Мне казалось, что в этот период жизни НС испытал сильный стресс. Тип и детали преступления не позволяли предположить, женат ли он или находится в длительной связи с женщиной, поэтому надо было искать иную причину стресса. Вероятно, у него возникли проблемы с работой или увольнением. Он мог жить с родителями или со старшими родственниками, которые оказывали на него некоторое давление. Но в чем бы ни состояла суть дела, она наверняка была связана с общей проблемой самооценки. Возможно, у преступника имелись даже физические рубцы, изъяны, нарушения речи, плохой цвет лица или еще какие-нибудь недостатки, из-за которых ему не везло с женщинами-ровесницами. Мне казалось, это один из тех людей, которые охотно играют с соседскими детьми и предпочитают общаться с людьми моложе себя.

Несомненно, во время борьбы с жертвой он перепачкался в крови — следовательно, сразу после убийства он должен был вернуться домой, выкупаться, смыть все следы крови и, вероятно, уничтожить одежду. Каждый, кто со стороны наблюдал бы за преступником в эти минуты, понял бы: что-то случилось. Наблюдатель также заметил бы перемены в его обычном поведении, повышенную нервозность, напряженность, проблемы со сном, употребление спиртного и курение. Если этот человек жил по соседству с домом девочки, его наверняка допрашивала полиция. Чтобы отвести от себя подозрения, он должен был держаться крайне дружелюбно, проявляя желание оказать помощь следствию, а также другими путями пытаться внедриться в следственную группу, чтобы следить за ее действиями. Он не планировал убийство заранее, иначе подготовил бы изощренный план, чтобы избавиться от подозрений. Он не покинул бы город, даже если бы считал, что находится под подозрением, — потому что это стало бы еще одним подтверждением его вины. Кто-то из его окружения мог заметить потребность этого человека вернуться на место преступления, и потому убийца приготовил правдоподобное объяснение — он желает оказать помощь полиции.

Кроме того, я обрисовал ряд активных методов, которые могли бы помочь НС выдать себя. На следующее утро я передал детективам запись, и они немедленно прослушали ее. Вскоре я узнал: причина, по которой Шепард и Фицпатрик заинтересовались моими словами, состояла в том, что один из допрошенных ими свидетелей почти в точности соответствовал моему профилю. Его звали Гай Пол Морин, ему было под тридцать лет, он жил с родителями в доме, расположенном рядом с домом Джессопов. Он увлекался музыкой, играл на кларнете в любительском оркестре, и Кристина хорошо знала его. Кроме крови, неопровержимыми вещественными доказательствами стали крошки штукатурки из его дома и нитки из одежды Кристины.

Его арестовали в апреле 1985 года, хотя во время допроса полиция так и не сумела получить от него признание. Думаю, этот арест вызвал смешанные чувства у всех соседей Морина. Кристину мог убить только незнакомец, тот, кто не знал ее с детства. А Гай Морин вовсе не выглядел чудовищем. Впрочем, это относилось и к Полу Бернардо.

Полиция отправила в тюрьму переодетого служащего, которого подсадили в камеру к Морину — эта тактика считается в Канаде вполне законной. Позднее, полицейский дал показания о том, что Морин явно испытывал чувство раскаяния, но тот впоследствии это отрицал. С этого момента дело приняло неожиданный и тревожный оборот. Оно привело к разводу родителей Кристины, финансовому краху родителей Морина и, серьезному заболеванию его отца. На первом суде над Морином, состоявшемся в Лондоне, Онтарио, в начале 1986 года, Морин заявил, что ни в чем не виновен, а в середине слушания его адвокат сказал, что если присяжные сочтут его виновным, значит, они не в своем уме. Присяжные оправдали Морина за недостатком улик. Государственный обвинитель подал заявление о пересмотре решения суда, что само по себе было прецедентом, и в июне 1987 года апелляционный суд Онтарио пересмотрел вердикт и вынес решение о новом процессе. На следующий год Верховный суд Канады подтвердил решение апелляционного суда. В конце 1991 года начался второй шестимесячный процесс, результатом которого стал обвинительный приговор, вынесенный после восьмидневного совещания. Морина отправили в Кингстонскую тюрьму. Но в 1995 году анализ ДНК, который было невозможно провести во время совершения убийства, показал, что ДНК Морина из пробы крови не совпадает с ДНК в сперме, обнаруженной на белье Кристины. Морин был освобожден и оправдан. А дело Кристины Джессоп осталось нераскрытым.

Как и служащим правоохранительных органов и родителям, нам досадно видеть такие беспорядочные, двусмысленные результаты. Думаю ли я по-прежнему, что Гай Пол Морин виновен в убийстве Кристины Джессоп? Это решать суду, а не мне. Никто из сотрудников нашего отдела не претендует на способность назвать имя конкретного НС. Все, на что мы способны, — описать тип личности на основании предоставленной нам информации и сообщить, какого рода поведения до и после преступления можно от него ждать. При этом мы надеемся помочь следователям сократить список подозреваемых. Я по-прежнему твердо верю, что Кристину убил человек, живший по соседству, который хорошо знал ее, увлекался музыкой, был эмоционально незрелым, одиноким, страдал заниженной самооценкой и охотно общался с более молодыми людьми и детьми.

Кроме того, я считаю, что по прошествии столь долгого времени условия хранения вещественных доказательств могли быть нарушены, а ведь и труп на месте преступления, и его одежда с самого начала находились в таком плачевном состоянии, что вызывали серьезные сомнения в правильности результатов любого научного анализа.

Вдобавок еще во время первого процесса всплыл целый ряд отвратительных и весьма тревожных откровений, в том числе тот факт, что брат Кристины, Кеннет, который был старше ее на три года, и несколько его друзей подвергали девочку сексуальному насилию с четырехлетнего возраста. Каким бы омерзительным ни показалось это предположение, трудно судить, откуда именно взялись пятна спермы на ее белье. Возможно, анализ ДНК оказался в этом деле отвлекающим моментом, как это иногда случается. Но каковы бы ни были объяснения дела Кристины Джессоп, боюсь, это один из тех трагических примеров, в которых истина и справедливость всегда будут неуловимы.

Из всех преступлений, с которыми я сталкивался за время своей карьеры, насильственные преступления против детей, несомненно, самые тяжелые. Стоит однажды увидеть место преступления или его фотографии, и эту картину вы не забудете никогда. Многое повидав, многое познав на опыте, я с трудом поборол побуждение, когда мои дети были помладше, надеть на них наручники и, приковав к себе или к жене, Пэм, никогда не выпускать их из виду. Проблема состоит в том, как добиться равновесия между чрезмерной опекой и предоставлением детям возможности взрослеть и становиться самостоятельными. Я изводился от беспокойства, когда Эрика в первый раз самостоятельно повела машину или отправилась на первое свидание. Один из моих ближайших друзей по отделу, обычно чрезвычайно добродушный мужчина с прекрасным чувством юмора, в буквальном смысле слова допрашивал приятелей дочери, прежде чем отпустить ее с ними из дома. Просто всем нам довелось слишком многое повидать. Полагаю, самое оптимальное для нас в роли родителей — оставаться настороже, быть осведомленными, давать детям полезные уроки, не запугивая их, не заставляя бояться каждой тени. Мы должны установить стандарт поведения и честности, дав детям понять, что они в любое время могут открыться нам. И я готов первым признать: поддерживать такое равновесие нелегко.

Шестилетняя Кассандра Линн Хансен, или попросту Кэсси, жила в Игене, штат Миннесота, южном пригороде Сент-Пола: Она была на год старше моей дочери Эрики, и, когда я увидел на фотографии темно-русые волосы, локонами падающие на плечи, мне захотелось сравнить ее с очаровательной маленькой феей. Улыбки и ямочек на щеках девочки хватило бы, чтобы озарить самый хмурый день.