясь прилечь под раскидистой рябиной на освещенном вечерним солнцем пригорке. Про чувство голода она старалась не думать. Гордость не позволяла ей идти на поклон к лорду и просить еду. А без его приказа, видимо, воины не могли или не догадывались покормить ее. Расстелив одеяло, она сняла теплую меховую накидку, подаренную Ладой, и свернула ее, собираясь положить под голову.

— Пошли! — равнодушно прозвучало рядом. Илика вздрогнула: как из воздуха, около нее возник рыжеволосый крепыш в небрежно расстегнутой верхней рубахе из темно-серой шерсти. Илика встала и набросила на себя накидку. Что им от нее нужно? Рыжий молча шел впереди, не оглядываясь, уверенный, что девчонка послушно идет следом. Возле костра он приказал ей сесть и налил в чашку похлебки. Достав из мешка хлеб, отрезал большой ломоть и так же молча протянул. — Ешь, только быстро. Пора ложиться. Ты ночуешь со мной. Шевелись, я устал и хочу спать!

Торопливо, обжигаясь и дуя на ложку, Илика съела похлебку и вытерла кусочком хлеба чашку. Рыжий отобрал посуду и сложил в огромный котел, над которым поднимался пар. Сноровисто вымыв чашки и ложки, он сложил их в мешок и подбросил дров в огонь. Кивнув часовому, взглядом поднял пленницу и повел в свой шалаш. Внутри было тесновато, но тепло: строить временные жилища воины умели, в мгновение ока умудряясь соорудить из веток и листвы вполне приличное жилье, не продуваемое и неподвластное дождю. По бокам лежали два одеяла и войлочные свертки — укрываться. Рыжий молча снял верхнюю рубаху, бросив ее в изголовье, и растянулся на плотном одеяле, прикрывшись войлоком. Помедлив немного, устроилась на втором одеяле и Илика.

— Не вздумай сбежать ночью, — прозвучало вдруг негромко. — Часовые тебя все равно из лагеря не выпустят. А если замечу при попытке к бегству — до самой Люты еды больше не получишь, и спать будешь на улице, привязанная к ближайшему дереву. Я за тебя головой отвечаю, а она у меня одна. Так что не зли, тебе же хуже будет.

— Как прикажешь, — кротко ответила Илика, укрываясь. — Я и не думала бежать. Дороги обратно не знаю, а без еды и лошади далеко не уйти. Вряд ли вы оставили без присмотра табун.

— Умница, — сонно похвалил ее караульный. — Станешь слушаться — дорога до столицы будет для тебя легкой и комфортной. Но чур тебя, если натворишь чего, ведьма!

Повернувшись на бок, он громко захрапел. Вздохнув, Илика свернулась клубочком и натянула на себя войлочное одеяло. Давно ей не приходилось спать в походных условиях — с тех пор как Грегор вез ее в Замок Фантомов прошлой осенью. Засыпая, она улыбнулась… Если бы не мимолетный каприз юного воина, никогда бы ей не встретиться с тем, кто отныне дороже всего на свете. Ничего, что разлучили. Вадим ее судьба, значит, они обязательно встретятся. На краю сна привычно кольнула мысль о бабушке. Несколько дней назад Илика проснулась от страшной боли, пронзившей вдруг ее тело. Вадим, лежавший рядом, несколько минут пытался успокоить бьющуюся в непонятной то ли лихорадке, то ли схватке любимую. Металась она так с полчаса, а то и больше. А потом затихла и до самого утра не произнесла ни звука, не шевельнулась. Утром Вадим впервые увидел в ее синих глазах зеленые крапинки. А на левом виске тонкой змейкой засеребрилась прядь. Весь день Илика провела в аптеке, не пошла ни гулять с ним, ни кататься. Даже от ужина отказалась. И спать убежала, едва солнце село. Только через несколько дней открылась, что в ту ночь умерла бабушка. И то, что с ней случилось, не болезнь или колдовство. Просто бабушка передала ей свой дар. По правилам внучка должна быть рядом с умирающей, держать за руку, читать наговоры. Тогда передача пройдет спокойно и безболезненно. Но так вышло, что юная наследница оказалась далеко, а единственной вещью, оставшейся ей от старой знахарки, оказался золотой медальон размером с сестерций — в форме восьмиконечной звезды с темно-зеленым камнем посередине. В ту ночь медальон словно взбесился, то накаляясь до красноты, то вдруг леденея, словно пролежал сутки в погребе. Самое странное, что на коже Илики не осталось никаких следов. Еще долго после той ночи она не спускалась в зал, не пела дружинникам, не улыбалась. Только через два днядевушка немного отошла от своего горя и снова стала похожей на себя прежнюю. Но зеленые крапинки так и утопли в лазури ее глаз. А серебряную прядь заправляла в косу, так, что никто и не знал о ней.

Через несколько дней рано утром они въехали в Лютецию. В этом городе у рода Фантомов тоже был дом. Знать не любила постоялых дворов, стараясь иметь в каждом из семи городов хоть небольшое, но собственное жилье. Въехав во двор, воины тут же растворились в замке и казармах, устраивая на постой лошадей, нагревая воду в бане. Драгомир потребовал наполнить ему горячую ванну и приготовить ужин. Подозвав служанку, велел найти привезенную ими девчонку и привести ту в порядок перед продажей. Поклонившись, миловидная хрупкая девушка с миндалевидными глазами и блестящей черной косой вышла во двор, где у колодца устало присела Илика. Приехав в замок, воины перестали обращать на нее внимание. Сбежать она уже точно не могла, значит, можно было забыть о досадной помехе, которая в путешествии требовала изрядного внимания — накорми ее, на ночлег устрой, да еще следи, чтоб не исчезла ночью. Сейчас они разбрелись по своим делам, забыв о пленнице.

— Пойдем, — позвала ее черноволосая. — Господин приказал искупать и переодеть тебя, потому что скоро начнется торг на невольничьем рынке и тебя повезут туда.

Илика опустила голову, сдерживая слезы. Удручающее будущее встало перед ней в ужасающей неизбежности. Через несколько часов ее поведут продавать. Разденут, поставят на возвышении, чтобы покупатели смогли оценить будущее приобретение. Матушка Макошь, спаси и помилуй! Кто ее купит? Каким будет этот человек? Для чего он приобретет рабыню — по хозяйству помогать или для утех? До сих пор ей везло. Сначала Лада спасла от притязаний младшего сына, а затем любовь старшего обережным кругом оградила ее от возможных приставаний воинов. К ней неровно дышала половина отряда, но кольцо предводителя надежно защищало даже от самого нескромного взгляда. И вот теперь… Будущая рабыня молча поднялась и пошла за служанкой. Выкупав ее, та протянула одежду: белое нижнее платье грубой ткани и без вышивки, а наверх — зеленый сарафан с медными застежками. Положила на лавку ленту для косы и рядом — пару кожаных расшитых башмачков с небольшим каблучком. Когда Илика оделась, повела ее в зал, где заканчивали завтракать дружинники.

— Присядь здесь, — показала служанка на низкую скамеечку возле очага. — Господин пришлет за тобой, когда придет пора ехать. Не бойся, это не саркельский рынок, где девушек часто покупают восточные воины. Среди них встречаются жестокие хозяева. Здесь обычно бывают господа из Ар Каима или Мориона — а они добрые.

Илика благодарно улыбнулась немудреному утешению. Откуда этой крошке знать, что она сроду не знала рабской доли, даже в плену оставшись свободной благодаря целительскому мастерству и любви Вадима? Будущая рабыня старалась ни о чем не думать, боясь разреветься на потеху жестокому лорду Драгомиру.

Биржа Лютеции, как обычно, кипела и бурлила. Тут и там раздавались крики торговцев, звонко рекламирующих свой товар. Где-то позади прилавков ржали кони, рядом пахло дымом и горячим металлом — тут же купленного жеребца или кобылу можно было подковать и обзавестись упряжью для него. Торговцы рунами облюбовали участок возле фонтана, разложив на столах коробочки с разными пластинками. Возле них то и дело сновали лекари и наемники, запасаясь необходимым, а чуть поодаль воины задумчиво перебирали клинки и дубины, присматривали кольчуги и щиты, наручи и пояса.