В тяжелые дни начала гонений на Русскую Церковь православный народ провожал в последний путь великого исповедннка и мученика, Всероссийского Патриарха Тихона. Семь с половиной лет, с ноября 1917-го по Апрель 1925 года, нес он нелегкий крест Первосвятительского служения, нес, невзирая ни на какие трудности и испытания, нес, ибо памятовал о долге Предстоятеля Церкви быть верным Христу даже до смерти (Откр. 2, 10). Он напрягал все силы души, чтобы оставаться кротким и миролюбивым перед искаженным злобой лицом воинствующей безбожной власти, но вместе с тем никогда не шел на компромиссы и уступки, которые могли бы угрожать единству и целостности Православия. И потому верующий народ сердцем отзывался на его жертву и всегда искренне любил и почитал своего молитвенника и заступника.

Будем же верить и уповать, что крестный путь Русской Православной Церкви, молитвами и подвигами Святителя Тихона, сонма новомучеников и исповедников российских — пройден и что, Богу содействующу, вскоре на нашей многострадальной земле вновь водворятся святая вераправославная, благочестие и любовь нелицемерная.

Весьма рад благословить доброе и своевременное дело — издание книги о Святейшем Патриархе Тихоне, чья жизнь является для всех нас примером истинного христианского служения и стояния за Православие. Его праведное житие да будет той зажженной свечой, что не ставят под сосуд, но на подсвечнике, и светит всем в доме (Мф. 5,15).

19 января 1865 года в погосте[1] Клин Псковской губернии у священника Иоанна Тимофеева Беллавина и его жены Анны Гавриловой родился сын, которому суждено было стать одиннадцатым патриархом на Руси. Крещен младенец был в местной церкви Воскресения Христова, построенной в 1733 году «тщанием помещика Иоанна Данилова, сына Юренева», и наречен Василием — в честь святителя Василия Великого, вселенского отца и учителя христианской веры.

В погосте Борки, что в десяти верстах от Клина, в церкви Живоначальной Троицы с давних времен служили дьячками предки Василия Беллавина: прапрапрадед Петр, прапрадед Осип, прадед Терентий, дед Тимофей. Они не раз отмечались начальством, судя по документам Духовной консистории, «за добродушие и усердие», «миролюбивую жизнь», «скромный характер», «домовитость», «добрую нравственность». Тимофей, сын Терентьев, первым в роду получил священнический сан и до конца своих дней служил в нескольких верстах от «родового гнезда» — в храме Успения Пресвятой Богородицы села Сопки.

Фамилия Беллавины[2] — довольно распространенная в Псковской губернии, особенно в Торопецком уезде, и давалась людям исключительно духовного звания, многие носили даже одновременно две фамилии: Беллавины и Дьяконовы. Произошла она, по всей видимости, от клички «белый» — непорочный, безгрешный («Весь бо есть бел Господь наш, не имыи в себе никакой же скверны»).

Священник Иоанн Беллавин исправно служил в погосте Клин с 1848 года, получив «благословение от архипастыря за рачительство», и в 1869 году был переведен в Спасо-Преображенский храм Торопца, города, чье прошлое уходит в темную даль, и лишь бесконечные набеги литовцев и поляков остались в летописях. Не брезговал и русский сосед пограбить тороватых торопчан: «Ходи Роман с новгородци к Торопцю и пожгоша домы их».

Богаты были торопчане, их купцы торговали в Кенигсберге, Данциге, Лейпциге, Гамбурге, а сам город принадлежал к Ганзейскому союзу. К середине XIX века измельчала торговля, новые дороги прошли мимо Торопца, но, как и прежде, четырнадцать кожевенных заводиков продолжали поставлять российским и заморским купцам сафьян, красную и белую юфть, черные кожи. Небогатая, лесистая и болотистая торопецкая земля худо-бедно, но кормила жителей, возивших на полубарках в Ригу льняное семя, хлеб, смолу, деготь, щетину.

Но славен Торопец иным… «Вам еще за несколько верст бросаются в глаза сияющие купола разноцветных массивных каменных церквей, слепившихся в одну кучу и отвлекающих ваш взор от всего другого». Славен город чудотворной Корсунской иконой Божией Матери, подаренной супругой благоверного великого князя Александра Невского. Славен восемнадцатью благолепными храмами и своим земляком, преподобным Исаакием, в 1061 году принявшим затвор в Киево-Печерском монастыре.

Когда Беллавины переехали в Торопец, он насчитывал пять тысяч жителей, треть из них грамотные, жившие в пятидесяти каменных и тысяче деревянных домов. На мужскую душу в год приходилось по ведру вина, что считалось гораздо меньше среднестатистических данных по России. Зато гораздо больше, чем в других городах России, было престольных и местных праздников — до ста, из них тридцать один крестный ход с чудотворной Корсунской иконой Божией Матери.

Быт семьи священника во многом схож с крестьянским: та же работа по хозяйству, те же заботы о хлебе, дровах, скоте. В отличие от сверстников Василий реже ходил в городские «комедчики», из которых первый «спущал комедь» куклами, второй — тенями, и чаще в церковь, да пристрастился к чтению книг духовного содержания.

С девяти лет мальчик начал посещать Торопецкое духовное училище, где обучали катехизису, Священной истории, чтению по-русски и по-славянски, письму, арифметике, русской грамматике, латинскому и греческому языкам, церковному уставу и церковному пению.

Однажды, зная кроткий нрав и незлобие Василия, ученики ради забавы сделали из кусочков жести кадило и, махая им перед будущим патриархом, восклицали: «Вашему Святейшеству многие лета!» Но не только в невинных шалостях детей десница Божия указывала на предстоящее великое служение сына торопецкого священника. Как-то, когда отец Иоанн спал на сеновале с детьми, ночью он разбудил их: «Сейчас я видел свою покойную мать. Она предсказала мне скорую кончину, а затем, указывая на вас, добавила: этот будет горюном всю жизнь, этот умрет в молодости, а этот — будет великим». Сбылись все предсказания, и последним — о Василии. Его стали величать по всей России, да и по всему миру, куда злая судьба пораскидала православный русский народ, Великим Господином…

Окончив в 1878 году училище, Василий Беллавин покидает отчий дом, чтобы продолжить учебу в Псковской духовной семинарии.

«Семинария должна сделать из своих питомцев, — записано в ее уставе, — людей истинно религиозных, искренне, сознательно, разумно преданных Церкви, нелицемерно любящих ее уставы и священнодействия, свободно, без принуждения подчиняющихся ее требованиям».

«Героический период» бурсы, нарочито преувеличенный и окарикатуренный писателем Помяловским, уходил в область преданий, но ему на смену пришел новый — неверие. И если раньше семинаристы заполняли свои заветные тетрадки стихами Пушкина и Жуковского, то теперь — выдержками из речей Лассаля, памфлетов Герцена и статей революционного «Колокола». Россия, пока еще недопонимая пророческого романа «Бесы», увлеклась идеями экономического прогресса и свободомыслия.

Но одно дело — умозрительные рассуждения, и совсем иное — живой пример. Семинаристы, любители сочинений будь то Карла Маркса или же Поль де Кока, с уважением относились к истинной религиозности Василия Беллавина — высокорослого, белокурого, с ласковым и приветливым характером крестьянского паренька Он не имел, как многие, полупрезрительной клички, а получил шутливо-уважительное прозвище Архиерей. В кровавые двадцатые годы XX столетия его старые сотоварищи вспоминали, что у Васи-Архиерея была хорошая шуба. Мальчишки, кто победнее, постоянно просили ее напрокат: съездить к родным, пройтись в город.

Поэтому нередко бывало так: смотрит кто-нибудь из скучающих семинаристов в окошко и вдруг, увидав удаляющуюся фигуру в знакомой шубе, спросит в раздумье: