Как политический деятель он не был в этот период интересен. Его партийная лояльность колебалась между семейной демократической традицией и личным восхищением своим республиканским кузеном Теодором Рузвельтом, который, будучи вице-президентом, в 1901 году стал преемником убитого президента МакКинли и потом на выборах в 1904 году собственными силами гарантировал себе пост президента на четыре последующих года. Помимо всеобщего требования в духе «noblesse oblige»[1] — чувствовать себя ответственным за всеобщее благо — студент еще не развил в себе основных политических взглядов, которые были бы достойны этой крылатой фразы. Он проявлял черты характера возможного политического значения, которые позднее стали ярко выраженными, такие, как честолюбие, активная энергия, хорошая память, широкий спектр интересов, умение сходиться с людьми, воля к руководству и упорство.

Упорство проявил он на последнем курсе и в личной жизни, когда, несмотря на решительный протест столь же волевой матери Сары, добился своего, женившись на Элеоноре, дальней родственнице в пятом поколении из Гудзонской долины и племяннице президента Теодора Рузвельта. Сара Рузвельт после смерти мужа в 1900 году всю свою любовь сконцентрировала на единственном сыне; чтобы быть ближе к нему, она даже сняла дом в Бостоне. Непреклонное поведение сына шокировало ее. Наконец, смирившись с неизбежным, она стала играть доминирующую роль в домашнем хозяйстве молодой семьи. Если сын в будущем принимал присутствие и привычки обеих женщин как факт, то впечатлительная, интеллигентная и мягкосердечная Элеонора в этой ситуации видела ущемление ее самолюбия. Свадьба в марте 1905 года благодаря присутствию Теодора Рузвельта явилась большим общественным событием в Нью-Йорке; жених и невеста полностью оказались в тени президента, который, как подметили насмешники, на каждой свадьбе склонен был изображать жениха. Летом 1905 года молодожены предприняли длительное свадебное путешествие по Европе, посетив Англию, Францию, Италию, Швейцарию и Германию.

После возвращения молодая пара, материально обеспеченная в связи с унаследованным состоянием в 200 000 долларов, обосновалась в Нью-Йорке, сначала по соседству, а потом бок о бок с Сарой Рузвельт. Рузвельт возобновил без особого энтузиазма начатую осенью 1904 года учебу в Колумбийском университете на юридическом факультете. Он со своим наблюдательным умом, подпитывавшимся личными контактами и продвигавшимся от частного к общему, не мог быть в восторге от юридических абстракций. Как и в Гарварде, он закончил учебу как обязанность со средними результатами. Когда он через три года сдал экзамен при нью-йоркской адвокатуре, то не стал заканчивать академию, а поступил на службу благодаря хорошим связям в качестве референта в одну пользовавшуюся хорошей репутацией нью-йоркскую адвокатскую контору, которая по иронии судьбы специализировалась на том, чтобы избавить крупных предпринимателей от ужесточенных законов картелей, инициатором которых когда-то был Теодор Рузвельт. Однако к этому референт не имел никакого отношения, он мог заниматься мелкими делами канцелярии до передачи дела в городской суд. И вот тут Рузвельт накопил важный опыт. Впервые в жизни он соприкоснулся очень близко с другой, теневой стороной американского общества. При подготовке дела для городского суда он познавал жизненный мир, образ мышления маленького человека и бедных слоев населения, их нужды, страх за свое существование — все, что ему самому было чуждо, их жестокую, часто бесперспективную борьбу за место под солнцем.

Деятельность в качестве референта заполняла только часть его свободного времени. Рузвельты участвовали в общественной жизни своих районов в Нью-Йорке; насколько позволяло время, он проводил его в своем семейном поместье в Гайд-парке; он стал там, как и его отец, в силу возможностей и обстоятельств видным членом ряда местных организаций. Лето он проводил в Кэмпбелле, занимаясь греблей; ездил верхом, держал беговую лошадь и играл в гольф. Между тем семья его быстро увеличивалась. Первый ребенок, дочь, родилась в 1906 году, а в последующие 10 лет появилось 5 сыновей, один из них умер, когда ему было 8 месяцев. Многое указывало на то, что Франклин Делано Рузвельт повторит жизненный путь своего отца — коммерсанта, дворянина с избытком свободного времени для различной деятельности на досуге.

Но эта видимость была обманчивой, в нем остались какое-то беспокойство, незаполненная пустота, ему не хватало цели, на что он мог бы направить свое честолюбие. Хотя атмосфера кипучей жизни в городских судах полностью соответствовала его коммуникабельному темпераменту, все же, чтобы сделать карьеру юриста, ему нужно было с головой окунуться в сухие и крайне скучные тонкости юридических прав картелей и хозяйственного права. Кроме того, он уже имел то, что позволяло молодым, честолюбивым референтам делать карьеру, — финансовую обеспеченность и признание. Итак, объектом его честолюбия осталась только политика, остался пример Теодора Рузвельта, которого Франклин и Элеонора в эти годы часто посещали в Белом доме.

Когда однажды молодые юристы в адвокатской конторе говорили о своих амбициях и жизненных планах, Рузвельт заявил без всякой иронии, что он хочет заниматься политикой, чтобы стать президентом США, и рассказал о своем разработанном но пунктам плане продвижения наверх: в наиболее подходящем для демократов году выборов он попытается стать депутатом парламента в штате Нью-Йорк, а потом его карьера должна будет следовать примеру Теодора Рузвельта: статс-секретарь в военно-морском министерстве, губернатор штата Нью-Йорк, президент.

Когда Рузвельту летом 1910 года вдруг представился шанс, он принялся за дело решительно с нерастраченной энергией 28-летнего мужчины. Местные боссы демократической партии в его родном сельском округе, «Голландском графстве», искали сначала кандидата в палату депутатов, а затем в сенаторы от штата Нью-Йорк для участия в выборах в ноябре, который должен был владеть тремя вещами: деньгами, именем и способностью, по меньшей мере, привлечь на свою сторону часть традиционно республиканских избирателей. Состоятельный молодой человек из хорошей семьи с доброй славой благодаря кузену-республиканцу, Франклин Рузвельт показался им подходящей кандидатурой. Он жадно ухватился за это предложение и начал, к удивлению своего оппонента-республиканца, который вначале недооценивал его, энергичную и умелую предвыборную кампанию. Чтобы приобрести известность, он внес сенсационное новшество. В течение месяца изо дня в день объезжал свой округ в красном открытом автомобиле, украшенном флагами, устанавливал контакты, здоровался за руки, выступал с короткими речами и разговаривал непринужденно и по-деловому с удивленными фермерами о том, что их заботило. Содержание его речей ограничивалось в основном одной популярной в эти дни темой — поддержание реформ, с чем в это же время, например, вышел для сбора голосов Вудро Вильсон во время губернаторских выборов в штате Нью-Джерси, а именно: вести борьбу против коррупции в политике и государственном управлении, особенно в городе Нью-Йорке, — впрочем, всегда благодатная тема в сельских районах штата Нью-Йорк. Что касается надпартийной стратегии, то Рузвельт мог даже ссылаться на своего именитого кузена, который, возвратясь из всемирной поездки, в ожесточенной борьбе между консерваторами и прогрессистами в республиканской партии встал на стороне последних. В ноябре 1910 года Рузвельт праздновал свою первую из многих побед на выборах, он набрал на тысячу голосов больше, чем его противник, сенатор-республиканец Шлоссер (15 708 голосов против 14 568).

Пройдя таким способом, пусть интуитивно, пусть на основе разумных расчетов, в данной ситуации предположительно единственно правильный путь к успеху, новоиспеченный сенатор, едва прибыв в Олбани, молниеносно прославился рискованной конфликтной стратегией во всем штате Нью-Йорк и за его пределами. Благодаря тому обстоятельству, что он в противовес большинству народных представителей мог позволить себе снять внаем вблизи парламента в Олбани просторный дом, он стал центром и рупором бунта добрых двух десятков демократических депутатов и сенаторов, выступавших против боссов собственной партии, «Таммани-Холл» — штаб-квартиры автократически настроенных демократов в Нью-Йорк-сити. Они бунтовали более двух месяцев против «босса» Чарльза Мерфи, который, по их мнению, хотел протолкнуть одного выходца из полусвета, адвоката, очень тесно связанного с нью-йоркским финансовым капиталом, в кандидаты на пост сенатора в Вашингтоне (тогда еще сенаторы выбирались не всенародно, а парламентами отдельных штатов). Их оратор Рузвельт проявил настоящий талант политика в обращении с прессой, редко отпуская журналистов, не подкинув им какую-нибудь горячую новость. Хотя спор закончился не однозначной победой, а выборами приемлемого для Мерфи компромиссного кандидата, Рузвельт мог сделать лично для себя позитивные выводы: популярный конфликт поднял его шансы быть избранным вторично в «Голландском графстве», он получил сразу же в начале своей политической карьеры, возможно, лучший наглядный урок о всевозможных уловках, интригах, попытках применения прессинга и лояльных конфликтах во внутрипартийной позиционной борьбе и обрел славу прогрессивного демократа, который в штате Нью-Йорк вел такую же борьбу, как и вновь избранный губернатор-демократ из Нью-Джерси Вудро Вильсон. Таким образом, он связывал свою политическую судьбу с тем политическим течением, которое с 1912 по 1920 год, в эру президента Вильсона, определяло политику США на союзнической основе и обеспечивало должности, влияние и авторитет. Этот союз должен был, наконец, дать возможность Рузвельту, минуя ничего не прощающую и ничего не забывающую вражду нью-йоркских партийных боссов, подняться на следующую ступень своей политической карьеры.