— Что вы хотите сказать? — недоумевая, спросил он, сбитый с толку.

— Мы все здесь, в Шотландии, умеем выпить. Это наш образ жизни, — сказала Флора таким тоном, как будто это была общеизвестная истина. — Но вот с недавних пор, иногда кое-что насчет Мака я не понимаю. Что-то изменилось. А вы ничего не замечали?

Тэлли, сжав губы, покачал отрицательно головой.

— Нет, не могу сказать, что заметил.

Флора доверительно наклонилась вперед, так, будто хотела в комнате, полной народу, прошептать что-то по секрету.

— Я могу вам довериться? — спросила она. — Вы никому ничего не скажете?

Тэлли совсем растерялся:

— О чем? О ком?

Чаепитие неожиданно превращалось черт-те во что.

— О Маке. Не хочется, чтобы люди болтали, а мне нужен чей-нибудь совет. Поможете мне?

— Конечно, помогу, если смогу, — заверил ее Тэлли. — Но с Маком, как я мог заметить, ничего страшного не происходит.

— Я думаю, он принимает наркотики, — сказана Флора в сильном волнении. — Не знаю что, но он на чем-то сидит.

— Что? Нет! — От изумления он даже стал заикаться. — Разве здесь употребляют наркотики?

Она покачала головой:

— Нет, насколько мне известно. Многие здесь просто напиваются. Но, может быть, около гавани, среди рыбаков. Сплетни я слышала.

— В эти дни вряд ли Мак заходил в гавань, — размышлял Тэлли вслух. — Почти весь улов он продавал нам, и бот он держал на пристани. В общем, я уверен — вы ошибаетесь. А почему вы его подозреваете — объясните.

Это ее озадачило и обеспокоило:

— Не очень-то хорошо этак выражаться. Женщине не положено «подозревать» своего мужа.

— Ладно, тогда почему вы о нем волнуетесь?

Флора поколебалась и, наконец, сказала:

— Вы знаете, какой Мак бывает раздражительный, особенно если накануне вечером переберет?

— Да, он может быть немного не в настроении, — согласился Тэлли, не желая позволять себе чрезмерную критику.

— Так вот, потом он был не просто сердитый, а сорвался с привязи! Несколько дней тому назад ни с того ни с сего. Я от него двух слов связно не добилась.

— Может, он марихуаны накурился с путешественниками до одури.

Флора снова отрицательно покачала головой:

— Нет, это началось до их приезда, — сказала она уверенно. — Где-то в начале марта. Вначале я думала, что, должно быть, вы ему наркотики даете, потому что это было вскорости после вашего приезда, когда он начал встречаться с вами в «Оссиане».

Тэлли это изумило. Он когда-то покуривал сигареты с марихуаной и глотал одуряющие таблетки, но предпочел традиционные алкогольные стимуляторы.

— А почему вы переменили мнение? — спросил он спокойно.

Флора проницательно посмотрела на своего собеседника.

— После того как я с вами познакомилась, я решила, что вы не можете сидеть на наркотиках, — откровенно призналась она.

— Слишком много к бутылке прикладывался, это вы хотите сказать? — весело спросил он.

— Нет. Просто я так решила.

— Ну, что ж. Я рад, что вы почувствовали, что можете мне довериться, — сказал Тэлли. — Но я не знаю, чем я могу вам помочь, что мне сделать.

— Просто понаблюдайте за Маком и скажите мне, что вы думаете. Тогда уж я решу, что нужно делать.

«А она не дурочка, эта женщина, фермерская дочь, — подумал Тэлли с невольным уважением. — Когда же она решит, что должна делать, тогда держись, Мак, старина!»

Когда участники пикника стали собирать вещи, чтобы спуститься к гавани порта Рэмсей, как часто бывает ближе к вечеру, подул ветер, и сердитые невысокие волны стали биться о борт «Флоры». Все экскурсанты были сыты блюдами Калюма, лососем, выловленным в море, холодным суфле «Драмбуйе», и к тому же выпили изрядное количество спиртного, поэтому беседа стала оживленной и нескончаемой. Весь день бросавшая на Дэйвида и Нелл косые взгляды, Кэролайн наконец прямо спросила Нелл: «поладила ли» она с Дэйвидом.

— Да, мы с ним неплохо поладили, — храбро призналась Нелл, ожидая, что же за этим последует. Она не могла не заметить, что, услышав известие, подруга погрустнела. — А что? Не надумала ли ты его вернуть?

— Вот уж нет, забирай его себе! — Кэролайн говорила бодро, и ее тон заставил Нелл нахмуриться. «Кэролайн, потеряв Дэйвида, надулась, а сама держала его столько времени в неопределенности», — подумала Нелл. Она не настолько была уверена в своих чувствах к Дэйвиду, чтобы подвергать их испытанию завистью или ревностью подруги. Перед Нелл и Кэролайн шли и посмеивались над своей ношей Роб и Либби. Эта парочка почти весь день весело подшучивала и поддразнивала друг друга.

Когда вещи для пикника и пассажиры благополучно погрузились, Мак осторожно вывел «Флору» в открытые воды пролива. Море уже очень сильно отличалось от мельничной запруды утром: вздымались волны, и лодка то опускалась, то поднималась на воде.

Мак, стоя на возвышении внутри рубки, казался совершенно невозмутимым и пристально смотрел на отражение заходящего солнца. Небо перед ним было светлого лавандового цвета, а за ним переходило в фиолетовое, фуксиново-красное и оранжевое; в облака величественно опускалось солнце. О скалы на северном мысе Лисмора в яркую зелено-белую пену разбивались морские волны. Теперь птиц стало совсем мало — только летящая на восток стая уток да случайные запоздалые серебристые чайки, возвращающиеся в темные скалы полуострова.

Когда «Флора» обогнула внешнюю линию шхер и повернула домой, волны стали перехлестывать через борт. Изменилось и движение бота: его стало вертеть и подбрасывать вверх-вниз, и второй раз за день Нелл почувствовала боль в желудке и горечь во рту. Она молниеносно наклонилась над бортом. Мак включил сильный прожектор, чтобы освещать перед собой темнеющие волны, но Нелл находилась под ним в тени, так что никто этого не заметил, кроме Дэйвида, который сидел рядышком, а теперь крепко схватил ее за плечо, чтобы она не упала за борт. Звуки, издаваемые Нелл, заглушались стуком дизельного мотора. Через какое-то время, хотя боль утихла, она продолжала сжимать планшир ныряющей носом лодки и подставлять лицо потоку брызг носовой волны, чтобы вода смыла все последствия недомогания и освежила лицо. Потом Нелл выпрямилась, тяжело дыша.

— Я в порядке, — сказала она перепуганному Дэйвиду. — В самом деле — все прекрасно.

— Что же, во всяком случае вы действовали в соответствии с заповедью моряков, — произнес голос над их головами.

Нелл взглянула на Алесдера, который стал свидетелем заключительной сцены ее тигриного броска к борту, — он предлагал ей чистый белый носовой платок как знак перемирия.

— Знаете, что они говорят? Когда травишь, стань с подветренной стороны. — И он усмехнулся, глядя на Нелл и сочувственно скривив рот.

Второй раз Алесдер застал ее в компрометирующем положении, но сохранял невозмутимость. И он не был, оказывается, таким сухарем, как его считали. Благодарно взяв у Алесдера платок и прикрыв им рот, Нелл тихо засмеялась.

Артимис Клоувер нетерпеливо перелистала стопку красочных напечатанных на глянцевой бумаге журналов, лежащих на столе. Несмотря на свое очарование и возраст (ей было чуть за сорок), Артимис не была поклонницей женских журналов, будучи давней читательницей «Файненшл Таймс», но недавно фирма «Косметика Клоуверов» разместила серию рекламы в модных журналах, и теперь она хотела проверить, так ли сделано все, за что уплачено. Такая работа входила в обязанности ее личного секретаря, но Артимис во всем стремилась к совершенству, и, именно благодаря этому, компания, созданная десять лет назад вместе с ее мужем, сегодня имела такой выдающийся успех. Две недели назад акции их компании на товарной бирже настолько подскочили в цене, что за одну ночь они стали миллионерами.

Когда Артимис начала листать «Космополитен», на полированный стол упал маленький цветной вкладыш и привлек ее внимание. Красочная фотография, (сделанная с высоты, несомненно, шотландского замка, снятого на фоне сверкающего синего залива и в обрамлении гор в красноватой дымке) сопровождалась текстом, который заинтересовал Артимис: «Талиска возрождает уставших от жизни!» Это был один из специальных рекламных листов, которые разослал Тэлли, приурочив их к открытию отеля. За все время проведения биржевых операций именно это и чувствовала Артимис — крайнюю усталость. Она всегда стремилась к безупречности во всем, искала совершенства в своей жизни, но сейчас все шло у нее из рук вон плохо.