— Будем бить.

На другой день Корнеев вернулся в Ярки, а Громов с Нечаевым выехали в Косо-Булат.

Село Косо-Булат расположено на границе с Прииртышьем. Дальше начинаются казачьи станицы. Многие жители Косо-Булата, особенно переселенцы из центральной России, к советской власти относились сочувственно. Зато казаки, владевшие большими участками плодородных земель, считавшие себя и при царе «вольными», под влиянием кулацкой верхушки были настроены реакционно. Существовала опасность их выступления вместе с белогвардейцами против партизан. Вот почему Александр Кадыков («Городецкий») после долгого странствования с отцом по сёлам решил начать работу среди казачества, открыв в Косо-Булате кузницу. Казаки частенько приводили в кузницу ковать лошадей, да и сам Городецкий мог без опасения посещать станицы, наезжая то за углём, то за гвоздями, то за подковами.

Игнат Владимирович определился на постой к здоровенному, корявому мужику Илье Мухину, отрекомендовавшись ему заводчиком. У него же купил добрую казачью лошадь и на следующий день повёл её в кузницу перековывать.

В кузнице — дощатой избушке с земляным полом и двумя тусклыми оконцами — Громов застал лишь кузнеца. Лет ему было больше шестидесяти, ростом небольшой, приземистый, вымазанный угольной пылью. Раздувая мехом огонь в горне, он что-то ворчал себе под нос.

— Здравствуй, дедушка! — поздоровался Игнат Владимирович.

— Здравствуй, добрый человек!

— Можешь мне лошадь перековать?

— Я-то? — дед гордо вскинул лохматую, в проседи голову. — По всему Прииртышью такого кузнеца не сыщешь. Хочешь, на горячую, хочешь, на холодную…

— Ишь ты! — изумился Громов. — А ты давно здесь?

— Нет. Года, кажись, не прошло.

— А откуда родом?

Кузнец оставил работу и внимательно взглянул на посетителя. Сразу видно, какого поля ягода: богач, одна шуба, почитай, полмиллиона керенками стоит, и голос властный, словно допрос снимает. Что ему надо?.. Собравшись с мыслями, ответил:

— Из Самары я. От красных бежал.

Громов усмехнулся.

— Из Самары, говоришь?.. Врёшь, дед. Я ведь тебя знаю.

— Меня все знают. От мала до велика…

— А Саша где?

Дед вздрогнул, выхватил клещами из огня железный прут и застучал по нему молотком, ворча:

— Ох ты, горюшко! Заговорился и железо перекалил.

— Не хитри, Корнелий, — засмеялся Игнат Владимирович. — Сразу и железо перекалил. Скажи, что струсил?

— А ты кто будешь-то? — снова взглянул на Громова кузнец.

— Мамонова-Громова знаешь?.. Это я. Только сейчас моя фамилия Уваров. Заводчик…

Корнелий бросил молоток и обнял Игната Владимировича.

— Напугал ты меня, чёрта старого. Не будь чоботов на ногах, душа бы в землю ушла.

— А где Городецкий?

— Сашка-то за углём уехал.

Разговорились. Кузнец коротко рассказал о своей работе в станицах среди казаков, затем достал из-под кучи угля наконечник пики и показал его Громову.

— Вот какую штуку мы с Сашей смастерили. Насквозь может пронзить.

Игнат Владимирович оценивающе повертел в руках новое оружие и похвалил:

— А неплохо придумали. Пика партизанам вполне подойдёт, если к ней смелости и злости прибавить. Больше надо такого оружия ковать — людей в отряде много будет.

— И так стараемся, — заметил кузнец.

Приехал с углём Городецкий. Он от души обрадовался Громову. Пока дед не торопясь перековывал лошадь, Городецкий подробно сообщил о работе, которую он проводил.

— Кроме известных вам подпольных групп в Корнилове, Платаве, Овечкине, Ключах, Плотникове, Ярках и Баеве, мы выявили и организовали группы в Решётах, Кочках, Кривинском, Зятькове, Велижанке, Прыганке, Волчно-Бурлинской, Черемшанке, Антроповке, Нижне-Пайвине, Глубоком, Чулымском, Андроновке, Малышевом Логу, Паромоновой, Вылкове, Леньках. Есть ещё много групп в Славгородском уезде. А здесь, в станицах, плохо поддаются агитации казаки. Кулацкая верхушка распространяет слухи, что советская власть их будет расказачивать, а землю отбирать и передавать мужикам-поселенцам. Разъясняю, что враньё это, что, наоборот, казаки получат свою власть в лице Советов рабочих, крестьянских и казачьих депутатов и будут по-настоящему вольные. Но привлёк на свою сторону пока небольшое число из бедноты. Надо бы листовки выпускать, да денег нет. Для приобретения оружия средства тоже не мешали бы.

— Денег не-е-т? — протянул Громов. — А в банке? В банке-то есть.

— Кто их выдаст-то?

— Выдадут, — хитро заметил Громов. — Не нам, так другим выдадут. Приходи вечером, пойдём деньги ковать, если вы в кузнице этого не можете.

Городецкий надел приличное пальто, нацепил клетчатый галстук, заявился под вечер к Громову. Они прихватили с собой Нечаева, вышли втроём на улицу, сообщив хозяину, что приглашены в гости, к купцу Трунилину.

О несметном богатстве Трунилина местные жители рассказывали легенды, да и сам он любил при случае похвастаться: «Мошна у меня не считана, захочу — могу все сибирские товары закупить». Торговлю он действительно вёл широко: центральную лавку держал в Локтях, а в других деревнях — отделения. Большие барыши приносили мельница и литейная мастерская.

Старого купца дома не оказалось. В прихожую вышел его сын — рослый детина, с белым, холёным лицом и маленькой кудрявящейся бородкой.

— Чем могу служить-с? — поинтересовался он, с любопытством рассматривая посетителей.

— Прошу прощения, господин Трунилин, но… — И Громов показал глазами на его жену. — Нам нужно с глазу на глаз переговорить.

Трунилин не подозревал подвоха, видя перед собой человека солидного, и, пожалуй, тоже купеческого звания, предложил:

— Ну, что ж, пройдеме тогда в литейку.

Трунилин привёл посетителей в конторку литейной мастерской, пригласил сесть.

— Ну-с, я вас слушаю.

— Дело вот в чём, господин Трунилин, — сказал Игнат Владимирович. — Нам, партизанам, надо десять тысяч рублей… взаимообразно.

Трунилин побледнел, губы у него задрожали, глаза полезли на лоб. Громов его успокоил.

— Вы не беспокойтесь. Выдадим расписку.

— Партизаны… деньги… расписка, — бормотал купец. — Не понимаю…

— Можете кричать, можете нас выдать, но учтите: организация у нас большая и сильная. Домочадцев ваших и вас, если что… — Игнат Владимирович вытащил револьвер, переложил с ладони на ладонь и сунул его обратно в карман.

— Что вы, что вы, — затрясся всем телом Трунилин. — К-куда прикажете принести?

— Завтра в полдень, в кузницу. Управляющий, — обратился Громов к Пете Нечаеву, — выдайте расписку господину Трунилину.

— А как же деньги? Вдруг не принесёт? — спросил Нечаев, входя в роль управляющего.

— Ничего. Купеческое слово — кремень.

Нечаев выдал расписку, и гости распрощались с купцом. Громов предупредил:

— Да смотри, чтоб без обмана. И ещё… Если кузнеца выдашь — несдобровать. Денег ему ассигнуй, сколько попросит.

— Что вы, что вы, господа партизаны, не выдам, — заверил Трунилин.

К полудню деньги были доставлены в условленное место. Поразмыслив, Трунилин, видимо, решил с партизанами не ссориться — неизвестно, кто верх возьмёт.

Городецкий ещё не раз получал от него деньги на партизанские нужды. На них он выпускал листовки, которые распространял среди казачества.

В Златополе Игнат Владимирович также хотел создать подпольную группу, но оттуда пришлось поспешно уехать из-за непредвиденного обстоятельства…

В село добрались поздно вечером. Сильный ветер гнал по улице колючий снег, наметал сугробы, в которых и так уже утопали маленькие деревянные домишки.

Петя Нечаев остановил лошадь у чьей-то ограды, спросил:

— Где ночевать будем, Игнат Владимирович?

— Где-то надо, — ответил Громов и, выскочив из кошевы, осмотрелся.

На улице — ни души, в домах не светится ни одного огонька. Но вот совсем рядом заскрипел снег, и появилась женщина, закутанная в шаль, с ведром воды в руке.