Постепенно мы вместе с миссис Геррик привыкли не бояться столкновений. Больший страх нам внушает бородатый хулиган, захвативший вагон. Его поступки непредсказуемы, и, разумеется, мы не можем дольше оставаться с ним в этом вагоне прошло уже несколько часов. Не понимаю, почему муниципалитет Интерборо ничего не предпринимает, чтобы остановить нас и передать этого сумасшедшего в руки полиции. Мы с миссис Геррик готовы обратиться к окружному прокурору".

Эти записи были сделаны на первых страницах записной книжки, переданной мне служащими Бюро пропавших персон. Ни миссис Геррик, ни мистер Деннисон, чьим почерком сделаны записи в книжке, не были найдены. Не был найден и машинист, о котором упоминает мистер Деннисон. В свою очередь муниципалитет Интерборо утверждает, что у них не пропало ни одного работника, более того, судя по описанию, они не нанимали такого человека.

С другой стороны, они не смогли убедительно объяснить, как мог отделиться от поезда последний вагон на станции «Флашинг».

Я согласен с мнением полиции, что эта записная книжка содержит интересные подробности, которые способны пролить некоторый свет на обстоятельства исчезновения двух злополучных горожан; и здесь, в психиатрической клинике, мы по мере сил пытаемся понять и интерпретировать этот в высшей степени вызывающий и загадочный дневник.

Та часть, которую я только что пересказал, была написана чернильной ручкой — неуверенным, дрожащим почерком, практически полностью схожим с последними образцами писем мистера Деннисона. Несколько следующих страниц вырваны, и дальнейшие записи продолжены карандашом. Почерк значительно уверенней и тверже, но, без сомнения, принадлежит тому же человеку. Далее из книжки вырваны еще несколько страниц, хотя записи вносились достаточно регулярно. Я пересказываю то, что смог разобрать из оставшегося.

"Судя по чередованию холодных и теплых времен года, мы потратили больше десяти лет на это жуткое и бесцельное путешествие. Странно, но мы не испытываем физического неудобства, хотя нескончаемая гонка вверх-вниз по этим туннелям утомляет. Обычные потребности организма никак не напоминают о себе или приглушены. Смена жары и холода, например, заметна, однако не вызывает особенного дискомфорта. Еда стала предметом далеких воспоминаний. Иногда мне кажется, что мы стали больше спать.

Машинист почти не разговаривает с нами; большую часть пути он ведет себя так, словно нас не существует Свой досуг он проводит, сидя и размышляя в дальнем конце вагона; глядит в пол и бормочет что-то в свою огромную рыжую бороду. Иногда он встает и напряженно всматривается вперед, словно отыскивая что-то. Потом в явном раздражении меряет шагами свой закуток, изрыгая при этом свои заморские проклятия. «Вердоймд» и «фервеншт» — наиболее часто употребляемые. Мы научились распознавать их; странный великан в ярости рвет на себе волосы, когда выкрикивает их. Его зовут (как он представился) Ван дер Деен, но мы считаем дипломатичным называть его «капитан».

Я уничтожил все написанное за предыдущие годы (все, кроме описания самого первого дня). Сейчас многое кажется противоречивым и преувеличенным. Думаю, в этом виновато мое тогдашнее нездоровье. Сейчас я заметно окреп, притом без всякого медицинского ухода. Мой артрит и неподвижность суставов исчезли без следа; кажется, я даже стал лучше слышать.

Миссис Геррик и я давно свыклись с обществом друг друга, и наша привязанность растет с каждым днем. Сначала мы оба сильно беспокоились о наших близких. Однако преклонный возраст, в котором мы находились в момент похищения (мы почти ровесники с ней), позволяет предположить, что наши дети и внуки переживут утрату, которая все равно была неизбежна. Единственная проблема, которая не поддается разрешению: утомительная в своей монотонности гонка по подземным туннелям Интерборо.

На страницах, которые я уничтожил, много места отведено описанию ужасов, которые мы пережили в первые недели при прохождении сквозь встречные поезда. Вскоре это превратилось в столь обычное явление, что перестало восприниматься вовсе, как собственное дыхание. Однако стоило избавиться от ощущения неминуемой катастрофы, и наше путешествие наполнилось смертельной скукой блуждания по темным туннелям.

Миссис Геррик и я проводим время за дружескими беседами (хотя в более ранних записях я сетовал на ее неразговорчивость) или пробуем угадать, что происходит наверху, в городе, по пассажирам, стоящим на платформе. Это непростое занятие: наш вагон мчится очень быстро, к тому же много встречных поездов. Наше внимание привлекли изменения в рекламных щитах на станциях. Теперь на них изображены портреты старых кинозвезд; рекламу новых зубных паст и медицинских препаратов, кажется, сняли. Что это, не выдержали проверки или в стране идет кампания за возвращение к природе?

Еще одно чудо в нашей однообразной жизни — омоложение нашего вагона. Несмотря на безостановочную гонку на предельной скорости, он становится все ярче и новее. Сегодня у него вид, словно он несколько минут назад сошел с конвейера.

Полвека назад я твердо усвоил простую истину: если не знаешь, чем занять себя, — пусть у тебя впереди бесконечность, ты не сделаешь ровным счетом ничего. Заглянув в записную книжку, я обнаружил, что прошло десять лет со времени последней записи! Прямое подтверждение праздности и однообразия той жизни, которую мы вынуждены вести в этом блуждающем вагоне. Сама неизменность нашего существования лишает записи смысла. Однако недавние события принуждают меня взглянуть в лицо пугающей правды. Скрытое подтверждение моих опасений ошеломляет и указывает, что с нами определенно что-то происходит — что-то вполне объяснимое. Но я боюсь подумать об этом… тем более назвать это! Существуют два вероятных объяснения: или все, что я думаю, верно, или…

Необходимо поговорить на эту тему с Нелли Геррик. У нее поразительное самообладание. Очень рассудительная женщина. У нас с ней превосходные отношения.

Больше всего меня беспокоят объявления. Они рекламируют товары, бывшие популярными так давно, что я и забыл о них. И текст рекламы пересыпан выражениями тех лет. Последнее время трудно рассматривать плакаты: платформы все время переполнены пассажирами. В толпе много людей в военной форме, солдат и матросов. Мы догадываемся, что началась война, но без ответа остается самый страшный вопрос: "С кем?"

Некоторые перемены наблюдаются и в нашем маленьком мирке. Мое здоровье и внешний вид беспрерывно изменяются к лучшему. В волосах почти не осталось седины! Они снова каштановые и растут даже на макушке. С прической Нелли та же история. Есть и другие перемены: я стал лучше видеть и слышу совсем хорошо.

Кульминация этой вызывающей тревогу регрессии совпала с появлением новых плакатов. Они объясняют происходящее с нами. Над головами людей в подземке засверкали новые призывы, многочисленные и настойчивые: "Покупайте займы Победы!" По их обилию можно предположить, что мы снова вернулись в счастливые дни 1919-го, когда с фронтов мировой войны возвращались солдаты.

Мои беседы с Нелли успокаивают. Маловероятно, чтобы мы оба сошли с ума с одинаковыми симптомами. Неизбежный вывод, к которому мы пришли, заключается в том, что мы оба выпали из жизни! Время пришло в обратное движение! "Ругваартш! — сказал сумасшедший голландец в первый день нашего путешествия во Флашинг. Мы поедем обратно!" Очевидно, в его Флашинг, каким он когда-то знал его. Кто знает о нем, кроме него? Может оказаться, что этот город принадлежит совершенно другой эпохе; иначе почему этот сумасшедший чародей (кто еще так свободно обращается со временем!) выбрал путь в прошлое? Нам остается только ждать и надеяться на лучшее.

Новая теория объясняет далеко не все явления. Не все предметы движутся вспять; иначе как объяснить то, что я пишу эти строки? Нас можно сравнить со стайкой мух в кабине спускающегося лифта. Окружающий мир теряет вес и движется вверх, тогда как на самом деле кабина неуклонно ползет вниз. Отрезвляющая мысль. Мы рады, что она пришла нам в голову. Нелли призналась, что она некоторое время колебалась, не решаясь высказать ее вслух. Еще она обратила внимание на незаметную перемену в нашей одежде: практически незаметная глазу революция стиля.