— Да уж, непостижимых поступков в жизни людей хватает, — заметил Вебстер. — Вы ведь бывали дома у него?

— Бывала, последние пять лет примерно раз в две недели он приглашал нас со Стефансенами в гости по вечерам. Были у него и за две недели до его смерти.

— Вы не замечали, чтобы в его отношениях со Стефансеном что-то разладилось?

— Ничего такого не было. Стефансен последнее время ходил какой-то очень уж унылый. Один невропатолог в Осло поместил его в клинику.

— А вы замечали за ним забывчивость?

— Еще бы, в последнее время. Но недавняя ревизия показала, что все в ажуре, и вообще никаких нарушений не отмечалось. Я-то к кассе не имела никакого отношения. Знаю, что он трудился не жалея сил, с отчетностью все было в порядке.

— Жена Стефансена работала в одном помещении с вами?

— Да, она составляла списки.

— Вы ладили с ней?

— Ну-у. Конечно, ладила. Она толковый работник, старательный, хорошо соображает. Фру Стефансен — умная женщина.

— Ей случалось помогать мужу с отчетностью?

— Нет, никогда.

Вебстер заметил некую сухость в голосе фрекен Энген, когда зашла речь о жене Стефансена. Но много ли надо женщинам, чтобы сухо говорить друг о друге. Довольно того, что фру Стефансен красива, любит приодеться, что эти две дамы принадлежат к совершенно различным типам. Ничего особенного в этом нет, сказал он себе.

Вебстер не спешил уходить. До следующего автобуса еще было время, и на улице шел дождь. Он чувствовал себя уютно в обществе фрекен Энген. Почему она не замужем? Не будь он прочно связан счастливыми узами…

Она проводила его на крыльцо, пожала руку на прощание; у нее была широкая теплая ладонь.

— Был бы рад еще побеседовать с вами при случае, — сказал Вебстер. — Если у меня возникнут еще какие-нибудь вопросы.

— Приходите, — отозвалась она. — Добро пожаловать. Рада буду хоть как-то помочь.

Он застегнул плащ на все пуговицы, опустил от дождя поля серой шляпы, закурил трубку и побрел по улице между территорией завода и рядами жилых домов.

О чем, собственно, еще спрашивать, говорил он себе. У людей в этом поселке нет больших тайн друг от друга. Все знают, что у соседей на обед. Всем представляется странной эта растрата, но так всегда бывает, если растрату совершил почтенный гражданин. Самоубийство?..

Он медленно бродил взад-вперед по мокрой улице. Фонари на трех столбах у забора очертили тусклые световые круги. Он различал крыши складских строений и управления. Через улицу — темные очертания дома Холмгрена с садом, между двумя другими маленькими жилыми домами. Стало быть, здесь Холмгрен ходил на работу и с работы домой. Может быть, все-таки где-то кроется некая тайна?

Из темноты вынырнул Ник Дал, попросил прикурить. Они быстро переговорили, озираясь. Все в порядке. Ник Дал снял крытую веранду на первом этаже у фру Эриксен. Вебстер рассказал ему, где живет фру Стефансен, где — фрекен Энген, показал рукой на погруженный в мрак дом Холмгрена и на дом Стефансена поодаль.

— Вышлю тебе снаряжение, как только вернусь в Осло. Но больше нам не надо встречаться, пока я сам не разыщу тебя. Если что, садись на автобус и звони из города. Или письмо пришли. Но звони только в середине дня, и не мешкай.

Вебстер улыбнулся и похлопал Ника Дала по плечу.

— Будто я не знаю, — сказал Ник Дал. — Не такой уж новичок.

Его злил снисходительный тон Вебстера. Он не считал себя хуже других следователей.

— Ну-ну, Ник Картер. Завтра я вместе с Бугером и еще одним человеком произведу обыск в доме Стефансена. Рад бы тебя взять с собой, но сам понимаешь — нельзя. Но ты присматривай за этим домом, да и за другими тоже.

— Надо произвести обыск в заводоуправлении, — сказал Ник Дал.

— Точно, ты прав. Спасибо за подсказку. Загляну и туда тоже. Во многих местах следует побывать, но жизнь коротка, всюду не поспеешь. Вон мой автобус показался, уноси ноги.

Доехав до Фредрикстада, Вебстер остановился на ночь в гостинице. На ужин ему предложили бифштекс, но он предпочел значившуюся в обеденном меню баранину с капустой и остался доволен своим выбором.

— Разогретая она даже лучше, — сказал он официантке. — На обед я тоже ел баранину с капустой.

На другой день рано утром он вернулся на автобусе в заводской поселок, встретил Бугера, которого сопровождал один молодой полицейский. Они обыскали весь дом Стефансена, маленький современный коттедж, от подвала до чердака. Вебстер действовал методично, вооруженный мерной лентой и тонким сверлом. Особенно заинтересовала его старая шкатулка. Потрудившись над ней с полчаса, он обнаружил два потайных отделения, однако они были пусты.

Лишь поздно вечером закончил он обыск в заводском управлении. На другой день они обыскали дом Холмгрена. Вебстер попросил Бугера заказать дубликаты ключей к интересующим его домам и оставить, надежно упакованными, в кафе фру Эриксен, чтобы он мог пользоваться ими, когда понадобится.

Добыча была довольно скудная, все же он взял пачку рекламных брошюр, повествующих о Ближнем Востоке и Африке. Некоторые из них были довольно свежими.

В туристическом агентстве ему сообщили, что Стефансен и впрямь справлялся о «Восточном экспрессе» с полгода назад; стало быть, в тот раз, когда он навещал в столице дочь. Сотрудник агентства хорошо его помнил — не каждый день клиенты обстоятельно расспрашивают о таких дальних маршрутах. К тому же Стефансен и потом слал дополнительные запросы.

— Он не нервничал?

— Да нет, держался вполне спокойно, — ответил сотрудник.

Этот эпизод привлек внимание Вебстера. Конечно, мечты Стефансена о зарубежной поездке ни для кого не были секретом, и все же неспроста он обратился в агентство незадолго перед тем, как обнаружилась растрата. Блокнот Вебстера пополнился еще одной записью.

Перед отъездом из Фредрикстада Вебстер посетил фрекен Харм, маленькую, стройную, бойкую даму, от которой, при всем ее многословии, он узнал мало что нового, фру Стефансен устроила ее на работу к Холмгрену два года назад.

— Выходит, вы были знакомы с фру Стефансен?

— Мы состоим в родстве, — ответила фрекен Харм. — Я-то прежде жила в Шеберге и редко ее видела, к тому же она старше меня. Сама она родом тоже из Шеберга, но воспитывалась у приемных родителей в селении на реке, у столяра по фамилии Волд. Очень достойные люди, они позаботились о том, чтобы она получила хорошее образование. Фру Волд шила на дому.

Вебстер сразу же постарался изучить весь жизненный путь фру Стефансен, от самой колыбели.

Два дня спустя он отправил из Осло два ящика с оборудованием для фотоателье. На ящиках — адрес: «Господину фотографу Николаю Далу, кафе фру Эриксен, п/о Фредрикстад».

Шли недели. Вебстер несколько раз навещал в тюрьме Стефансена, но не продвинулся ни на шаг. Он разговаривал с кассиром учтиво, рассуждал красиво, переходил на строгий тон, повышал голос. В последний раз его попросту выставили из камеры.

— Я не могу! — закричал Стефансен. — Не хочу больше слышать ни слова о цифрах в этой жизни и надеюсь быть избавленным от них на том свете! Приговорите меня к пожизненному заключению, к чему угодно, только оставьте меня в покое. Убирайтесь!

Вебстеру было чем еще заняться, и он пока отложил в сторону дело Холмгрена. Конечно, мысль о кругленькой сумме не выходила из головы и портила настроение. Само по себе дело ни у кого не вызывало сомнений. Кассир Стефансен получит свой приговор при первой возможности, как прокурор сочтет нужным передать в суд обвинительное заключение. Никакой срочности не было. Полиции затяжка была на руку — пусть грешник посидит, поразмышляет. Вдруг выяснятся какие-нибудь новые обстоятельства. Всякое бывает. Скажем, Стефансен одумается и заговорит.

Сколько случаев бывало, когда человек, сидя в камере и видя в перспективе долгие годы за решеткой, начинал колебаться. Чистосердечное признание смягчает приговор, особенно если при этом ценности будут возвращены.

— Холмгрен точно сам покончил с собой? — спрашивал начальник уголовного розыска.