А в нем — освещенная «шарами» на вершинах колонн спящая девушка.

Совершенно нагая, золотистокожая, с плавающими вокруг головы волосами. Сначала она показалась Эаку не старше четырнадцати иров, но потом он вспомнил, что у конгаек волосы на теле не растут.

— Подойди, светлорожденный, — сказал Наместник. — Оцени, как она прекрасна!

Эак подошел к краю бассейна и вдруг обратил внимание на руку спящей. Наклонившись, он присмотрелся… Четыре. Четыре длинных, гибких, с перламутровыми ногтями пальца. Фэйра!

Наблюдавший за ним Наместник кивнул оглянувшемуся Эаку:

— Да, фэйра! Она будет твоей, аргенет. На целый нуттай[16], с восхода до восхода Таира. И еще открытая подорожная Конга. Пожизненно.

— А взамен?

— И взамен немало. Твоя спутница, светлейший Эак! Не спеши, светлорожденный! Здесь нет оскорбления чести! Она не жена твоя, не возлюбленная. Да, я прошу ее. На один нуттай. А взамен даю фэйру! Настоящую фэйру, аргенет. Фэйру, которая спит и видит волшебные сны, даже когда глаза ее открыты. И она будет покорна тебе! Власть моего мага, Срезающего Плоды, — на ней. Твоей, аргенет! Кто из высокочтимых предков сениора мог сказать о себе подобное? Взамен же — обычная женщина. Да, прекрасная, как цветок Сан-чи, но — лишь женщина! Мой личный маг (хотя, кто знает: может, это я — его личный Наместник?) сделает так, что она ничего не будет знать, ничего не будет помнить — только то, что внушит ей маг. Она вернется к тебе без малейшего ущерба, духовного или телесного. Вернется такой, какой ушла: чистой и прекрасной. Уступи моей прихоти, аргенет, — и ты получишь то, что желаешь: подорожную, фэйру, — и еще приобретешь друга, светлорожденный.

Эак повернулся к бассейну. Маленькая фэйра плавала на своем золоченом ложе. Кончики ее острых грудей выглядывали из воды. Так же как и нежное, с перламутровым отливом, лицо спящей принцессы из древней сказки.

— Ты щедр, светлейший! — сказал Эак. — Но мы, армэннис, не торгуем своими женщинами. Попробуй взять силой!

— Скучно, светлорожденный! — Наместник вздохнул. — Силой я мог бы взять ее и раньше. Слушай же: ты пришел в мой Дворец по своему желанию. Я рад. А теперь попробуй выйти из него — по своему.

— Ха! — сказал Эак, переводя взгляд с фэйры на хозяина. — Если ты надеешься на своего магрута, пошли за мной своих тагов: им понравятся его внутренности!

— Ну что ты, светлорожденный! Я слишком ценю этого раба. Он тебя не тронет. Он не тронет! — Наместник распахнул дверь, противоположную той, откуда они вошли. Губы Эака изогнулись в свирепой улыбке. Он молча вышел из комнаты. И он был счастлив! То, что другому показалось бы ужасным, было для Эака Нетонского излюбленнейшей игрой. Лишь когда подлинная опасность угрожала ему, по-настоящему жил Эак. Да, он любил искусство, женщин, род свой и землю Короната! Но еще больше он любил, когда Смерть шла по его следам. Он был воином. В этом были альфа и омега его существования.

Стремительно и бесшумно двигался аргенет по темным покоям Дворца. Узкие ноздри его втягивали воздух, белая полоса меча светилась во тьме. Он не знал, куда идет, но знал: даже огромный Дворец имеет пределы. Достаточно одного-единственного окна — и он будет на свободе. Мрак не смущал его. Как любой воин, он довольно времени провел, тренируясь с завязанными глазами, — тело лучше глаза чувствует, куда направить меч.

Упругая петля упала на его шею. Упала, но не затянулась — круговой взмах меча отсек аркан. Эак замер прислушиваясь: ни звука не доносилось из темноты. Он двинулся дальше. Что-то маленькое и быстрое бросилось ему под ноги. Взмах, визг! Дальше. Плита пола под его ногой еле заметно подалась, щелчок — он успел упасть набок, стрела арбалета-ловушки свистнула на уровне груди. Дальше. Теперь он слышал за спиной шаги. Эак не остановился, не обернулся. Ближе. Двое. Они еще не напали, но по шороху он уже определил: сети и короткие копья. Опасное оружие. Особенно когда его использует тот, кто видит в темноте, против того, кто не видит. Даже Эак потерял бы жизнь. Если бы не меч из бивня саркула — совершенное, никогда не тупящееся лезвие. Сейчас! Обернувшись прыжком, он упал на пол. Копье — под ним, отсеченный наконечник ударился о стену. «Серебряный конус», ошметки сети, — в разные стороны. Укол — стон. Топот бегущих ног. Дальше! Тихое рычание. Гнилостный запах коснулся ноздрей. Аскис? Котоар? Уорх? Слева, впереди. Прыгнет? Эак набрал в грудь воздуха, свирепый рев греамота — Серого Убийцы, прокатился по дворцовым залам. Пульсирующая тишина. Прыгнет? Пятясь, чтобы не поворачиваться спиной, Эак отошел в следующий зал. Тишина. Дальше. Впереди — свет. Еще более осторожный, чем прежде, Эак двигался вперед. Последний зал. Большой. И окно. Сорок минов и паутинная кисея отделяют его от парка. И еще греамот. Серый Убийца, хищный ящер, будто вызванный его криком. Двадцать минов могучей плоти. Огромная круглая голова с разинутой пастью — много выше головы Эака, Греамот! Точно такой же, как те, которых видел он в лесах Имира. Выпад — снизу в горло — скачок назад, чтобы уйти от цепких лап. Иллюзия! Меч пронзил пустоту. Ну конечно! Присутствие крысоподобного магрута так поразило Эака, что он был готов встретить кого угодно. Хоть саурона, хоть воплощенного демона. Эак прыгнул сквозь пустоту и, разорвав кисею, вылетел в парк. Упав на траву, он припал к земле, быстрый, как аскис, нырнул в тень деревьев. Перебегая от тени к тени, он пересек парк и вернулся к воротам. Здесь он выпрямился. Вложив меч в ножны, неторопливым шагом вышел на освещенное пространство. Три солдата и Начальник Стражи. С ними он справится. Но Начальник коснулся рукой шлема и дал знак солдату: выпустить. Эак почувствовал разочарование. Из дымчатых сумерек (до рассвета осталось не так уж много времени) вышел Нил, ведя двух урров. Не обменявшись ни словом, они вернулись в гостиницу, передали урров слуге. Небольшой подъемник, двигателем которого были два нонтора[17], поднял их на третий этаж. Хиссун уже с радостным тявканьем скреб дверь изнутри. Первым делом аргенет сбросил с себя одежду и окунулся в подогретую воду бассейна. Нил принес ему кусок запеченной в тесте холодной говядины. Лежа в теплой воде, Эак жевал жесткое мясо и думал о фэйре. Когда вода окончательно остыла, аргенет вытерся пушистыми полотенцами и лег. Нил к этому времени уже давно спал в своей каморке около двери. Пушистый хиссун свернулся у него в ногах.

Утреннее солнце не разбудило аргенета — разбудил его Нил.

— Сениор, туромо Саннон приглашает тебя и меня на завтрак!

— Саннон? — мгновенно проснувшись, Эак скатился с ложа, встал на руки и сделал несколько шагов. Нил с удовольствием смотрел на него. Перевернувшись через голову, Эак спросил:

— Прислал бегуна?

— Да, сениор.

— Хорошо, Нил! — аргенет натянул малиновые с буфами трико и стал зашнуровывать рубашку. — Мне снился сон.

— Да, сениор, — подавая жилет.

— Я видел бога. Или демона. Без атрибутов их сам Тор не разберет. Нет, скорее это был бог, выглядел как дитя. Немного похож на ту девочку-фэйру…

— Какую девочку, сениор?

— Ты не знаешь. Расскажу. Потом. Ребенок. Мальчик. Огромный, как ураноар, и холодный, как зима Имира. Взял меня, как ты взял бы крошку тогга, и держал перед своим лицом. Долго. Потом разжал руку, я полетел вниз… Ты разбудил меня. Что скажешь, Нил? Вы, туоры, разбираетесь в снах.

— Я туор лишь наполовину, сениор, — надевая на аргенета белый камзол с гербом. — Думаю, тебе следует рассказать его госпоже.

— Этайе? Зачем?

— Слышал я, она зналась с магами Руны. Может, даже взошла на низшую ступень.

— Женщина? Наша Этайа? Не может быть!

— Говорят, сениор.

— Что ж… Может, это и правда. Игра ее чудесна. Не удивлюсь, если здесь не обошлось без чар. Бегун внизу?

— Как и урры, сениор.

— Как почивали наши друзья?