По мере того как он говорил, лицо Зуденшельда выражало все большее удивление. Он покачал головой:

— Вашей умелой игрой вы не убедите меня в том, что действовали не по указке гестапо. Никому, кроме черной команды, мои бумаги не были нужны.

Найденов чувствовал, что голова у него идет кругом. Подчиняясь желанию верить этому человеку, он сказал:

— У нас одинаково мало оснований верить друг другу. Идите к моей жене, ничего не бойтесь. Впрочем, вы ведь ничем и не рискуете на этом пароходе. Моя жена сумеет убедить вас в том, что советские граждане не занимаются грабежами в поездах.

Пересиливая слабость, Зуденшельд поднялся с кресла и сделал шаг к Найденову. Его глаза горели. Он хотел что-то сказать, но дверь распахнулась, и появился торжествующий Венсторп.

— Милости просим! — весело крикнул он с порога. — Клеточка готова.

Из-за спины Венсторпа выскочил его помощник Майерс и, схватив Найденова за короткую цепочку наручников, грубо дернул.

Прошло несколько часов с тех пор, как Найденов оказался в плену. Валя сделала попытку увидеть мужа, но добилась лишь того, что капитан изложил ей причину ареста. Она поняла, что это не простое недоразумение, а ловушка, подстроенная немцами, решившими сделать свое темное дело, — заполучить Найденова руками финнов, не навлекая подозрений на немецкие власти. Поняла она и то, как трудно, находясь здесь, на борту чужого парохода, распутать этот узел.

Решив уведомить о случившемся советских дипломатических представителей, Валя принялась за составление радиограммы. Несколько заполненных бланков уже лежали перед ней на столе, когда раздался осторожный стук в дверь. В каюту вошел пастор. Заметив, что он с трудом держится на ногах, Валя предложила ему кресло. Он некоторое время молчал, уронив голову на руки.

Валя терпеливо ждала. Наконец он поднял голову и негромко, но отчетливо сказал по-русски:

— Часть того, зачем ваш муж послал меня сюда, я уже узнал. — Он положил руку на только что написанные Валей телеграммы, адресованные советским послам в Германии, Дании, Швеции. — Мне достаточно этого доказательства: ваш муж не имеет отношения к нападению на меня.

Только тут Валя поняла, что перед ней — молчаливый спутник Найденова, гестаповец. Не сдерживая гнева, она крикнула:

— Вон!.. Сию же минуту вон!..

Зуденшельд не шевельнулся, только брови его строго сошлись.

— Мы еще не выяснили второго обстоятельства, о котором просил ваш муж, — спокойно сказал он, нагнулся и стал расшнуровывать свой высокий ботинок, — такие носят охотники. Не обращая внимания на удивление Вали, пастор разулся и запустил руку в голенище. Послышалось отчетливое щелканье, словно отскочила тугая пружина. Когда подошва вместе с каблуком свободно отделилась от ботинка, Зуденшельд достал из-под нее маленький резиновый бумажник. Из него он извлек несколько листков тончайшей шелковой бумаги.

— Вот за чем они охотились, — сказал он, глядя на Валю. — Я вынужден показать это, чтобы рассеять ваши подозрения. Между нами все должно быть ясно… Прочтите.

Он протянул ей один из листков. Не веря глазам, Валя перечла его дважды.

— Но ведь вы… не англичанин? — воскликнула она.

— Нет, — с улыбкой сказал пастор.

— Тогда я ничего не понимаю.

— Видите ли, — пастор на секунду задумался, испытующе глядя на Валю, — если бы я был уверен…

— О, я умею молчать! — поняв его заминку, прошептала Валя.

Зуденшельд рискнул. Он и сам бы не мог сказать, почему доверился этой незнакомой русской женщине. С видом, который говорил, что он решил быть до конца откровенным, пастор указал Вале на кресло против себя.

— За мною охотились, — негромко начал он. — Очутившись в купе наедине с вашим мужем, я счел его за агента гестапо. У меня с этой бандой серьезные счеты. И когда я узнал, что этот агент последовал за мною на «Клариссу», то решил воспользоваться нейтральной почвой и попытаться отделаться от него. Хотя бы на время, нужное, чтобы ускользнуть из-под наблюдения немцев и выполнить возложенное на меня задание. Откровенность не входит в наши обычаи, но… на этот раз целесообразно нарушить обычай. В вас и в вашем муже я вижу союзников. За мною следят немцы. Это так же верно, как то, что мы с вами говорим. Может быть, вы поможете пустить их по ложному следу. Тем более что некоторым образом это касается и вас, русских…

— Каким образом?

— Мне, видите ли, нужно пробраться на один остров, занятый теперь немцами. По некоторым данным, они упрятали там вашего соотечественника, в судьбе которого мы так же заинтересованы, как и ваше правительство.

— Кто этот человек?

— Этого я вам сказать не могу. Скажу только, что это ученый, решающий одну очень важную военную проблему. Он похищен немцами. Мы совершенно, правда, случайно напали на его след и сможем оказать услугу вам, русским.

— Кто же это? — с тревожным предчувствием еще раз спросила Валя.

— Это тайна не принадлежит мне.

— Значит вы… едете на этот остров? Но… ведь он же, по вашим словам, занят немцами…

— Ну, это не такое уж большое препятствие, — с улыбкой сказал пастор.

— Но ведь Англия воюет с Германией, а у вас, вы говорите, английские бумаги?

— Конечно, если вы сейчас протелеграфируете немецким властям все, что узнаете от меня, мне едва ли удастся попасть куда-нибудь кроме как на тот свет. Но… если этого не случится, я надеюсь высадиться в Норвегии. Там друзья помогут мне найти дорогу на остров Туманов.

— Остров Туманов?.. Остров Туманов… Я что-то слышала об этом острове.

— Может быть, мне придется попасть туда уже не пастором, а матросом Педерсеном или торговцем Кнудсеном, — не знаю. Но я там буду!

— А если норвежцы вам не помогут? — наивно спросила Валя.

— О, нет! В их интересах переправить меня туда.

Зуденшельд протянул Вале другой листок из тех, которые были вынуты им из тайника, и Валя с удивлением прочла письмо, адресованное Союзом норвежских патриотов тайной боевой организации острова Туманов.

— Видите, — сказал пастор, — я не собираюсь быть там только ищейкой или наблюдателем. Кое-что я должен сделать и для жителей острова.

— Но ведь это же план восстания!

— А вы сомневались в том, что норвежцы помогут мне попасть на остров.

С этими словами пастор спрятал свои листки в тайник. Щелкнула пружина. Зуденшельд надел и тщательно зашнуровал ботинок.

Глаза Вали загорелись радостью.

— Значит, вы можете сказать финнам, что они ошиблись, и Александра освободят?

— Я сейчас же иду к инспектору Венсторпу. Скажу, хотя боюсь, трудно будет, сохранив репутацию нормального человека, уверить его в том, что я ошибся.

Валя с нетерпением ждала возвращения Зуденшельда. Наконец часа через полтора в дверь каюты постучали. Валя бросилась отворять, уже представляя себе, что за белой створкой стоит Александр, но увидела стюарда-финна. Он сказал, с трудом объясняясь по-немецки:

— Господин пастор очень плохо себя чувствует… Господин пастор очень просит госпожу прибыть к нему по важному делу… Я охотно провожу госпожу…

Валя последовала за стюардом.

Пастор лежал в постели. При появлении Вали он сделал попытку подняться, но тотчас же снова откинулся на подушки. Валя поняла по его жесту, что он просит запереть дверь. Она набросила крючок. Ей трудно было сдержать нетерпение. Но пастор лежал с видом крайней усталости, и она лишь вопросительно глядела на него. Наконец он негромко сказал:

— Венсторп упрям, как пень, — настоящий финн, хоть у него и голландская фамилия. Плохо то, что я клялся, будто опознал преступника, а через час с той же уверенностью стал утверждать, будто ошибся.

— Он не хочет его освободить?

Пастор вздохнул.

— Я пробовал уговорить его, предлагая взять арестованного под залог, — напрасно!

Валя опустила голову на грудь. Пастор осторожно прикоснулся к ее волосам.

— Не нужно отчаиваться. Дайте мне немного отдохнуть, и я снова сделаю попытку. Поговорю с капитаном, пошлю кое-кому радиограммы, сделаю все, что можно.