Эта карьера, подобно карьере Гитлера, началась в скромных условиях в Европе, которая внешне была стабильна и постоянна, но которую, в конце концов, должны были разрушить нацисты.

Мартин Борман родился 17 июня 1900 года в Хальберштадте, древнем и живописном нижнесаксонском городке с населением около 40 000 человек. В его семье и в его юности не было ничего необычного (за исключением соучастия в жестоком убийстве), что впоследствии характеризовало бы его как главного военного преступника.

Теодор Борман, отец Мартина, был трубачом военного оркестра в чине старшего сержанта. После увольнения из армии, Теодор Борман, отец которого унаследовал каменоломню, стал почтовым служащим в Хальберштадте и добился на гражданской службе средних чинов. Он умер, когда его сыну Мартину было четыре года, и его вдова быстро вышла замуж за директора небольшого банка.

Формальное образование Мартина Бормана не выходит за рамки изучения сельского хозяйства в ремесленном колледже, если судить по американским меркам. Учеба была прервана, когда он был зачислен артиллеристом в 55-й полк полевой артиллерии, где он и проходил службу с июня 1918 по февраль 1919 года. В отличие от Гитлера, награжденного Железным крестом, и Геринга, получившего «Голубой Макс», военная служба Бормана никак не была отмечена. Он не видел ни одного боя.

В августе 1920 года бывший артиллерист и сельскохозяйственный студент в возрасте двадцати лет стал управляющим крупной фермы, или поместья. Оно принадлежало семье сельского дворянина по имени фон Тройенфельс и находилось около деревни Пархим в северной провинции Мекленбург. На юге же, в Мюнхене, приблизительно в это же самое время, неизвестная политическая партия, приняла название национал-социалистической рабочей партии Германии и свастику в качестве своего символа.

Борман, возможно, не был осведомлен о деятельности новой нацистской партии или о действиях ее седьмого члена, Адольфа Гитлера. Но молодой управляющий имением выразил свое недовольство условиями в послевоенной Германии вступлением в «Объединение против засилья евреев» и Россбахскую организацию.

Первоначально добровольческий корпус Россбаха, под предводительством отставного лейтенанта первой мировой войны Герхарда Россбаха, был одним из многочисленных союзов вооруженных добровольцев, добровольческим корпусом, созданным под патронажем рейхсвера. По Версальскому договору регулярная немецкая армия была сокращена до 100 000 человек и смирилась с использованием добровольческих корпусов, называемых иногда «черным рейхсвером», для поддержания порядка внутри страны и для защиты восточных границ от Польши и большевиков. В таком качестве добровольческие корпуса представляли собой значительную боевую силу. Но вскоре поняв, что эти скитающиеся отряды озлобленных бездомных бывших солдат были вполне способны повернуть оружие против республики-младенца, правительство в 1920 году объявило их незаконными.

Россбах отказался распустить свою организацию. Он просто изменил ее название на «Рабочую общину Россбаха». Когда эта организация также была объявлена вне закона, ее название еще раз было изменено на «Союз по сельскохозяйственному профессиональному обучению». Его члены разделяли одни и те же взгляды: антисемитизм, недовольство условиями Версальского мирного договора, отмена решений 1918 года, свержение Республики, становление Германии как великой державы в Европе.

Это была организация такого сорта, где Борман мог чувствовать себя как дома. Он вступил в группу Россбаха в 1922 году, слишком поздно для того чтобы побывать с ней в боях непосредственно в послевоенный период. Но он был руководителем своего отделения и казначеем в Мекленбурге, когда 9 января 1923 года союзная репарационная комиссия объявила, что Германия находится в дефолте по поставкам древесины и угля, согласованным по условиям мирного договора. Спустя два дня французские и бельгийские войска оккупировали Рур.

Оккупация индустриального сердца Германии привела ее к предельной политической и экономической дезинтеграции и ускорила крах марки; к ноябрю один доллар стоил 130 миллионов марок. Оккупация также поощряла экстремистские группы, которые могли преуспевать только в условиях отсутствия защищенности и беспорядка. Правительство призвало к кампании пассивного сопротивления, в то время как экстремисты подстрекали к забастовкам, партизанской войне и саботажу.

Французские оккупационные власти ответили экономической блокадой, депортациями, арестами промышленных магнатов и профсоюзных лидеров и расстрелом саботажников. 23 мая 1923 года Альберт Лео Шлагетер, молодой отставной офицер имперской армии, сражавшийся с добровольческими корпусами в Верхней Силезии и прибалтийских государствах, был казнен французами за саботаж и промышленный шпионаж. По мнению французов, он был виновен и его казнь справедлива. Но для немецких националистических групп он был патриотом-мучеником, и именно это чувство вскоре привело Мартина Бормана к соучастию в убийстве.

В феврале 1923 года в организацию Россбаха вступил Вальтер Кадов, двадцатитрехлетний учитель начальной школы. Кадов быстро настроил всех против себя. Он занимал деньги у своих товарищей, не возвращая долгов, и сочинял байки о многочисленных наградах, якобы полученных им во время войны. Возможно, его самой большой ошибкой стало взятие в долг тридцати тысяч марок (приблизительно пять долларов) у казначея организации Россбаха.

Казначеем был Мартин Борман. Сейчас ему было двадцать три года, карие глаза, темно-каштановые волосы, рост приблизительно один метр 70 сантиметров, крепкого сложения, с короткой толстой шеей, которая и помогла ему приобрести прозвище «бык». По немецким стандартам он был не слишком образован, но обладал умением обращаться с цифрами и запоминать детали, а также имел привычку усердно работать. Он все еще был холостяком и постепенно терял веру в лютеранское учение и социальный порядок, в которых был рожден на рубеже веков. В этом отношении Борман не отличался от тысяч других разочарованных молодых немцев послевоенного периода. Однако немногие из них приблизились к достижению тех высот, которых добился Борман, возможно, потому что только немногие обладали талантом к темным манипуляциям и насилию. Первой зарегистрированной жертвой этого таланта был Вальтер Кадов, находившийся в Рурской области во время ареста и казни Шлагетера.

Борман отдал приказ задержать Кадова по возвращении в Пархим в Мекленбурге. Как утверждается, целью Бормана было заставить Кадова работать, чтобы он смог возвратить свои долги, но Борман также распространил слух, что Кадов был шпионом коммунистов и, возможно, донес на Шлагетера.

Кадов вернулся в Пархим. В ночь на 31 мая 1923 года он принимал участие в продолжительной пьянке с некоторыми членами группы Рос-сбаха в таверне местной гостиницы. Ближе к полуночи пьяного Вальтера Кадова вытащили из таверны. Его затолкали в машину и повезли в лес за деревней. Там избили до бесчувствия палками и дубинками, выбили зубы и сломали челюсть, затем ему перерезали горло.

В конце концов, в голову Кадова выпустили две пули и зарыли тело в лесу. Убийцы скрылись, веря в то, что мученик Шлагетер был отомщен и что другим потенциальным предателям был дан наглядный урок.

Политические убийства были обычным делом в послевоенной Германии. Они исполнялись по древнегерманскому обычаю Vehmgericht, представлявшим собой средневековые суды, проходившие и выносившие приговоры тайно. Однако Веймарская республика была достаточно сильной, чтобы привести к правосудию виновников таких преступлений. Так произошло в деле Вальтера Кадова, после того как член группы Россбаха по имени Берхард Юриш признался в своем непосредственном участии. Юриш боялся, что он тоже должен быть казнен.

Мартин Борман был арестован в июле 1923 года и оставался под следствием в Лейпциге до декабря того же года. 12 марта 1924 года он и другие члены группы Россбаха предстали перед государственным судом защиты республики в Лейпциге. Ни во время этого судебного процесса, длившегося в течение трех дней, ни впоследствии не было выявлено ни одного достоверного свидетельства тому, что Кадов был шпионом коммунистов или имел какую-либо связь с предательством Шлагетера.