— Нет.

— Тысяч долларов?

— Да.

— Звучит заманчиво, — признаю я. — Но все же нет.

— Вы даже не хотите узнать, в чем заключается работа?

— Нет.

— А вы знаете, кто мой муж?

— Нет.

Словно отвечая на свой вопрос, женщина снимает темные очки. Как я и подозревал, под глазом у нее огромный синяк.

— Его зовут Эдвард Напье. Знаете, кто он такой?

Знаю. Большой человек в Лас-Вегасе. Ему принадлежит казино «Небо». Он высокий и элегантный. Его состояние оценивается чуть ли не в миллиард долларов. Безо всякого преувеличения. Есть у него связи и в криминальном мире. Конечно, ничего не доказано. Просто те, кто не идет ему на уступки, бесследно пропадают. После чего сделки завершаются на условиях Напье.

Покорив Лас-Вегас, Эд Напье пришел в Силиконовую долину. С недавнего времени ему нравится роль рискового инвестора. Он бросается деньгами, вкладывая десятки миллионов долларов в Интернет-компании. В «Уолл-стрит джорнал» цитировали его слова о том, что когда туман рассеется, у него в руках окажется небольшой участок Новой Экономики. В этом мало кто сомневается. По крайней мере, вслух.

— Понятия не имею, — говорю я. — А кто он?

Женщина улыбается.

— Работа будет простая.

За простую работу сто штук баксов платят только телеведущим и сенаторам.

— Как я уже сказал, спасибо, но я пас, — снова объясняю я, вставая из-за стола.

— Уходите?

— Ага.

— Но почему?

— Потому что я вам не верю. Я не верю, что вы совершенно случайно повстречали меня в баре. Думаю, вам было известно, кто я такой, и встречу вы запланировали заранее.

— Клянусь, вы ошибаетесь.

— Ах, клянетесь? Ну в таком случае… — присаживаюсь я обратно.

Она явно удивлена.

— Ладно, шучу, — все же встаю я. — Даю вам последний шанс. Кто вас послал?

— Да никто.

— До свидания.

Я поворачиваюсь к двери.

— Погодите. — Она дергает меня за штанину. — Вот, возьмите.

Я оборачиваюсь. Женщина протягивает мне визитку, но которой написано «Лорен Напье». А еще номер телефона. Ни должности, ни адреса.

— Это мой мобильный, — объясняет она. — Звоните в любое время.

— С какой стати я должен вам звонить?

— Ну мало ли, вдруг вы передумаете.

— На это можете особенно не рассчитывать, — предупреждаю я. — Спасибо за выпивку.

Я оставляю миссис Лорен Напье в баре и спешу к своей «хонде». Если повезет, я просижу под палящим солнцем в пробках на шоссе N 85 всего час.

В семь вечера я оказываюсь дома. На дворе лето, и за окном еще очень светло.

Я живу в центре Пало-Альто. Мой дом окружают красивые здания с воротами, где самые маленькие квартиры стоят не меньше полумиллиона долларов. Я живу в старом дешевом оштукатуренном доме с навесом для машины, и в этом районе такой дом — как бельмо на глазу. Я снимаю квартиру у девяностолетнего дедушки, живущего этажом выше. Он купил дом в 1958 году, еще до того, как эти места стали Силиконовой долиной. До начала семидесятых он держал кур на заднем дворе. Теперь дедушка берет с меня четыреста долларов в месяц за однокомнатную квартирку, хотя любой другой на его месте попросил бы тысячу двести. Уж не знаю, то ли он неисправимо скромен в запросах, то ли впал в маразм.

В благодарность за низкую арендную плату я ему помогаю по мелочам. Хотя работы немного: надо время от времени подравнивать живую изгородь, по вторникам выносить мусор к обочине, звонить в службу сервиса, когда стиральная машина выходит из строя.

Сегодня мистер Грильо встречает меня на дорожке, ведущей к дому. На нем майка и махровый халат. Шаркая, он доходит до машины и говорит мне:

— Кип, ты не поменяешь лампочку наверху?

Мистер Грильо — сухонький старичок, потрепанный, как любимая игрушка собаки. Говорит он с итальянским акцентом. Историю его жизни я слышал раз сто: приехал из Италии во время Великой депрессии, работал на мясокомбинате «Свифт» в Сан-Франциско, добился хорошей зарплаты через профсоюз, начал скупать недвижимость, хотя вся его семья насмехалась над ним, платившим слишком большие деньги за землю в сельской местности у черта на рогах, в каком-то Пало-Альто. Сейчас эта земля — в центре самого сердца индустрии, которая переживает неслыханный бум, — потянет на миллион долларов. Но, может, он так ее и не продаст. Однако наследники свое получат. Они уже кружат вокруг, навещают мистера Грильо все чаще, словно чуя приближающуюся смерть. Ничто, кроме денег, не пробуждает любовь так быстро.

— Конечно, поменяю, Дельфино, — отвечаю я.

Он идет впереди, шаркая по бетонному полу. Старик поднимается по лестнице, я — следом за ним. Всего в доме четыре квартиры, по две на каждом этаже; на первом этаже живу я и молодой разведенный парень, а на втором — мистер Грильо и профессор Стэнфордского университета. На преодоление тринадцати ступенек у Дельфино уходит около минуты. Но он наконец добирается до площадки второго этажа.

— Вот, — показывает старик на перегоревшую лампочку на потолке.

Жестом заправского иллюзиониста он выуживает откуда-то из халата новую лампочку и протягивает мне.

Прикидываю расстояние до лампочки. Если встать на цыпочки, есть шанс дотянуться. Я вытягиваюсь, тяну руки к перегоревшей лампочке, пытаясь ее выкрутить. Я стою в опасной близости от идущей вниз бетонной лестницы. И вот лампочка выкручена, но все тело ломит.

— Дельфино, подожди, — доносится чей-то голос с первого этажа.

Я едва не роняю лампочку. Глянув вниз, замечаю внука мистера Грильо. Он бежит вверх по лестнице.

Хотя Дельфино и зовет его внуком, они на самом деле не кровные родственники. Парень женат на внучке мистера Грильо. Иными словами, он очень вовремя оказался членом семьи Дельфино. Я тут не первый год, но не припомню, чтобы внучка часто навещала старика. Но теперь, когда смерть мистера Грильо не за горами, внучок появляется здесь все чаще. Может, почуял скорую наживу?

Родом он откуда-то с Ближнего Востока — возможно, из Египта. У него черные кудрявые волосы и смуглое лицо. По-английски говорит практически без акцента. Работает агентом по продаже коммерческой недвижимости, и у него всегда такой вид, будто он оценивает стоимость всего, что только видит.

Дельфино мне недавно рассказал, что внук помогает ему с канцелярской работой — счета, банковские дела, налоги. Чует мое сердце, дело тут нечисто, недаром я сам в прошлом был аферистом. Не удивлюсь, если завещание мистера Грильо изменится, причем без его ведома.

Как и все пожилые жертвы, мистер Грильо ничего не подозревает. Он любовно называет внука Арабчиком, будто тот скаковая лошадь. Думаю, парня бесит такое прозвище, но он умело это скрывает. «Осталось годик-другой потерпеть», — успокаивает он себя, наверное.

Арабчик взлетает на второй этаж, чтобы я не вздумал помогать дедушке. Никому не позволено сближаться с мистером Грильо, ведь завещание может быть переписано в любой момент.

— Дельфино, ну сколько раз тебе повторять? — отчитывает он старика, как ребенка. — Нельзя просить жильцов помогать тебе по дому.

— Да ничего страшного, — защищаю я хозяина дома.

Но парень не обращает на меня внимания. И снова поворачивается к мистеру Грильо, словно меня не существует:

— В следующий раз зови меня.

Мистер Грильо по-доброму смеется в ответ. Старик туговат на оба уха, и неясно, понял ли он, что ему сказал Арабчик.

— Это мой внук, — объясняет он мне. — Мой Арабчик.

— Да, — вежливо отвечаю я. — Я знаю.

Арабчик протягивает мне руку. Сначала я не понимаю, что ему нужно. Затем, догадавшись, отдаю лампочку.

— Я сам обо всем позабочусь, — заявляет парень.

Уж не знаю, о чем он — то ли о лампочке, то ли о наследстве. Но не спорю и говорю:

— Да, конечно. До свидания, Дельфино.

Дельфино смеется. Может, он понимает, что здесь происходит. А может, и нет. Ничего не сказав Арабчику, я иду к себе.