Когда я позвонила госпоже Критц, она, как ни странно, сразу согласилась встретиться со мной.

Марта Критц поразила меня тем, что абсолютно не соответствовала стереотипу, закрепившемуся в сознании большинства людей относительно старых дев. Даже в свои, отнюдь не молодые, годы она выглядела потрясающе: небольшого роста, но фигура безупречна, минимум косметики, серые глаза выразительны, возраст практически не определяем, разве что взгляд отражает опыт прожитых лет и накопившуюся невеселую мудрость. Встретила она меня достаточно приветливо, без настороженности.

– Проходите, милая, я решила, что все равно невозможно сейчас удержать это все в тайне, да и нужно ли? Джудит нет, а кому еще бояться этой правды?

– Значит, Джудит была...

– Моей младшей сестрой.

– Младшей?

– Да.

– Мои комплименты вряд ли способны вас удивить, – воскликнула я.

Госпожа Критц промолчала, но легкий румянец, появившийся на ее щеках, показал, что мое удивление доставило ей удовольствие.

– Джудит была на целых восемь лет моложе меня. Мы рано остались без родителей. В семнадцать лет я стала для сестры и нянькой, и воспитателем. Она тогда училась в школе. У нас были очень скромные средства, оставшиеся после смерти бабушки, которая воспитывала нас до этого момента. Я устроилась работать в магазин одежды, тот самый, с которого началась история «Экстроподиума». Зарплата у меня была небольшая, но я могла заплатить за пансион Джудит и жить хоть и скромно, но не бедно. Кроме того, хозяин предоставлял мне за очень небольшую плату вполне сносную квартирку рядом с магазином, так что в какой-то мере я была еще и сторожем. Джудит приезжала на выходные и каникулы. Неплохое это было время. Но вот сестра подросла, и тут начались проблемы. Она стала очаровательной кокеткой, веселой, доброй, но легкомысленной и доверчивой. Едва достигнув восемнадцатилетнего возраста, она страстно влюбилась в молодого оболтуса, который оставил ей в память об их пылкой и вечной любви золотое колечко и малютку сына.

– Значит, у Джудит был сын, когда она выходила замуж за Джима Стонера?

– Сын-то у нее был, но об этом, насколько я понимаю, и сейчас никто не знает. Со Стонером сестра познакомилась, когда ездила в Сент-Ривер, чтобы попытаться найти работу. Работу она действительно нашла. Устроилась официанткой в ночной клуб, там ее и увидел Стонер. А ведь он романтик, этот неуклюжий и простоватый Джим. Он решил, что спасает бедную крошку от горькой доли, когда предложил ей стать его законной женой. Джудит ведь наврала ему столько, что сама запуталась в своем вранье. Она сказала, что одна на белом свете. Что воспитывалась в приюте и родителей своих не помнит. Как она могла рассказать о мальчике? Рони фактически стал моим сыном. Не знаю, были ли у моей сестры какие-нибудь материнские чувства, но я никогда не видела у нее в глазах ни нежности, ни тревоги, когда она изредка навещала нас. Да я была этому только рада. Для меня племянник с самого начала, с того самого момента, как я впервые взяла его на руки, стал смыслом и радостью всей моей жизни. Это лучший подарок, который могла сделать мне младшая сестра. Я благодарна была ей тогда и буду благодарна до конца своих дней. Оказалось, что у Джудит был еще и незаурядный талант. Она быстро разобралась в биржевых играх и спекуляциях и умела на этом неплохо заработать. У нее появились деньги, и она очень щедро помогала мне. Я смогла оставить работу и полностью посвятить себя нашему мальчику. Все, что было дальше, вы наверняка уже знаете. В газетах написано, что на старого Стонера кто-то покушался. Что имя этого убийцы можно узнать, если открыть второй конверт завещания моей сестры. Так вот, это ложный след. Я полагаю, что могу вам открыть тайну этого пресловутого конверта.

По дороге в Сент-Ривер у меня было время поразмыслить. Я пыталась объективно разобраться с фактами, которые стали мне известны. Теперь я, можно сказать, знаю, кому были завещаны акции, составлявшие довольно приличное состояние. Конечно, преуспевающему Рони Критцу эти деньги вряд ли были нужны настолько, чтобы он был готов ради них пойти на убийство.

Но с другой стороны, акции – это не только деньги. А если Критц хотел по какой-то причине добраться до контрольного пакета? Это мотив. Впрочем, нет, представить себе этого человека за рулем почтового фургона я никак не могла.

На вокзале я неожиданно столкнулась с комиссаром Катлером. Пришлось заехать в полицейское управление. Комиссар выслушал меня и задумался.

– Стонер женился на девушке из ночного клуба, поэтому муж его сестры запрещал своей жене поддерживать отношения с братом. Банальная история. У девушки был сын и, скорее всего, именно ему она завещала свои акции. Конечно, там могут быть упомянуты и наследники самого Стонера, но это уже не столь важно, поскольку ими мы и без того занимаемся вплотную. Что ж, нет смысла теперь запрашивать разрешение суда на вскрытие конверта. Так я понимаю, коллега?

– Думаю, вы правы.

– Мне тоже удалось кое-что выяснить. У Артура стопроцентное алиби на тот день, когда был совершен умышленный наезд, но вот что касается посещений старого дома, то картина здесь оказалась забавной. Мы показали его фотографию нескольким соседям Джима Стонера. Так вот, трое из них заявили, что видели этого молодого человека на своей улице. Когда я пригласил его в управление для беседы и предъявил ему показания свидетелей, он сразу признался. Он не дурак и сразу смекнул, что отрицание очевидного факта грозит ему куда большими неприятностями. Будущая невеста говорила ему о доме в Сент-Ривере, который должен перейти им с матерью по наследству, вот он и задумал перед тем, как решиться на женитьбу, осмотреть потенциальное приданное. Первый-то раз он всю ночь прятался в какой-то кладовке, а во второй – еле унес ноги. Если бы старик не свалился с лестницы, то непременно бы познакомился с будущим родственником. Пройдоха! Но не убийца.

– А как он попадал в дом?

– Через дверь, – усмехнулся Катлер, – он хотел основательно рассмотреть будущую собственность: насколько дом надежен, какой ремонт нужен, ну, понимаете. Он приходил, когда там была девушка, которая помогает старику по хозяйству, она ему открывала, но не следила за гостем, ни куда он направился, ни когда ушел.

Я хотела еще кое-что уточнить, но у комиссара на столе зазвонил телефон. Сначала он просто слушал, затем коротко ответил, что выезжает, и положил трубку.

– Да, к сожалению, коллега, у меня неприятная новость. – хмуро сказал Эрик Катлер, – несколько минут назад в центр Бермана была в тяжелом состоянии доставлена Этти Саротти. Ее сбила машина на третьем шоссе, недалеко от ресторана «Биг роад». Похоже, она вышла из этого ресторана и собиралась ехать домой. Вряд ли она там была одна, но о происшествии заявил служащий автостоянки, куда делся спутник пострадавшей, если он был, пока неясно. Вы едете со мной?

– Конечно, еду. Странное совпадение, вам не кажется?

– Не думаю, что это совпадение, – возразил мне комиссар.

– Вот и я не думаю. А что это была за машина, известно?

– Такси.

Ресторан «Биг роад» был очень популярен среди людей, которые имели средний достаток и были среднего возраста. Здесь превосходно готовили, причем, учитывались интересы и тех, кто придерживается какой-либо диеты, и вегетарианцев и ценителей экзотических блюд, и просто любителей поесть. Музыка была живая и тоже довольно разнообразная. Опять же, программа составлялась таким образом, чтобы удовольствие получили, если не все, то большинство, при этом никто не испытывал раздражения. Как это достигалось? Это было, видимо, коммерческой тайной. Даже Дэвид не смог мне ответить на этот вопрос. Зал был оформлен несколько старомодно: тяжелые бархатные темно-зеленые портьеры на окнах, круглые столики, накрытые белыми льняными скатертями с неяркой вышивкой по краям, керамические кувшинчики и вазочки с цветами, – все это, тем не менее, создавало атмосферу, пусть и не домашнего, но все же уюта.