— Ну-с… — Боцман вынул изо рта трубку и пустил в каюту густой клуб дыма. — Живете тут, как пассажиры первого класса. У каждого по коечке, казенный харч. Да все это еще бесплатно, хо-хо! — Он шагнул к Житкову. — Ну-ка, поднимайтесь, господин хороший. Придется потесниться для нового жильца. — И с этими словами он втянул в каюту испуганную Элли. Одна рука у нее была на перевязи. Лицо покрывала бледность. — Вот эта особа будет жить у вас, пока ее не смайнают за борт вместе с другими или пока наш кэп не найдет ей лучшего применения. — Мейнеш сделал в воздухе неопределенный жест волосатыми пальцами и взялся за ручку двери. Но, вспомнив что-то, насмешливо поглядел на заключенных и не то серьезно, не то в шутку сказал: — Того господина на баке — вашего друга пастора — я тоже уплотнил: подсадил ему жильца. Неплохая получилась парочка: пастырь стада Христова и нечестивец Нордаль! Хо-хо! — И он вышел, хлопнув дверью.

Житков бросился к Элли, подвел ее к своей койке. Он видел, что раненая едва держится на ногах. Как только ее голова коснулась подушки, девушка в изнеможении сомкнула веки.

Житков сидел у койки, глядя на спящую. Чем пристальней он вглядывался в черты Элли, тем невероятнее казалось ему, что эта нежная, беспомощная в своей болезни девушка и смелый, сильный сорванец, не раз помогавший ему на острове в самых трудных обстоятельствах, — одно и то же существо.

— Вот обстоятельство, которого не учли ни вы, ни я, строя планы нападения на Витему. — Фальк поглядел на девушку. — Ее присутствие может связать нас по рукам и ногам.

— Если до сих пор уничтожение Витемы было только моим желанием, то теперь это мой долг, — ответил Житков.

Он устроил себе постель на палубе каюты, лег, и долго еще вместе с Фальком они шепотом обсуждали планы освобождения.

— Мало вероятия, чтобы этот старый черт Мейнеш хоть раз в жизни сказал правду, — пробормотал Фальк. — А если он сейчас не соврал, то уж, наверно, задумал какую-нибудь пакость, соединяя пастора с Нордалем…

Наутро Житков и Фальк поделились с Элли своими планами. Она задумалась.

— Главное — выведать намерения немцев, — сказала она. — Мейнешу велено отобрать среди нас матросов. Кое-кто должен будет заявить о согласии работать… Чем больше окажется желающих, тем больше у нас шансов спасти своих людей.

Глаза Фалька сверкнули гневом.

— Такой ценой?! Вы сами не знаете, что говорите. Только ваша молодость позволяет мне простить вам это, дитя мое.

Элли терпеливо выслушала упрек и спокойно продолжала:

— Что касается меня, то если я смогу сегодня встать на ноги, я тотчас же заявлю о желании работать у немцев. Кем угодно: уборщицей, буфетчицей, поварихой. Я должна быть там, среди них. Притом как можно ближе к офицерам.

Житков с удивлением слушал ее решительную речь.

— Это даст мне возможность, — продолжала Элли, — знать, что они собираются делать. Я все буду передавать вам, а может быть, и пастору. — Она помолчала. — Слушайте! — Она понизила голос, и глаза ее загорелись. — Передача сведений — не все, что я сделаю. — Она огляделась. — Я убью Вольфа.

Житков схватил ее за руку.

— Я не выпущу вас отсюда!

Она не вырвала руку. И если бы Житков мог видеть в этот миг выражение ее затененных длинными ресницами глаз, он понял бы, что его невольный порыв означал для нее больше, чем любые доводы разума. Но когда она снова подняла лицо, в ее глазах уже не было ничего, кроме решимости.

— Я привыкла подчиняться только моему отцу.

Фальк рассмеялся.

— Не думаете ли вы, фрекен, что так это и останется на всю жизнь?

Она покраснела и строго сказала:

— Сегодня я встаю!

К концу дня, когда принесли ужин, Элли сказала караульному:

— Я хочу видеть капитана.

Житков нахмурился и, едва караульный вышел, сказал:

— Надо найти другой способ общения с пастором и Йенсеном. Вам лучше оставаться здесь… Нельзя ручаться за вашу безопасность…

— Для меня лучше всего то, что нужней, — ответила она. — Если им нужны только матросы — пойду матросом.

— С вашей раной? — воскликнул Фальк.

— Через два дня я забуду о ней… Я умею стоять на руле; с парусами управляюсь не хуже любого из этих фашистских ублюдков. Если бы не глупые законы, не позволяющие женщинам быть шкиперами, я бы давно сдала штурманский экзамен. — Она с гордостью посмотрела на Житкова.

— Вам недостает теперь только трубки, чтобы выглядеть настоящим моряком, — сказал Фальк и ласково притянул ее к себе. — Наш русский друг прав: вашу храбрость лучше спрятать подальше. Теперь нам больше может понадобиться хитрость. А хитрость — сестра осторожности. Запомните: для начала ваша задача столь же скромна на вид, как и важна для нас всех: установить связь с пастором. Понимаете?

На лбу Элли появилась упрямая морщинка.

— Так или иначе, позволят мне вернуться сюда или нет, — вы будете знать планы пастора.

Житков не успел открыть рот для ответа. В коридоре послышались хорошо знакомые шаркающие шаги. Войдя, боцман не спеша вынул изо рта трубку.

— Ох, и глупа же ты, девочка!.. А в общем, дело твое. Собирайся.

Житков потянулся было к Элли, но, совладав с собой, только крепко пожал ей руку.

Сама того не подозревая, Элли поступила именно так, как нужно было поступить, осуществляя план Найденова и Йенсена. Она была первой из спасенных, высказавшей желание работать на «Черном орле». К вечеру того же дня всех пленных выстроили на шканцах, и, показав на Элли, Витема сказал:

— Девчонка подает вам пример благоразумия. В благодарность за мое доброе отношение к ее отцу, старому Глану, она первой вышла на работу. Тот из вас, у кого есть голова на плечах, а в голове хоть немного мозгов, последует ее примеру. — Он оглядел молча стоящих пленников. — Ну, кто хочет работать — шаг вперед!

В воцарившейся тишине твердо прозвучали шаги. Все головы повернулись на их звук. У многих вырвался тяжкий вздох: вышел Йенсен. Ропот пробежал по рядам. Молодой рыбак протиснулся из задних рядов и стал между толпой и Нордалем.

— Эй, Нордаль! — крикнул он. — Мы считали тебя честным малым. Но видит бог, я сверну тебе шею.

— От того, что мы оказались в плену, я не перестал быть вашим начальником, — сказал Нордаль. — Не ты мне свернешь шею, а я собственными руками проучу всякого, кто не исполнит моего приказа. Сила не на нашей стороне. Мы должны подчиниться. Мой приказ: выходить на работу!

С мостика послышался смех Витемы.

— Наконец-то вы заговорили языком разумных существ. Эй, боцман, распределить их по вахтам! Всех кроме девчонки. Она будет служить в офицерской кают-компании. Слышал, Мейнеш?

— Да, капитан…

С тех пор как в кают-компании появилась хорошенькая буфетчица, жизнь офицерской части экипажа «Черного орла» приняла новое направление. Все три помощника капитана неизменно садились теперь за стол после каждой вахты, а перед вахтами забегали в кают-компанию выпить рюмку подкрепляющего.

Юная буфетчица сумела повести дело так, что оказалась в безопасности от поползновений кого-либо из офицеров. Каждый из них рассчитывал быть первым и ревниво следил, чтобы его не обогнали.

Однажды старший офицер Йенш сидел в кают-компании один. Он потянулся было к розовой щечке кельнерши, но Элли изо всей силы ударила его по руке, похожей на облепленную грязной шерстью лопату и… сама испугалась. А Йенш радостно зарычал, приняв удар за кокетливое заигрывание. Маленькие глазки его сузились еще больше. Когда он снова потянулся к Элли, она ловко увернулась. Это было трудной игрой. Девушка разжигала надежды немца. На смену Йеншу явился другой офицер — второй помощник капитана. Он мало чем отличался от Йенша в способах ухаживания. Его настойчивость умерялась только необходимостью оглядываться на дверь: не вошел бы старший офицер. Ушел второй помощник — явился третий…

С каждым из офицеров Элли вела ту же игру, и скоро она могла сказать, что добилась некоторой свободы действий. Она могла уже служить посредником между Найденовым и Нордалем — с одной стороны, Житковым и Фальком — с другой. Благодаря ей друзья выработали слаженный план совместных действий.