В марте 1942 года Заукель, по протекции Бормана, был назначен генеральным уполномоченным по распределению рабочих. Такое название скрывало истинный характер деятельности Заукеля, заключавшейся в аресте русских и их отправке в Германию в качестве рабов.

Ко времени назначения Заукеля на эту должность в рейхе было около 50 000 остарбайтеров (восточных рабочих). До его отставки это число достигло приблизительно трех миллионов. Вербовка восточных рабочих напоминала времена работорговли. Гражданские лица в России арестовывались в своих домах, на улицах, рынках и в церквях. Велась охота на людей, в прямом смысле этого слова. Неявка на пункт вербовки наказывалась поркой хлыстами, поджогами домов и даже целых деревень.

Положение восточных рабочих, однако, было не таким тяжелым, как положение военнопленных. Рабочие были нужны нацистам, и несмотря на варварское обращение, многие из них пережили войну. Из более чем пяти миллионов солдат, взятых немцами в плен, выжили только около миллиона. Одним из тех, кто не выжил, был старший сын Сталина Яков.

Рейхсмаршал Геринг, обсуждая проблему русских пленных с графом Кьяно, жаловался итальянскому министру иностранных дел, что «… съев все что было возможно, включая подошвы сапог, они начали есть друг друга, и что более серьезно, съели также и часового-немца».

Катастрофа, произошедшая с военнопленными, не была, однако, намеренной. Рассчитывая на молниеносную войну, нацисты не подготовили условий для содержания миллионов военнопленных, большая часть которых умерла от голода, болезней, плохих жилищных условий, скорее от халатности, чем по злому умыслу. Такого не случилось с другой частью привезенных с востока людей.

27 марта 1942 года Геббельс записал в своем дневнике: «Начиная с Люблина, евреев в генерал-губернаторстве (Польши) начинают сейчас вывозить на восток. Процедура довольно варварская, и не подлежит здесь более точному описанию».

«Процедура» продолжалась, как и повторный блицкриг. К третьей неделе августа 6-я армия немцев вышла к Волге севернее Сталинграда. Она проделала путь в 500 миль от места своей дислокации на Украине. В это же время группа армий А вела бои всего в пятидесяти милях от главных советских нефтедобывающих центров на Кавказе.

В тылу продолжали творить свои страшные дела боевые отряды СС; тысячи русских военнопленных умирали каждый день под открытым небом, продолжались аресты и отправка рабочих в переполненных товарных вагонах в рейх. Как следствие, всякий, кто хотел просто выжить, включался в борьбу против нацистов. Были даже такие чиновники-немцы, которые, исходя из практики, сомневались в необходимости насильственного подхода. Инспектор по вооружениям на Украине сообщал в свой штаб: «Если мы перестреляем евреев, позволим вымереть военнопленным, подвергнем голодной смерти городское население, то встанет вопрос: кто же будет производить хоть что-то на этой территории?»

Подобные вопросы не заботили Гитлера и Бормана в «Вервольфе». Они следили по картам за продвижением войск и считали победу близкой и что она приведет к созданию «нового порядка». 21 августа нацистский флаг взметнулся над Эльбрусом, самым высоким пиком в Европе. Спустя два дня 6-я армия была у ворот Сталинграда. Фюрер отдал приказ, чтобы этот крупный промышленный город, вытянувшийся на тридцать миль вдоль Волги, был взят к 25 августа.

Некоторые из генералов попытались убедить Гитлера, что немецкие войска после потерь в предыдущую зиму были недостаточно сильны для одновременного проведения двух мощных наступлений в различных направлениях — на Сталинград и Северный Кавказ. Генералы советовали сосредоточиться на одной главной цели. В частности, Франц Гальдер, начальник генерального штаба, пытался указать на увеличивающуюся опасность советского контрнаступления на северном фланге, растянувшемся на сотни миль от Украины до Сталинграда. Этот протяженный фланг был укомплектован лишь итальянскими, румынскими и венгерскими дивизиями.

Но поддерживаемый Борманом, фюрер не желал слушать никаких советов своих генералов, «…его решения не имели ничего общего с принципами стратегии и проведения операций, признанными еще прошлыми поколениями, — записал Гальдер в своем дневнике. — Они были продуктом жестокой натуры, следующей своим сиюминутным порывам, натуры, которая не признавала границ возможного и которая делала свое желание творцом дела».

Группа армий А не смогла овладеть нефтедобывающими центрами Кавказа к 10 сентября, и в тот же день Гитлер сместил с поста ее командующего фельдмаршала Вильгельма Листа. Это обеспокоило фельдмаршала Кейтеля. «Я никогда не узнаю, кто вел интриги против Листа, — писал он позднее, — армейского командира высшего калибра, доказавшего свою ценность во Франции и на Балканах. Я уверен, что преследование началось по политическим мотивам и исходит от Гиммлера или Бормана; в противном случае это необъяснимо».

Сам Кейтель, старший офицер вооруженных сил, сетовал, что он был «неспособен отдать приказ кому-либо… кроме своего шофера и денщика». Фюрер, по его мнению, страдал «патологическим заблуждением, что его генералы постоянно устраивали против него заговоры и пытались саботировать его приказы под всякими, по его мнению, довольно гнусными предлогами».

24 сентября Сталинград по-прежнему был в руках у русских. Гитлер отреагировал на это смещением с должности начальника генерального штаба. «Вы и я страдаем от нервного перенапряжения, — сказал фюрер генералу Гальдеру во время их последней встречи. — Мои нервы опустошены наполовину благодаря вам. Дальше так продолжаться не может. Сейчас нам нужен национал-социалистический задор, а не профессиональные умения. Я не могу ожидать этого от офицера старой школы, такого как вы».

Вскоре после этого фюрер отказался от продолжения прежней привычки обедать со своими штабными офицерами за общим столом. Он принимал пищу один или с Борманом. Не сохранилось ни одной записи о том, что он говорил или делал во время таких обедов, но для находящихся в «Вервольфе» было очевидным, что Борман оставался единственным человеком, которому фюрер доверял сейчас полностью.

Битва за Сталинград продолжалась, квартал за кварталом, дом за домом, в подвалах, разрушенных заводах и в огромных облаках горящего, слепящего дыма. К началу октября нацисты контролировали большую часть центральных частей города, всю южную часть и пробивались через каменные карьеры к промышленной зоне в северной части города.

В «Вервольфе» Борман по картам следил за развитием сражения, но у него также были и другие дела. Одно из них касалось «процедуры», которую Геббельс упомянул в своем дневнике. Хотя это была секретная акция, слухи о ней распространялись по всему рейху. Чтобы устранить всякое непонимание и помочь партийным лидерам покончить со слухами, Борман издал еще один из своих бесчисленных указов. Он был датирован 9 октября 1942 года и назывался «Подготовительные меры для решения проблемы евреев в Европе — слухи о положении евреев на востоке».

Борман писал, что «в ходе работы по окончательному решению проблемы евреев в последние время среди населения различных частей рейха циркулируют слухи «об очень строгих мероприятиях», принимаемых против евреев, особенно на восточных территориях. Расследования показали, что эти слухи — в большинстве случаев в искаженной и преувеличенной форме — распространялись солдатами, прибывшими в отпуск из различных воинских частей, размещенных на Востоке, которые наблюдали эти мероприятия.

«Вполне понятно, что не все «истинные немцы», особенно те слои населения, которые не имели возможности видеть зверства большевиков на основе своих собственных наблюдений, понять необходимость таких мероприятий.

Чтобы пресечь возникновение слухов по этому поводу, которые часто носят умышленный и предвзятый характер, утверждены следующие положения для информации населения о нынешнем положении дел.

Приблизительно 2000 лет ведется безуспешная битва против иудаизма. Только с 1933 года мы начали искать пути и средства, чтобы обеспечить полное отделение иудаизма от немецких масс…