Каждый год в начале мая

День рожденья мы справляем.

Поздравляем Свету,

Дарим ей конфету.

– Ну и дальше в том же духе. Не помню.

«Удивительно, как ты это запомнила», – подумала Света.

– Давай спать, – проворчала она, – завтра ещё топать и топать.

Оксана, кажется, хотела ещё что-то сказать, но посмотрев на мрачное лицо поэтессы, быстренько юркнула в спальный мешок и застегнула молнию. Света встала, вытащила из расщелины фонарь и тоже улеглась, выключив свет. Где-то наверху небо, наверное, затянули облака, скрыв и молодой месяц и звёзды, и внутри каменного круга стояла тьма-тьмущая. Хотя нет: глаза различали цепь валунов, проступавшую в темноте нависающим чёрным массивом, а залетавший снаружи ветер уже не навевал уюта своим гулом, больше напоминая теперь завывания.

«Жуу…хожууу…хожууу…».

Света резко села. Происшедшее минувшей ночью в сарае вдруг остро всплыло в голове, словно рассеялась туманная дымка, окутывающая воспоминания. Или нет, больше это походило на внезапно оживший детский страх, давным-давно погребённый под слоями новых событий, подзабытый, но не исчезнувший. И напряжённо вслушиваясь в окружающую ночь, Света мельком удивилась тому, что за весь день ни разу не вспомнила о случившемся. Но эта мысль тут же исчезла, растворившись в очередном шипящем завывании.

Она высунула руку и включила фонарь. Повела лучом, выхватывая из темноты то изломанный, то сглаженный камень с тёмными редкими полосками мха. Остановилась на входе. Бело-жёлтый конус света упёрся темновато-серую дымку и увяз в ней, раздробился в подрагивающих капельках. Туман. Но внутри валунов никакого тумана нет. Она ещё раз осветила площадку никаких следов – и вернулась к входу. Показалось, что в серой дымке наливается темнотой сгусток с шевелящимися, как щупальца, краями, и снова раздалось заунывное «хожуу…хожу…хожуу…».

Рядом испуганно пискнули. Света невольно повернулась вместе с фонарём. Оксана не спала. Всунувшись по пояс из спальника, она с закрытыми глазами храбро тыкала вокруг себя трэкинговой палкой и тоненько взвизгивала от страха. При виде трясущейся подруги навеянная жуть внезапно исчезла, сменившись злобой. Света выскользнула из мешка, пошарив вокруг, подхватила увесистый камень, и со всех сил бросила его в густеющую на глазах тёмную кляксу.

«Хожу…», – чавкнуло в ответ.

Шевелящиеся отростки оплели с обеих сторон вход и зазмеились по валунам, сливаясь с ними и исчезая. Тёмный сгусток таял, растворяясь в порождённых им самим щупальцах, и в конце концов просто исчез. Стихло выматывающее душу «Хожу…хожуу…», канувшее в клочках тумана. Стало тихо-тихо и отчего-то ещё более страшно.

Света обвела фонарём камни, пытаясь разглядеть только что тянувшиеся тёмные змейки, и ничего не увидела. Обычные скалы. Она замерла, вслушалась – опять ничего. Сердце постепенно перестало неистового стучать в грудь, будто собираясь выпрыгнуть; она перевела дыхание и посмотрела на Оксану. Та сидела, сжавшись в комок и закрыв лицо руками. Плечи её тряслись. Света только хотела шагнуть к подруге и успокоить, как уловила краем глаза движение.

Она снова взмахнула фонарём. С окружающих валунов неспешно скатывались серые сгустки, растекались и соединялись между собой, постепенно образуя неправильной формы круг с шевелящимися краями, ползущими со всех сторон навстречу друг другу. До Светы не сразу дошло, что они с девчонками находятся в центре этого сомкнувшегося и затягивающегося кольца.

Противоположность тьмы – свет. Она лихорадочно начала полосовать лучом фонаря наползающие щупальца. Толку было примерно столько же, сколько от тыканья вилкой в суп. Света опустила фонарь, быстро нагнулась к рюкзаку и достала зажигалку, подхватила валявшийся с ужина у импровизированного костра кусочек сухого спирта и зажгла. Нервно пританцовывая и обжигая пальцы, дождалась, пока разгорится и швырнула в серую волну. Огонёк провалился вглубь, какое-то время проблёскивал синеватым пламенем и погас.

Света бессильно опустила руки. В оцепенении она смотрела на накатывающий вал уплотнившейся до черноты серости, не представляя, что можно сделать. Бежать было некуда, а перепрыгнуть через расползшийся на всю площадку круг, можно было разве что с шестом. «Хожу…, – донеслось от входа, – хожуу…». Света отстранённо подумала, что ещё несколько минут и вал захлестнёт их, растворит в себе. Мелькнула мысль разбудить Юлю, но она одёрнула себя: если уж их сейчас съедят, пусть хоть та не мучается.

– Уййй-и! – раздался тонкий-тонкий писк, от которого заломило зубы, и мимо Светы скользнула невысокая фигурка в спортивном трико с босыми ногами.

Оксана, до сих пор с закрытыми, как показалось Свете, глазами, прыгнула в ползущую тёмную серость и принялась колотить по ней трэкинговой палкой. – Уййй-и!

Ошеломлённая Света поражённо уставилась на то, как под ударами тёмный ковер обретает плоть и дробится на мелкие кусочки серости, которые свою очередь мелко подрагивают и рассыпаются в ничто. Она встряхнулась, подцепила свою трэкинговую палку и метнулась на помощь подруге. И с первым же взмахом поняла, что в отличие от Оксаны её удары не оказывают на серый круг никакого действия: палка проходила насквозь, глухо ударяясь о камни. А сам вал, довольный поданным обедом, жадно тянулся к неосторожно стоявшей у края девушке.

Света отпрыгнула. Она посветила на Оксану – та продолжала систематически истреблять ползущую мерзость, сопровождая каждый удар криком. До Светы постепенно дошло, что дело тут в воплях, этом тоненьком пронзительном вое, от которого ноют зубы и трясётся всё внутри. Она попробовала было подражать подруге, но не смогла: её более низкий голос просто не в состоянии был производить столь тонкий писк. Тем временем Оксана с храбростью разъярённой мыши носилась по кругу, колотя палкой, и постепенно окружавшая тёмная серость стала исчезать.

Света застыла столбом, молясь про себя, чтобы подруга не перестала кричать и не сорвала голос.

И будто сглазила. Оксана вдруг поперхнулась, и пронзительный писк сменился каким-то шипеньем, похожим на змеиное. Девушка завертела головой, похоже, только сейчас заметила Свету, и метнулась к ней с поднятой палкой. Света невольно втянула голову в плечи, ожидая удара, и вскинула руки.

– Это я! – выкрикнула она, и посветила фонарём себе в лицо.

Оксана замерла, потом медленно опустила трэкинговую палку. Она тяжело дышала, плечи и руки дрожали.

Света шагнула к подруге – ноги тряслись под стать Оксаниным – и обняла, ласково поглаживая по плечу.

– Всё-всё, – пробормотала она успокаивающе. – Ты молодец. Всё кончилось.

Она осветила место ночлега: никаких признаков тёмного вала, никаких щупалец, ничего, только обычная каменистая площадка с редкой травой. Не то Оксана действительно полностью изничтожила незваных гостей, не то уцелевшие просто сбежали, устрашившись девичьей ярости.

Света выругала себя за неуместный сарказм, хотя с другой стороны, пока просто ничего не оставалось, кроме как бодриться и делать вид, что всё в порядке.

– Ч-что это б-было, – заикаясь, поинтересовалась Оксана, зубы у неё явственно постукивали.

Света пожала плечами.

– Ходилка, – сказала она.

– К-кто?

– Ходилка. Я его так назвала, он прошлой ночью в сарай лез.

Даже в отсветах фонаря было видно, как глаза у Оксаны делаются большими и круглыми.

– И ты нам ничего не сказала?

Света замялась.

– Да я как-то… Не знаю. Почему-то утром это показалось таким не важным, мелким, что не стоило и упоминания.

Оксана устало опустилась на землю, ноги её явно не держали. Подумав, Света села рядом. Её-то ноги не держали точно.

– То есть, завтра мы тоже решим, что ничего особенного не было? – помолчав, спросила Оксана.

Света покачала головой.

– Я не знаю, Оксана. Я ничего не понимаю. Ни – что это было, ни – откуда взялось. Я вообще о таком ни разу не слышала.

– Я тоже, – призналась Оксана. – И Юлька, наверное…