Он вынул из внутреннего кармана своего твидового пальто толстый коричневый конверт и быстро сунул его в руку Мареско. В обмен тот передал ему несколько сложенных вчетверо листков, которые немец тотчас же сунул во внутренний карман.

Мужчины медленно пошли по извилистой тропинке публичного парка.

Кельберг сказал дружелюбно:

— Я попрошу своего корреспондента пересмотреть вашу ставку. Через две недели я дам вам ответ. От своего имени и обещаю нам ежемесячную добавку, если вы снабдите меня информацией, которой мой корреспондент придает большое значение. Речь идет о передаче мне копии подробного перечня предложений, сделанных разными странами и касающихся строительства четырех заводов, предусмотренных для нового промышленного комплекса в Бразове.

— Но договор о поставках еще не заключен, — возразил румын.

— Я знаю, но, по-моему, ваше правительство уже получило с полдюжины окончательных предложений, некоторые из них кажутся заманчивыми.

Мареско не был к этому готов.

— На мой взгляд, хлопоты вашего корреспондента преждевременны. Информация, которую я, вероятно, мог бы вам представить, не будет иметь реальной ценности… По дошедшим до меня слухам, правительство сделает свой выбор только месяцев через пять. К тому времени появится новый материал… Министерство финансов в настоящее время решает вопрос относительно кредитов на промышленный комплекс.

— Именно по этой причине мой корреспондент предпочитает сейчас конфиденциальную информацию. Когда выбор будет сделан, станет уже поздно. И в таком важном деле иногда достаточно своевременной информации, чтобы придумать более конкурентоспособную комбинацию и раздавить всех других конкурентов.

— Коли вы так настаиваете, я сделаю все, что будет в моих силах, — заверил румын. — Однако пока не делите шкуру неубитого медведя! Быть может, вам еще неизвестно, что документы, касающиеся Бразова, сейчас находятся в Смешанной советско-румынской комиссии.

— Нет, я этого не знал, — спокойно подтвердил Кельберг, — но вам я доверяю. Поскольку вашей организации нужны деньги, вам предоставляется случай их заработать.

— Но какой ценой!.. — заметил Мареско с горечью. — Русские все время начеку. После неудачи с Галацем[2] можно представить себе, насколько они будут бдительны теперь и как закрутят гайки!

— Я не строю себе иллюзий в этом отношении, — произнес сквозь зубы Кельберг. — Здесь мы должны делать ставку на патриотизм, который в борьбе будет играть решающую роль. Русские преследуют только свои интересы и не станут делать подарок Румынии. Тем не менее, если ваше правительство получило стоящие предложения, оно сможет защищаться.

Сейчас Людвиг Кельберг находился в своей стихии. Его глухой голос приобрел неоспоримую силу убеждения.

Кельберг был прирожденным борцом.

Этому отвечали как его темперамент, так и физические данные. Очень высокий, выносливый, в расцвете сил, он соединял природную осанку со смелым, позитивным и реалистическим умом. Достойный потомок прусских дворян, воздвигнувших Германскую империю, он унаследовал от своих далеких предков неукротимую энергию, железную волю, властную уверенность и голубые глаза, скорее заставляющие думать о холодном Северном море, чем о ласковом летнем небе.

Он засунул руки в левый карман своего твидового пальто — элегантного пальто с росчерком лондонского портного на серо-черной нашивке, вынул из него визитную карточку.

— Вот, держите, — сказал он. — Я отметил здесь семь вопросов, по которым мой корреспондент желает получить уточнения из достоверных источников.

Мареско взял карточку и сунул ее в карман. Кельберг продолжал:

— Я надеюсь, что вы отдаете себе отчет в том, какое значение имеет для вашей родины дело Бразова? Если наше правительство действительно сможет противостоять планам русских, то оно спасет будущее румынской нации. Русские, поставленные в безвыходное положение, не осмелится применить силу для навязывания своих взглядом. В современной ситуации они будут вынуждены вступить в переговоры. Если они сбросят маску и открыто продемонстрируют, что рассматривают вас, румын, как колонизованную нацию, то вызовут жуткую шумиху.

— Не увлекайтесь, Кельберг, — пробормотал румын. — Ни переоцениваете мужество наших руководителей. В министерствах сидят креатуры, многим обязанные Кремлю и не забывающие это. Из всех братских стран Румыния, несмотря на слабые попытки к независимости, остается наиболее сталинизированной. То, что приводит нас в отчаяние.

— Ну, ну, не поддавайтесь вашему болезненному пессимизму, — пожурил его Кельберг. — Есть трещины, которые разрушают советское здание в его основе. Ваша страна, быть может, стоит гораздо ближе к своему освобождению, чем вам это кажется. Впрочем, вы располагаете конкретными доказательствами, которые вы сами мне представили.

— Одна ласточка весны не делает, — вздохнул Мареско.

Снова начал моросить дождь, и Кельберг поднял воротник своего пальто, давая понять, что беседа окончена.

— Если с вашей стороны не будет возражений, то встретимся через две недели на этом же месте в то же самое время.

Он протянул свою сильную руку, но румын неуверенно пробормотал:

— Я хотел бы вас попросить еще об одной вещи, Кельберг. Речь идет о моем молодом протеже… Можете ли вы помочь переправить парня в Западную Германию или Францию?

— Это не входит в мою компетенцию, Мареско, и вы это знаете. Речь идет о члене вашей организации?

— Да. Это молодой адвокат.

— Почему он хочет уехать?

— В данный момент нет. Нам пришлось уйти в глубокое подполье. После событий в Польше и Чехословакии Служба безопасности находится в состоянии боевой тревоги, а русские делают жизнь невыносимой всем, в том числе и нашим полицейским.

— Сейчас я ничего не могу вам обещать. При следующей встрече дам вам совет. В принципе, я не очень люблю вмешиваться в подобные истории. Мое положение и без того слишком деликатное, и я…

Он неожиданно осекся и резко повернул голову направо. Под чьими-то торопливыми шагами на соседней тропинке скрипел гравий…

Напуганный шумом шагов, Мареско обернулся и стал со страхом всматриваться в темноту.

На тропинке показался высокий малый в пальто из темного габардина и быстро зашагал им навстречу. Взволнованным голосом он сказал по-немецки:

— Быстро уходите, Людвиг. Со стороны улицы Минку к парку только что подъехали две полицейские машины.

— Две машины? — строго переспросил Кельберг. — Ну и что? Это еще ничего не означает.

Мареско, прекрасно понимающий немецкий, вставил дрожащим голосом:

— Вы думаете, это полицейские машины?

— Не знаю точно, — ответил парень в габардине. — Мне кажется, нужно быстро уходить. Какие-то люди снуют по улице Жиану, и мой друг Отто тоже считает, что все это довольно странно.

Кельберг вынес решение:

— Скорее всего — это ложная тревога, но не стоит играть с огнем. Расстанемся здесь, Мареско. Идите по аллее, выходящей к Институту геологии, я пойду в сторону клиники Святой Елизаветы… Встретимся через две недели. He поддавайтесь депрессии. В конце концов все уладится, поверьте мне. Я попытаюсь что-нибудь сделать для вашего молодого адвоката.

Пожав руку Мареско, он добавил:

— Не забудьте о моей просьбе. Это очень важ…

Неожиданный выстрел нарушил ночную тишину, оборин и фразу Кельберга. И сразу послышался отдаленный топот бегущих, треск ломающихся веток, а еще через несколько секунд — приглушенные выстрелы, сопровождаемые вспышками.

Охваченный паникой, Янош Мареско бросился бежать в направлении, противоположном тому, откуда раздавались выстрелы.

Сердце его готово было выпрыгнуть из груди, в горле пересохло. Он не сообразил срезать угол по направлению к улице Монетарие, чтобы выйти к Институту геологии, как ему советовал Кельберг. Совершенно растерявшись, он бежал по извилистым тропинкам публичного парка.