Чаша появилась на столе. Нил опрокинул в нее кувшин с вином, медленно-медленно провел кинжалом по предплечью. Кровь из ранки капнула в чашу. Асихарра чиркнул крайтом по руке — и его кровь смешалась с кровью Нила. Кормчий со шрамом стал третьим. Через десять минут вино пополам с кровью тридцати семи моряков разошлось по их желудкам. Нил разбил чашу о стену, и дружный рев вырвался из трех дюжин глоток.

— Ты не только силен, торион, но и неглуп! — шепнул Ган-Асихарра. — Только что ты был здоровенным аппетитным куском человечины для хриссов Тага, а сейчас за тобой — два десятка кораблей. Еще малость — и я поверю, что ты не только побываешь в Тонгоре, но и сумеешь рассказать о нем старому Асихарре!

Когда Начальнику Гавани, Стражу Севера, Отважному Саннону доложили, что аргенет в городе, он пил сетфи и читал балладу о Прекрасной из Тианы.

— Вызвать стражу из порта? — спросил домоправитель.

— К чему? — удивился Саннон. — Он — один. И я — один. Все в порядке.

— Но… — домоправитель замялся, — он очень опасен.

— Я тоже очень опасен. Не докучай! — И углубился в чтение.

Но едва домоправитель вышел, Саннон тотчас отбросил свиток. Подойдя к оконной арке, воин внимательно оглядел собственный парк с высоты третьего этажа. Потом проверил исправность арбалета-ловушки, нацеленного на дверной проем. Сняв мундир, Саннон натянул толстую фуфайку из белой шерсти, подкольчужную куртку из шести слоев паутинной ткани, а поверх — легкую, но очень прочную кольчугу из особого сплава. Затем опять надел мундир. Огромный коричневоглазый таг поднял голову и посмотрел на хозяина.

— Нет, Хаом! — сказал Саннон. — Я слишком люблю тебя. Пойдем. — Он увел тага в дальнюю комнату, снабженную дверью с запором и оставил животное там. Вернувшись, Саннон застегнул на руке боевой браслет и положил на стол три метательных ножа, сбалансированных, с тяжелыми широкими лезвиями. Вынув из ножен меч, Саннон осмотрел его и остался доволен. Конечно, это не бивень саркула, но дымчатое лезвие из лучшего конгайского сплава вполне могло устоять против белого клинка. Пусть Эак — один из лучших мечей Короната, но Саннон — из лучших мечей Конга. А измученный схваткой на дороге и бешеной скачкой аргенет будет не в лучшей форме. Да, он, без сомнения, справится с его личной охраной, но не с Санноном. А уж если Саннон один на один победит упрямого аристократа, обставившего сотню воинов, авторитет Начальника Гавани, пошатнувшийся после стычки в таможне, будет вполне восстановлен. Конгай улыбнулся: подсказав совершенно нелепый план засады командиру армейцев, Саннон поступил мудро. Опозорить сухопутных хриссов и «подготовить» Эака к поединку — одним махом. Пусть смерть Эака от руки конгского военачальника осложнит отношения с Империей больше, чем смерть его от руки разбойника, — ему-то что? Он — не Исполняющий Волю. Пока. Кто осудит Саннона за то, что тот защищался от убийцы?

Но где-то в глубине души Саннон чувствовал сожаление. Да, он убьет Эака. Но сложись дело иначе, Саннон охотно оставил бы аргенета в живых. Славный парень, немного чванливый, но доверчивый и отважный, как он сам. Пожалуй, проживи он еще десяток иров, — и из него получился бы добрый мореход, не хуже самого Саннона. Даром что аристократ! Саннон вспомнил о сонангаях, и губы его искривились: вот кого он пощупал бы своим мечом!

Крики, лязг металла, рычание урров донеслись снизу. Эак прибыл!

Рука Конона, протянутая к билу, так и не коснулась бронзы.

Сколько сам он и его солдаты простояли около резной двери, никто из них не смог бы сказать. Вечность! Все они успели прожить жизнь. Счастливейшую из жизней! И умереть. Так, как умирают лучшие. И воскреснуть. И стать несчастными, чтобы обрести покой. И еще тысячу жизней сменили они, как меняет листву дерево. И росли, как растет дерево. И выросли. И поднялись туда, куда только сильные крылья дракона могут поднять человека.

Кончилось волшебство. Опустил Конон руку, так и не коснувшись била. И стал легким Конон, как будто единственно из света состоял он. И те, кто были с ним, стали такими же. Нет, никто из них не забыл, для чего пришел он к розовой двери с алой ящерицей наверху. Но какое это имело значение? Какое значение имеет детская обида для превзошедшего ступень мага?

Добрые улыбки согревали мужественные лица, когда шли они по устланному шелком коридору. Казалось им, что ноги их едва касаются розовой ткани. И спустились они вниз, в просторный холл, а потом — по белым ступеням — на белую дорожку, что вела к высоким воротам. И дальше… чтобы много лет никто из ангмарцев не увидел ни офицера-мечника Конона, ни десятника Аша, ни тех трех солдат, что пришли в этот день в «Добрый приют».

— Тумес!

Биорк оглянулся: к воротам загона быстрым шагом, почти бегом, направлялся Скон. Туор похлопал быка по широкой слюнявой морде, поставил на землю ведро и двинулся навстречу старшему служке.

— Пойдем! — сказал Скон, крепко взяв Биорка за грязную руку. Ничего не объясняя, он повел его за собой. Они пересекли служебный двор и оказались перед маленькой дверью в стене храма. Скон отпер ее ключом и втолкнул туора внутрь. Биорк догадался, что они — в келье старшего служки.

— Два мордоворота были у Верховного! — сказал он без предисловий. — Ищут тебя!

— Ну и…?

— Я сказал: нет такого! Но мне, ясное дело, не поверили! А ты, значит, туор?

— Туор! — признался Биорк.

— Во! — Лицо Скона растянулось в улыбке. — Я уж и сам почти допер! Короче, надо тебе сматываться. Тумес, или как там тебя!

— Биорк! — сказал Биорк.

— Биорк! О, хуруг! И не выговорить! Пусть останется — Тумес! Я б оставил тебя здесь, но раз кто-то настучал — тебя все равно достанут!

— А тебе не влетит от Верховного? — спросил Биорк. — За вранье?

— Хой! Верховному-то что за дело до Наместника? Он сонангаям яйца не лижет! Его хозяин — Тор! Как и мне! — гордо сказал Скон.

— Тора я уважаю! — заметил Биорк. — Он моего сына покровитель!

— Сына? — вытаращил глаза служка. — А! Хуруг! Ты ж туор! Жаль, что надо тебе валить! Парни тебя прям полюбили! Да и я… — Скон смущенно хмыкнул. — А может, вправду…

— Нет! — твердо сказал Биорк. — Я уйду! Пора уж!

— Ну гляди! — На некрасивом лице служки были и огорчение и облегчение одновременно. — Знаешь, ежели как-нибудь… Ну, помочь тебе надо будет или что — ты приходи, не стесняйся! И сына своего веди! Он тоже туор?

— Да поболе меня будет! — улыбнулся Биорк. — Так раза в три-четыре поболе меня!

— Хой! — изумился старший служка. — Так он взрослый, что ли?

— Он — вождь! — сказал Биорк. — Воин!

— Ну? Слушай, Тумес! — глаза Скона загорелись. — Возьми меня с собой! А что? Я парень ловкий! Порядки знаю! Возьми! А то вот ты, к примеру, везде был, а я всю жизнь в Ангмаре, как амбарная хрисса! Ну возьми, а?

Биорк покачал головой.

— Извини, друг! Не могу! — И, увидев, как огорчил парня: — Но — слово! Если вернусь в Ангмар, тебя найду непременно! А там уж — как бог твой положит! Может, и поплывем с тобой по пенному морю!

— Да ладно! — махнул рукой старший служка. Хотя слова Биорка явно ему понравились. — Сам знаю, каков из меня спутник воину! — И, серьезным тоном: — Ща посидишь у меня! А уж как Таир вниз покатится, тогда и уйдешь!

И, вскочив со скамьи, на которую уселся было:

— Жди меня тут, Тумес! Ща я пожрать принесу и, — он подмигнул, — винца фляжку сворую! Посидим напоследок! Жди, Тумес! Я тя снаружи запру, чтоб никто не сунулся! Да я быстро!

Он сорвался с места и убежал.

Туор опустился на скамью. Улыбка оставалась на его лице еще целую минту.

Биорк покинул храм Тора во время полуденного отдыха. Он как раз добрался до гостиницы, когда посланные за Этайей воины вышли за высокие ворота.

По просветленным их лицам догадался Биорк, что произошло. Это и обрадовало, и огорчило туора. Обрадовало потому, что нашелся среди них, суровых солдат, человек с неопороченным сердцем. А огорчило потому, что, если Этайа использовала последнее средство, значит, ни аргенета, ни Нила рядом не оказалось. И более того, враги не опасаются мести. А это означало, что оба воина либо погибли, либо схвачены. Туор знал, что только безумец мог посягнуть на аргенету, зная, что на него падет месть этих двоих, уже доказавших свою силу.