Ошарашенная Оксана уставилась на подругу во все глаза.

– Думаешь, это что-то дьявольское? Ты веришь в демонов?

– С рогами и зубами? Нет, в таких не верю. А вот в нечто непонятное и чуждое, чёрное, если делить мир на две половины, верю. Причём, это не значит, плохое, просто настолько нам чуждо, что мы воспринимаем его как враждебное. С нашей точки зрения. Например, эти внушённые желания поработать на грядках, они мне очень не нравятся. А с его точки зрения, всё в норме, может быть, ему просто поесть хочется. В общем, единство и борьба противоположностей, по-моему.

– Это почему же единство?

– Ну, я ведь говорю: с его точки зрения, он ведет себя совершенно естественно.

– И что? – не поняла Оксана. – Причём здесь единство? Для чего ему вообще было выращивать урожай?

– Чтобы изучить нас получше. Или…э-э…подманить. Мы целый день работали практически с одной мыслью – убрать, собрать, взять. А он нас изучал и подстёгивал в нужном направлении. Для него. Сначала ты хочешь сама, а потом, постепенно, тебе внушают изменить кое-что тут, переделать что-то здесь и в итоге получается нечто абсолютно противоположное, и ты считаешь, что это правильно, что именно так и нужно. И почему ободранный куст сирени стал символом, то есть, проводником этого чего-то?

– Откуда я знаю, – пробормотала Оксана, но увлечённая Света ее не слушала.

– Или может быть, это что-то уже давно искало лазейку, и мы впустили его своим желанием, своей кровью. Недаром ведь христианство покончило с кровавыми жертвами. Мне вообще кажется, мы просто ещё до конца не изучили всех свойств нашей крови, что бы ни писали в научных трудах. Как с атомом, сначала было всё ясно – меньше не бывает, а потом началось: протоны, электроны, нейтрино. Так и с кровью. Возможно, люди интуитивно знают об этом, недаром же христианство, да и ислам запретили кровавые жертвы. Быть может, и не просто из моральных соображений? Может быть, мы чисто интуитивно знаем, что нельзя использовать кровь, иначе выпустим такого джинна из бутылки, что загонять его обратно придётся ценой гибели всего человечества? Представь некий мир, даже вселенную, до краёв заполненную чем-то, как надутый шар. И вот в одном месте прогибается стенка или отдаётся звоном – это срабатывает наше желание, а следом, как кислотой, прожигается кровью прокол. В прокол этот проникают сначала эманации чуждого нечто, а затем, постепенно и всё остальное. И вот от нас уже ничего нет, и весь наш мир заполонён этим нечто.

Оксана поёжилась.

– Ты, правда, так думаешь?

Света растерянно пожала плечами.

– Не знаю. Но, думаю, надо рассмотреть любые предположения, чтобы впоследствии не кусать в досаде локти.

– Знаешь, мне твоя гипотеза о подкормке больше нравится.

– Мне тоже. Но она не объясняет желания трудиться на грядках, забыв обо всём.

– Жадность? – предположила Оксана.

Света грустно улыбнулась.

– У меня – ладно, а у тебя? Тебя-то что тянуло?

Оксана передёрнула плечами.

– И не вспоминай. До сих пор колотит. Спасибо, кстати, успокоила меня. Между прочим, как это тебе удалось?

Света опять пожала плечами.

– Откуда я знаю. Раньше никогда такого не было. Может, эти эманации пробудили что-то такое внутри?

Оксану начало трясти мелкой дрожью. Света поглядела на неё и засмеялась.

– Ладно тебе! Я тут несу всякую ерунду, а ты веришь. Наверняка есть какое-то простое и логичное объяснение случившемуся.

– И какое?

– Ну не знаю я! Может, я вообще сплю, а ты мне только снишься?

Оксана вытянула руку и ущипнула Свету.

– Ай! Злодейка!

– А нечего меня пугать! И что со всем этим делать?

– Позову кого-нибудь из нашего правления, может, посоветуют куда обратиться. В крайнем случае, вызовем журналистов.

– Думаешь, приедут?

– А мы постараемся. Фотки с мобилы перешлём. Кстати… – Света замолчала.

– Что – кстати?

– Ты наш урожай не фоткала?

– Нет, – пробормотала Оксана растерянно.

– И я нет. Интересно, почему? Надо это срочно исправить! Где мой мобильник? – Она сурово взглянула на подругу.

– Я не брала, – быстро отмежевалась Оксана.

– Да я это так, мысли вслух.

Света отыскала в комнате телефон и принялась снимать сохранившиеся остатки урожая, заставив Оксану то стоять, то сидеть рядом с овощами для масштабности, отметив про себя, что на фоне могучих кабачков худенькая девушка выглядит сущим недомерком. Но вслух говорить этого не стала. Довольно скоро память сотового телефона оказалась забита фотографиями огромных гороховых стручков, редиса, больше похожего на настоящие яблок. Особенно Света понравилась одна: Оксана сидит на стуле, обхватив руками стоящий вертикально колоссальный кабачок, из-за которого торчат макушка и уши девушки.

Света с улыбкой показала Оксане фото.

– Назову её «Кабачок с ушками», – сказала она.

– Сама ты… «баклажан с рожками», – обиделась Оксана. – Ей помогаешь, а она обзывается!

– Ну, прости, – повинилась Света, и прыснула: – Но ведь похоже!

Оксана подулась ещё немного для виду и успокоилась.

– А участок фоткать не будем? – поинтересовалась она.

Света скорчила мину.

– Надо бы, только у меня память кончилась. И…вообще-то вчера надо было.

– На мой снимем.

Девушки вышли на крыльцо, и Оксана быстро нащёлкала с десяток снимков, стараясь почётче сфотографировать широкие участки взрыхлённой земли, раскинувшиеся по всему огороду. Потом спустилась вниз и завернула за угол, нацелив камеру телефона на Тётя и тянувшиеся от него тёмные полосы, чем-то похожие на чёрные языки. Подошла с опаской поближе и быстро нажала пару раз на клавишу мобильника. Закончив, вернулась в дом.

Света между тем прошлась по участку. Время от времени она останавливалась, нагибалась и, захватывая пригоршни земли, растирала её между пальцами. Земля была как земля, и на взгляд девушки ничем не отличалась от обычной. Света поднесла её к лицу, понюхала. Украдкой оглянувшись на Оксану, даже лизнула, но не нашла ничего необычного. Конечно, возможно, лабораторные исследования и выявили бы какое-нибудь несоответствие, но их следовало провести, не говоря о том, что и саму такую лабораторию нужно ещё отыскать и упросить взять землю на анализ.

«Хотя, – подумала Света, – в наше время за деньги всё, что угодно сделают».

Но тогда возникал вопрос: где взять денег? Насколько она помнила, вопрос был глубоко философский, и человечество решало его с самого зарождения цивилизации. В Светином случае можно было деньги заработать, занять, взять кредит, (страшное слово) – украсть, что-нибудь продать или найти спонсора. Но занимать ей никто не будет: у подруг у самих денег нет, кредит ей не дадут, поскольку один у неё уже есть, как раз за купленную дачу. Украсть? Она и слова-то такого не знает. Зарабатывать деньги тоже не выход. Овощи сгниют прежде, чем удастся скопить нужную сумму. Что там дальше по списку? Продать? Скажем, собранный урожай. Но чтобы урожай продать, его нужно вывезти, а чтобы вывезти, нужна машина, причём настоящий грузовик, поскольку в легковушку суперовощи просто не влезут. Даже те остатки, что лежат сейчас в доме. Оставалось лишь надеяться на спонсорскую помощь правления. Правление помощь наверняка окажет – такая реклама садоводству, все участки на продажу расхватают мгновенно.

Успокоенная Света решила не откладывать дело в долгий ящик и сходила в сарай за лопатой и большим матерчатым мешком, в который планировалось по осени складывать созревающий овощи. Она вышла на середину широкой чёрной полосы и принялась азартно орудовать лопатой, ссыпая землю в широкую горловину мешка. Кинув несколько лопат, Света приподнимала мешок, встряхивала, ставила обратно и вновь принималась за дело. Копалось легко. Света и оглянуться не успела, как мешок оказался набит под завязку, а сама она стояла в ямке с полметра глубиной.

Вышедшая на крыльцо Оксана какое-то широко раскрытыми глазами поражённо взирала на занятую земляными работами подругу.