— Понял. И все же я должен знать, что за «товар». Если взрывчатка — уволь.

Сизый опять рассмеялся.

— Террором пока не занимаемся. Картинки там, у одного местного коллекционера «позаимствовали». Ну что, по рукам?..

И вот я еду на шестой «марке» — в том самом трамвае, где в свое время со своими подельниками много раз «держал трассу» — чистил у пассажиров карманы. Воспоминания, прямо скажем, не из приятных… Возле универмага, убедившись, что нет «хвоста», пересаживаюсь на другой маршрут. Проехав еще несколько остановок, беру такси.

Через полчаса я в Быковском. Это дачное место хорошо знаю — одно время мы с напарником снимали здесь «хату».

Оставляю машину за два квартала до нужной мне улицы, расплачиваюсь с шофером. Отсюда уеду трехчасовым автобусом.

Нахожу дом. Кругом — ни души. На резном столбике у калитки — кнопка звонка. Нажимаю: два длинных, один короткий. Из глубины сада показывается хозяин — благообразный мужчина лет сорока пяти, с вкрадчивыми лисьими повадками. Похож на попа-расстригу.

— Боже, а я-то думал, вас не застану. Сколько лет…

Это — условная фраза.

— Иван Фомич, дорогой мой, милости прошу.

Все правильно ответ именно тот, который я должен был услышать.

Благообразный хозяин отпирает калитку. Впустив меня, ставит на место засов. В доме двери накрепко запираются, зашториваются окна. Меня он оставляет на кухне, сам проходит в соседнюю комнату, где, как я понял, открывает тайник. И спустя несколько минут приносит аккуратно перевязанный пакет.

Набрав шифр, открываю свой дипломат, кладу в него «товар». И в это время — стук в дверь:

— Откройте, милиция…

Единственное, что я успел, — бросить пакет на стол.

Вот тебе и гарантия безопасности. Влип, как кур в ощип.

…Я машинально отвечаю на дежурные вопросы следователя. (Место рождения… Близкие родственники… Судимости…). Внутри же во мне все кипит. Нет, против следователя я ничего не имею. Допрашивает уважительно, без суетливости.

Злюсь на себя. На то, что так глупо залетел. Пацану было бы простительно, но не мне, опытному «босяку», шесть раз судимому, отбывшему в колониях, если сложить все сроки, двадцать три года и два месяца.

Меня, Вальку Лихого, знала когда-то вся воровская Москва, не говоря уже о Краснодаре. По ловкости среди карманников немногие могли со мной тягаться. Без Лихого ни одна сходка не обходилась, его слово нередко было решающим.

И вот этот самый Лихой, по-глупому доверившись прощелыгам, прямехонько угодил в лапы «конторы».

А в общем, если пораскинуть мозгами, все в порядке вещей. Пять лет отсидки — это же целый кусок жизни, а в ней нынче все так закручено, переменчиво. Ты, к примеру, выйдя на волю, продолжаешь мурлыкать себе под нос «Катюшу», тогда как молодежь давно уже оглушает себя «металлом».

Если б одни только песни были новые, это еще полбеды. Оказалось, что и воровской мир стал другим. От прежних неписаных законов остались рожки да ножки. Мы и мысли такой не могли допустить, чтобы друг друга предать, подставить под удар. Воровская солидарность дороже денег ценилась. В колонии о нынешних нравах я, конечно, кое-что слышал — от сопляков, что приходили с воли. Но, честно говоря, не очень-то им верил. Думал, что воры эти — липовые, доморощенные, что именно мы были и остаемся истинными авторитетами, хранителями воровского «очага»…

Следователь, покончив с подробностями моей анкеты, достал из ящика стола пачку «Нашей марки», протянул мне.

Мы оба закурили.

Он, видно, чувствовал, что продолжение допроса будет нелегким, и потому волновался. Я тоже пока не решил, что скажу, и лихорадочно думал. Выложить все, как есть, — значит скостить себе срок, пусть ненамного. (Таким, как я, матерым рецидивистам, чистосердечное признание мало что дает.)

И все же на какой-то миг возникло острое желание рассказать правду, — ради того, чтобы отомстить тем, кто меня подставил. Если скажу все, что знаю, «контора» на них непременно выйдет.

Но… Разве же ты такой, как эти молокососы, у которых хватает совести называть себя «ворами в законе». И все-таки, какие они ни есть, одним миром мы мазаны. Погублю ребят — до конца дней буду каяться. Нет, уж лучше повешу все на себя. Пусть знают: Лихой не выдал, не раскололся. А с Сизым разберутся — зона, она ведь не за семью печатями. В конце концов, когда срок отбуду — поставлю вопрос на сходке.

Решаю так. Во всех подробностях расскажу следователю о своих мытарствах в поисках жилья и работы. А дальше — дам простор фантазии.

— Что ж, Валентин Петрович, — произнес следователь, втирая окурок сигареты в пепельницу. — Ближе к делу… Итак, 14 июня вы прибыли сюда из колонии. Почему выбрали именно наш город и какие у вас были планы, намерения?

Я ответил как есть. Выбрал потому, что связано с этим городом чуть ли не десять лет жизни. Конечно, не той, какую должен вести каждый уважающий себя человек. Воровской, нечестной, но все же жизни. Отсюда, кстати сказать, в последний раз меня отправили по этапу.

Но вернулся я в эти места вовсе не потому, что затосковал по блатному прошлому. Ехал с твердым намерением «завязать». И специальность у меня есть — шлифовщик шестого разряда. Кстати, приобрел ее тоже там, в колонии.

Словом, все описал подробно. Назвал даже адрес вдовушки, у которой хотел остановиться, пока не устроюсь в общежитие, а она, как на грех, приказала долго жить…

На этом, собственно, правдивая часть показаний заканчивалась. Дальше шла чистой воды туфта.

— Когда с общежитием не вышло, — продолжал я, стараясь не сбиться с доверительного тона, — вспомнил, что когда-то в Быковском мы с подельником Витькой Щербатым снимали у одинокого мужика комнату. Вот и решил туда съездить, потолковать — может, пропишет. Адрес же, как на грех, забыл, — столько лет прошло. Хотя расположение хорошо запомнил. Уверен был, что найду. Сошел с автобуса. — Бог ты мой, да тот ли это поселок? Тогда он только начал строиться. А нынче — сплошные дачи, все в зелени. Не знаю даже, в какую сторону податься. Долго искал, и все впустую. Иду к автобусной остановке, вижу — скромный дощатый домик в саду, на столбе возле калитки — кнопка звонка. Дай звякну, думаю. Может, и впустят хозяева… Откуда же мне было знать, что там засада.

Следователь слушал меня, не перебивая, изредка что-то заносил в свои протокольные записи.

— У вас все?

— Больше, как будто, добавить нечего.

Он забарабанил пальцами по столу и вновь достал сигареты.

— Красиво повествуете, Валентин Петрович. И вроде бы все логично. Прямых улик против вас нет, и мог бы я вам поверить. Тем более, что милиция знала только время, когда за иконами должны были придти, но вовсе не ожидала увидеть здесь вас. (Сами понимаете, открываю карты.) Так вот, у калитки этого дома вы оказались ровно в тот час, который был назначен. Совпадение? Положим. Однако никто после там не объявился. А теперь ответьте мне на такой вопрос: откуда при вас оказался этот превосходный импортный дипломат с кодовым замком, причем совершенно пустой? Молчите?.. Ну что ж. Тогда еще вопрос: вы утверждаете, что приехали в поселок Быковский на автобусе. Но ведь это неправда. Приехали вы на такси. И при обыске у вас кое-что нашли. Откуда же взялись эти деньги, если, как вы говорите, остались без рубля в кармане? Теперь понимаете, почему у меня нет оснований верить вашей «легенде»? Между прочим, хозяин дачного домика, который должен был передать вам «товар», оказался преступником, находившимся в розыске. Иконы же были украдены из церкви. Улики есть, есть и его признательные показания. Во всяком случае, оснований достаточно, чтобы вы находились под арестом до выяснения обстоятельств дела. Поможете следствию — суд, безусловно, это учтет. Тем более, если иметь в виду вас, то преступление (или, точнее, пособничество) можно считать незавершенным. А ваша помощь, как я полагаю, может быть существенной. Милиция располагает данными, что к этой краже причастна не просто воровская группа. Во всяком случае, у нее есть выходы на иностранцев. К тому же вы — «законник». Что общего может быть у вас с этими пижонами?