И провели они в беседах два дня и две ночи, прерываясь только для того, чтобы выполнить намаз и вкусить пищу, и аль-Мансур пожелал узнать, есть ли для него выход из этой заколдованной местности, и как найти его, и на третий день старец взял доску для гадания и рассыпал на ней песок чистый и просеянный, и разглядывая, как легли песчинки, приподнял чуть-чуть завесу неведомого, бросив взгляд в прошлое и заглянув слегка в будущее, и увидел он неизбежное, окутанное покрывалом предопределенного и предсказал то, что ждет юношу впереди.

Знай аль-Мансур, что страна эта, дворцы, города и твари ее населяющие суть миражи, и гадая на песке, увидел я в будущем твоем семь слов, смысл которых не в силах постичь, и вот эти слова. И он взял палку и вывел на песке надпись: Ибо не покинет он этого места живым.

Слушай же дальше. Этой ночью я буду думать о твоем деле, и возможно найду ответ. В этой фразе, аль-Мансур — твое спасение, путь твой в реальный мир, и разрушатся чары, если ты постигнешь ее смысл. Аллах создал человека мыслящим, и это не только способность человека, но и его обязанность. И старец замолчал, ибо гадание обессилило его, и когда наступила ночь, шейх и дервиш впали в крепкий сон.

И когда наступило утро и взошло солнце, увидел аль-Мансур горестное зрелище, повергшее его в великую печаль, ибо старец преставился к милости Аллаха великого. И юноша обмыл его, и завернул в саван, проливая слезы, день провел в молитвах и ночью похоронил его. И покинул он жилище пустынника, сокрушаясь, что остались неведомыми ему слова, явленные в гадании, и вновь продолжил он бесконечный свой путь.

Вот шел аль-Мансур пустыней, пока не увидел перед собой очертания города, и воздав хвалу Аллаху за его благодеяния, не ускорил шаг. Наконец достиг он крепостных стен и вошел внутрь, и стражники, лишив его последней завалящейся монеты, пропустили в городские ворота. И спросил он, каково название этого города, и был дан ему ответ: город Альмогесикахаддасир. И аль-Мансур сказал: Это удивительное дело.

Вошел аль-Мансур в город и сразу попал в толпу, где столкнулись два каравана, въезжающий и выезжающий, и кричали верблюды бедуинов, кусаемые мулами, и непослушные лошади сбились в кучу и запрудили дорогу, и не было проходу ни пешему, ни конному, и поднялся крик и вопли, и началась толкотня, и стражники принялись раздавать удары направо и налево, и вот выбрался он наконец из этой давки и попал в квартал кожевенников. Из квартала свернул он в кривой переулок, чтобы пропустить четырех всадников, спешащих неведомо куда и неведомо зачем, и в переулке наткнулся на целующихся девушку и юношу, и девушка вскрикнула и выпустила из рук кувшин, пролившийся козьим молоком, и выбежал аль-Мансур на свет, и очутился у квартальной мечети нижнего города, где у караван-сарая для неверных стоял отряд воинов-тюрок. Тут увидел аль-Мансур водоноса, и попросил у него кувшин воды, ибо страдал от жажды, и не имея ни одного диргема, вынужден был расплатиться драгоценнейшим кольцом с янтарем.

Вот пошел он дальше, через базар мясной и базар хлебный, пересек вдоль цветного ручья квартал красильщиков, поднялся вдоль внутренней городской стены и вошел в верхний город, миновав коптскую церковь и рынок ювелиров, торговцев камнями и менял. Увидел он соборную мечеть с двумя минаретами, в глубине которой престарелый учитель читал детям Священную книгу, и они слушали, затаив дыхание, и наконец попал аль-Мансур на площадь, где прямо перед дворцом правителя дрались два визиря, ухватив друг друга за бороды, тюрбаны их были сбиты на землю, а носы расквашены, и громковопящие слуги безуспешно пытались растащить их.

Вот аль-Мансур вздумал подойти к дворцу правителя и постучать в двери, но вдруг видит, что одежда его подобна одежде дервиша, грязна и изорвана. И понял шейх, что никто не поверит, что он — посланец халифа, и вспомнил шейх, что обитает ныне в мире Иблиса, и опустил с горечью бронзовый молоток у дверей, повернулся и пошел прочь, и стал бродить бесцельно по городу, в напрасной надежде найти кусок лепешки, ибо был безмерно голоден. И видел он многочисленных профессиональных нищих и опустившихся поденщиков, тщетно пытающихся найти работу, бродяг и ловких карманников, снующих по проходам базаров, и рабы и слуги, всегда имеющие кусок хлеба и крышу над головой, смотрели на них с величайшим презрением.

Вдруг видит аль-Мансур людей, сидящих под навесом харчевни, пьющих вино и ведущих беседу, и различает он среди них того, кто удивительным образом походит на аль-Анвара, купца, одноглазого рассказчика и любителя ганджа, и юноша подходит к нему с приветствием. И одноглазый взглянул на аль-Мансура с великим удивлением и недоумением, а все бывшие вокруг расхохотались.

Ты ошибся, оборванец, — сказал хозяин харчевни, — имя этого почтенного — Мугисаддин, и он слава Аллаху, палач нашего города. И если ты желаешь купить у меня горячую требуху или лошадиное мясо, вареные овощи или лепешку, я слушаю тебя, но если ты нищ и не имеешь никакой монеты в дырявом кармане, нынче я не подаю, и посему ступай-ка прочь и дай нам дослушать удивительную историю этого уважаемого.

И аль-Мансур, вздыхая, покинул харчевню, и сев в пыль неподалеку от беседующих, прислушался и вот что услышал. Говорил одноглазый, и юноша вдруг понял, что это продолжение рассказа об ал-Джамиле.

Слушайте же, что увидели ал-Джамиль и спутники его во дворце маленького карлика, после того, как убили дервиша и слуг его, и с помощью белого попугая нашли удивительнейший клад, зарытый в волшебном саду. В гареме дворца обитало триста жен и наложниц, прекрасных, как гурии, которые вместо того, чтобы оплакивать убитого хозяина и посыпать в горе и трауре головы пылью, проливали слезы радости и обнимались друг с другом. Удивительное дело, жены его жили подобно рабыням, наложницы стократ хуже, и когда случилось то, что случилось, возблагодарили они Аллаха, за то что направил он на этот путь славных витязей и избавил их от маленького дервиша, прежнего своего господина. И отдались они полностью во власть дамасских принцев и ал-Джамиля.

После недолгого совета, решено было ехать в Дамаск, но поелику путь до города был неблизок, сделали так. Аль-Укба, первый принц, набрав столько золота и драгоценностей, сколько сможет взять, и слуга ал-Джамиля — Сайф едут с проводником в столицу, где радуют султана своим возвращением и известием о величайшем подвиге, о сокровищах и прекрасных наложницах, берут слуг, верблюдов, лошадей и воинов, возвращаются, и составив караван, усадив женщин и нагрузив кувшины с золотом, все вместе следуют в Дамаск. На другой же день проводник, принц и Сайф ускакали.

Аль-Джамиль и второй принц, аль-Мабуд остались во дворце. Аль-Мабуд распустил поводья желания и все время проводил в гареме, где обленившийся, валялся на подушках, объедался мясом и жареными зайцами, которых ему подавали услужливые жены, пил вино и вдыхал ароматы благовоний, и прекрасные наложницы гладили его пятки ладонями. Управитель охот пропадал в другой половине дворца, где нашел множество свитков, и с восторгом принялся за их изучение. Вот в один из дней принц позвал ал-Джамиля с собой, говоря ему: Девушки спрашивают меня, отчего ты, аль-Джамиль, избегаешь их общества, неужели мертвые листы занимательнее тебе, чем живые красавицы?

О аль-Мабуд, это так. Книги, на одной странице которых можно уместить историю всех девушек, обитающих в этом дворце, мне интересней. Здесь я нашел свитки, которые составлены столь удивительным образом, что читаются слева-направо и снизу-вверх, есть тут тексты, в которых описана история древних времен, когда еще не было пророка Мухаммеда, а древние румийцы сражались с африканскими царями. Тексты сподвижников пророка и книги жизни легендарного царя Сулаймана лежат здесь. Нет такой красавицы, которая бы оторвала меня от них.