Алексей молчал, радостно соглашаясь со всем этим в душе. Ему было приятно слышать именно от Ходова повторение своих собственных мыслей.

Алексей скромно умалчивал о том, что самостоятельно пришел к этим выводам, и у Ходова могло сложиться впечатление, что он убедил молодого инженера. Но молчание Алексея отнюдь не было робостью. Оно было скорее сознанием своей правоты, подтвержденной недавним противником. Да и не только недавним. Едва Ходов касался самой конструкции мола, молчаливость Алексея исчезала, глаза его загорались, он уже перебивал сухую, размеренную речь Ходова, не соглашался с ним.

Ходов считал, что сейчас невозможно учесть все те условия, в которых должен строиться и существовать мол. Какова будет сила дрейфующих льдов, напирающих на мол? Какие будут наметаться сугробы у радиаторов, поднимающихся надо льдом? Каким способом удастся прокладывать во льду полыньи для опускания труб?

Ходов предлагал не начинать проектирования, пока не будет накоплен опыт в специально созданной лаборатории. Карцев горячо восстал против этого. В лаборатории можно изучать только частности, но нельзя построить модель мола, и создать для нее условия, как в полярном море. Если уж ставить опыты, то ставить смелее и шире. Алексей предложил построить опытный мол в Карском море.

Ходову понравилась эта мысль, но в назначении мола будущие соратники и уже противники сразу же разошлись.

Ходов считал, что опытный мол понадобится лишь для того, чтобы разрешить с его помощью вопросы, встающие перед инженерами. Он хотел строить опытный мол самых малых, ненадежных размеров с затратой минимального количества труб, радиаторов, энергии. Пусть он будет заведомо ненадежен, пусть льды поломают его, — пусть природа сама внесет коррективы в проектирование. Это даст возможность построить главное сооружение наиболее экономично, лишь с самыми необходимыми запасами прочности. Выгода будет огромной.

Алексей спорил, возражал. Нельзя задерживать начало строительства. Нужно не проходить учебу в Арктике, а покорять, преобразовывать ее! Нужно сразу строить мол, который мог бы выдержать тяжелое испытание в природных условиях и повлиять на эти условия, на самую природу. Нельзя отказаться от быстрейшего появления магистрали. Ведь она могла бы заменить сто железных дорог!

Ходов уехал. Они с Алексеем так и не договорились о конструкции мола. Но одно решено было твердо: при проектировании и на строительстве мола они будут работать вместе.

…Алексей подошел к окну и настежь распахнул его створку. Город покрыт был предрассветной дымкой.

В Институте холода у академика Омулева начинались исследовательские работы, которые должны были в скором времени послужить основой для будущего проектирования. Замысел ледяного мола был уже широко известен. Он интересовал многие министерства и Академию наук. И пока инженер Карцев выполнял обычную работу строителя на Дальнем Берегу, в Москве и в Свердловске, в Ленинграде и Ново-Краматорске конструкторы трудились над чертежами машин, которые будут строить на льду и изо льда грандиозное сооружение.

Еще до окончания строительства на Дальнем Берегу Алексей был вызван в Москву. Алексей летел на самолете и волновался: он знал, что его встретят друзья, был уверен, что среди них будет и Женя, и этой встречи почти боялся.

Не раз пытался он представить, как увидится с Женей. Конечно, она будет холодно-внимательна к нему: расспросы, пожелания и за всем этим равнодушие.

Получилось не так. Когда он вышел из самолета, Женя подбежала первая, припала к нему, охватив его плечи руками и уткнувшись лицом в его грудь. Он почувствовал запах ее волос, они касались его щеки. Алеша, покраснев, стоял, боясь пошевельнуться, а она не поднимала головы.

Виктор отпустил какую то плоскую шутку. Женя отпрянула, и потом все было именно так, как мрачно представлял себе Алексей, если, пожалуй, еще не хуже. Женя стала холодной, почти равнодушной. Он боялся посмотреть ей в глаза, она же, свободно беседуя, не отводила своего ясного, ничего не говорящего взгляда.

Женя, казалось, спохватилась и решила показать Алексею, что у них уже не может быть прежних отношений. Ему было горько, досадно. Но он взял себя в руки и через некоторое время, непринужденно идя рядом с Женей, поймал себя на том, что уже не волнуется, что почти равнодушен.

Алексей расспрашивал Дениса о закончившейся стройке близ Дикого, о его мальчишках-близнецах, Виктор подшучивал над отцовским чувством Дениса, а Женя, безучастная, молчала.

Сославшись на какие-то неотложные дела, она не поехала проводить Алешу до квартиры. У подъезда дома его ждал сюрприз. Еще из окна машины он увидел Галю с букетом цветов. Знала ли Женя, что Галя ждет его? Может быть, потому и не поехала? Алексей терялся в догадках.

Все дни со времени приезда Алексея Женя ходила задумчивая, молчаливая. Лишь однажды она нерешительно обратилась к брату:

— Витя, скажи, тебе не кажется, что Алеша остепенился, стал более терпимым к людям, к замечаниям, которые ему делают?

Виктор ехидно улыбнулся:

— Дорогая и уважаемая сестра, увы, это так, хотя я и не сомневаюсь, что прежний Алексей вам был ближе и понятнее и вы не возражали бы, чтобы все было по-старому. Тем более, что нынешний Алексей куда больше нравится одной нашей общей знакомой…

Не дослушав, Женя порывисто вышла из комнаты.

Гале и Жене стало трудно встречаться, а когда это случалось, они всячески старались не упоминать даже имени Алексея. Но один раз Женя услышала, как Галя говорила Денису.

— Я сейчас верю в Алешу больше, чем когда-нибудь. Он производит на меня впечатление человека, который бережет накопленные силы…

Словно почувствовав пристальный взгляд Жени, Галя обернулась, смутилась и покраснела. Женя равнодушно отвела глаза и молча пожала плечами. Разговор оборвался.

Вскоре Галя снова улетела в Арктику. Поскольку это была первая группа геологов, отправлявшихся на трассу мола, Алексей приехал провожать их на аэродром.

Галя сразу похорошела, увидев Алексея, но у нее почему-то вдруг появилось много дел, она и минуты не могла постоять около Алексея. Только когда все прощались, она, не глядя ему в глаза и на мгновение задержав его руку, с каким то вызовом, как бы отвечая Жене, снова сказала о силе, которую он накапливает, и добавила, что очень верит в эту его силу.

Галя уезжала в те дни, когда проектирование развернулось вовсю. Шло соревнование между двумя вариантами: вариантом Алексея, стремившегося доказать целесообразность широкого фронта работ на строительстве ледяного мола сразу в нескольких морях, и вариантом Ходова, осторожно проектировавшего небольшой ледяной мол только у Карских ворот, чуть прикрывающий пролив от холодного течения Уже после отъезда Гали было принято окончательное решение, объединившее оба варианта. Алексей и Ходов стали проектировать вместе опытный мол через все Карское море. Он должен был и выяснить условия существования сооружения и вместе с тем создать в Карском море незамерзающую полынью, на которой удастся проверить возможность зимнего судоходства, по крайней мере в этом море, и изучить метеорологические и климатические изменения.

При работе бок о бок споры Ходова с Алексеем стали еще ожесточеннее. Спорили из-за всего, из-за любого размера. Какую принять ширину мола, чтобы она выдержала напор льдов? Ведь никто не знал силы, с которой будут давить льды. На какой высоте от поверхности льда расположить радиаторы, чтобы их не заносило снегом? Каждый лишний сантиметр был связан с огромным расходом металла, затратой лишнего труда, дополнительной стоимостью. Ходов упрямо экономил, рассматривая сооружение прежде всего как опытное, ссылаясь на коррективы, которые должна внести природа. Именно природа, по мысли Ходова, вооружит проектировщиков новыми знаниями, опытом, цифрами, данными. Алексей же прежде всего видел в этом моле сооружение, преобразовывающее часть Арктики. Он не мог допустить, чтобы сооружение оказалось бы поврежденным стихией, Арктика непреобразованной, покорение полярных морей отодвинутым на будущие годы.