— Не спорю, — согласился Вячеслав Акимович, — привыкать надо сейчас, пусть даже с первого курса. Однако вы сами говорите, что каждый студент проходит практику на заводе или в исследовательском институте. Например, у нас тоже бывают практиканты.

— Вы им даете самостоятельную конструкторскую работу? — с вежливой улыбкой спросил Журавлихин.

— Многого захотели!..

— А у нас в СНОРИТе это возможно.

— Где? Где? — переспросил инженер.

— Ну, это мы так, больше для себя, — замявшись, признался Журавлихин. СНОРИТ — это значит Студенческое научное общество радио и телевидения.

— Пышное название! — рассмеялся Пичуев. — Не какой-нибудь научный кружок или, скажем, СНО, как везде, а СНОРИТ. Но когда же вы все успеваете делать: и слушать лекции, и готовить домашние задания, и, главное, воспитывать в себе «привычку к самостоятельности»?

— Со временем очень туго. Но все-таки успеваем. Вероятно, выкраиваем за счет танцев. — Женя усмехнулся. — Некоторые из наших студентов, особенно студенток, этим делом чересчур увлекаются.

— Слыхали, Надюша, о чем говорят серьезные мужчины? — крикнул инженер, заметив ее в дверях.

Вбежал Лева Усиков и радостно сообщил, что «Альтаир» уже работает и выключится через два часа. Лева предупредил тетю Нюшу, дежурившую в живом уголке, чтобы она никого не подпускала к аппарату.

— А сам почему не остался? — спросил Митяй.

Но Лева даже не удостоил его ответом. Чудак человек, всем хочется посмотреть передачу…

Вновь по экрану побежали светлые полосы. Вячеслав Акимович, заложив руки за спину, стоял несколько поодаль, внимательно наблюдая за появлением первых признаков изображения.

С левого края экрана выползли черные линии, быстро помчались в сторону и вдруг остановились. Показалось ребро клетки. Можно было разобрать, как из темных разбросанных пятен постепенно складывается ясная картинка.

На первом плане сидели две белки. У них вздрагивали кисточки на ушах, блестели бусинки глаз, — все было видно абсолютно четко, но темновато. Как назло, в тот самый момент, когда заинтересованный инженер подошел к аппарату, чтобы увеличить яркость, из глубины выплыл огромный палец. Приближаясь к зрителям, он покачивался, словно грозил им, потом расплылся в темное пятно, видимо коснулся объектива аппарата, постучал по нему и снова исчез.

— Кто там опять развлекается? — недовольно пробурчал инженер.

Будто отвечая на вопрос, из темноты вылезло на экран знакомое лицо. Круглое, как блюдо, оно сейчас казалось плоским. Пичуев подправил фокусировку. Блеснули любопытные глаза над выступающими скулами, задвигались вверх и вниз смешные усики.

— Ну, вот что, молодцы, — Пичуев раздраженно выколачивал трубку над пепельницей, — пока вы не оттащите этого гусара от объектива, смотреть нечего. Мне он уже надоел. Боюсь, что с подобными шутками не следует обращаться в научный институт.

Он резко поправил очки, сунул трубку в карман и быстро вышел из комнаты.

— Как вам не стыдно! — набросилась на студентов Надя. — Отнимаете время у занятого человека… — Носик ее сердито шевелился, как у кролика. — Должны понимать: некогда ему заниматься вашими фокусами!

Она молча отодвинула портьеры на окнах. Лучи заходящего солнца окрасили стекла. На потолке задрожали красновато-оранжевые квадраты.

Журавлихин бесцельно смотрел на них. Митяй задумчиво почесывал круглый подбородок и мысленно проклинал Левку.

Какое он имел право убежать от аппарата?! Впрочем, с Левкой и не такие вещи случаются. До чего же пустой малый! Вот уж действительно, дурака пошлешь — за ним и сам пойдешь.

Надя молча ходила по комнате, выключала приборы, накрывала их чехлами, двигала стульями и всем своим видом показывала, что разговор окончен.

— Идемте, я подпишу пропуска, — с подчеркнутой официальностью сказала она, но вдруг ей стало жалко студентов, особенно Журавлихина. — Не понимаю я таких людей. Взрослые мужчины, а от всякого пустяка киснут. Да у нас на день по тысяче неудач случается — и то ничего. Я в прошлом году опытную проекционную трубку в первый же день пережгла. Ужасно! Целую ночь не спала, А наутро взяла себя в руки. Научная работа воспитывает волю… Знаете, какой у меня стал характер. — Она сжала кулачок. — Если кто на пути станет, я…

Надя почувствовала, что говорит совсем не то, и смутилась своей откровенности. Однако нужно было хоть чем-то подбодрить студентов, не познавших еще тернистого пути в науке. Сама же она считала, что опыта этого у нее вполне достаточно для покровительственного разговора со студентами. Надя поучала, чего, например, Митяй не выносил.

— Вот послушайте, — назидательно говорила она, опасливо косясь на дверь: не войдет ли Вячеслав Акимович? — Надо прежде всего при любом эксперименте исключить все неожиданности. Ведь это же основное правило. Кто вам мешает?

— Конечно, усатый! — раздраженно выпалил Лева. — Если бы не он… Э, да что там говорить! — он безнадежно махнул рукой.

— Оставим этот вопрос, — солидно заметила лаборантка. — Он не имеет никакого отношения к науке. Прежде всего, необходимо доказать, что «Альтаир» не пустая игрушка. Вам говорил Вячеслав Акимович об испытаниях на дальность?

— Говорил, — буркнул Гораздый. — Ну и что же из этого?

— Я думаю, что вам понятно. Надо провести эти испытания, и если результаты будут достаточно убедительны, это вновь заинтересует Вячеслава Акимовича… А всякие… не технические препятствия вы сможете устранить и без моих советов… Я говорю о любопытствующих физиономиях перед объективом.

— Ну, если я сейчас застану эту физиономию у аппарата, — сжимая кулаки, говорил Митяй своим друзьям, когда спускались по лестнице, — она будет выглядеть совсем иначе, чем на экране.

Как бы соглашаясь с Митяем, Журавлихин промолчал.

Странная память у Нади Колокольчиковой. Она помнила все: лабораторные записи, номера телефонов, числе мячей, пропущенных в ворота «Спартака», но фамилии, которые она когда-либо слышала, из ее памяти сразу же исчезали. В лучшем случае она просто путала их: фамилии «Карпов» и «Карпухин» для нее были абсолютно тождественны, так же как «Иванов» и «Петров». Цифры куда легче запоминаются, чем фамилии… Но эта особенность Надиной памяти не всегда располагала к шуткам. Бывали и неприятные минуты. Вячеслав Акимович просил Надю вызвать мастера опытного цеха Никитина, а она спрашивала Никифорова. Тренируя волю, лаборантка пыталась как-то воздействовать на свою незадачливую память. Еще бы! Путая фамилии, она огорчала инженера и ставила его в неловкое положение. Надя практиковалась, заучивая подряд фамилии в телефонной книге, учила их, как формулы, но ничего не помогало. Запоминались страницы, номера домов и квартир, а «Ивановы» и «Петровы» скользили поверх ее сознания.

Фамилии Журавлихина, Гораздого и Усикова ей тоже ничего не напоминали.

Нельзя сказать, что об этих юношах написаны монографии, известные всему читающему человечеству. Поздними вечерами бродя по садам и паркам, впечатлительные девушки не шептали их имен, не искали их портретов среди фотографий киноартистов, выставленных в газетных киосках. Однако кому-кому, а лаборантке Колокольчиковой следовало бы помнить, что совсем недавно об этих студентах писали в радиожурнале. За конструкцию маленького переносного телевизора студенческое научное общество получило вторую премию на Всесоюзной радиовыставке. В постановлении жюри упоминались фамилии Журавлихина, Гораздого и Левы Усикова. О них же писали в вечерней газете, где была помещена фотография молодых конструкторов со своим аппаратом. Вместе с ними снимались еще шесть активных участников научного общества, но вполне понятно, что основные конструкторы сидели в центре и Надя Колокольчикова могла бы обратить на них свое благосклонное внимание.

В тот вечер, после не совсем удачной демонстрации «Альтаира», Надя приехала домой поздно. Тут же позвонил нетерпеливый Усиков. Желая ее обрадовать, он торжественно сообщил, что час назад решился вопрос об испытаниях на дальность.