Углов отозвался, помедлив в раздумье:

– Не то чтобы. Просят хотя бы на семьдесят процентов, скрепя сердце согласны на шестьдесят. А на половину – кричат, что, мол, грабеж…

– Так-таки и кричат?

– Ну, не буквально, но возмущаются, что пользуемся ситуацией. Только ваш авторитет…

– Ладно, дифирамбы потом. Дадим мы им… ну, скажем, пятьдесят пять процентов. Что там насчет акций?

– Просят товар. Электронику, оружие.

– Ты говорил, что акции даем хорошо обеспеченные? Что это в любом случае лучше, чем рубли, которые завтра станут просто бумажками?

– Говорил. Но все в один голос: «Мы же не рубль на рубль, а считай – на половину берем. Обеспеченные, не обеспеченные, мы этого у себя не понимаем. Верим Павлу Петровичу, но лучше везите товар. Бумажек у нас своих хватает. Вот доллары – с удовольствием».

– Ты смотри, разохотились! Доллары им подавай. Ладно, черт с ними. В конце концов, их дело. В своих краях они – хозяева. Хотят товар – будет товар. Давайте, ребята, однако, пошевеливаться. Сейчас из республик хлынет такая масса денег в Россию, а значит, прежде всего в Москву, что зевать нельзя. Ничего, Москва все денежки примет, только назад не отдаст. И просить будут, и умолять, и поклоны бить этому всеми охаянному рублику… Ну, иди, Серега, свободен. А мы тут с Георгием еще потолкуем… Ты что-то хотел сказать?

Углов мялся считанные мгновения, но хозяину оказалось достаточно, чтобы понять. Заговорил просительно, робко, словно и не он полсуток назад держал под прицелом «узи» двери купе, готовый выплеснуть смертоносный свинец в лицо любому, кто рискнет вломиться.

– Я вам так благодарен, Павел Петрович… Если бы не вы… Долг списываете, машину вот дали. Только… Ну, понимаете, я же кассами сейчас не занимаюсь…

– Так тебе денег, что ли? Тю, вот дурашка! Сколько надо – дам! Мы же как братья! Насчет скокарства – брось и думать, пока со мной работаешь. А это, полагаю, надолго. Кому я друг – то верный. Того же и от других требую. Уж если дружба – то до могилы! – последнее слово выговорил тихо, но отчетливо. – И не дай Бог никому засыпаться на своем, а через себя и нас потянуть!.. О кассах забудь. Кем ты был? За копейки подставлялся «от пяти до пятнадцати». А за десять штук перевалишь – тут тебе и «стенка». Кстати, насчет «отхожих промыслов» и у меня есть кое-что сказать. Помните, как говорится – «моя милиция меня бережет»? Так вот, в наших делах она и бережет. Прокрутили, смазали, а то и в долю взяли – и все тихо, все с деньгами и беззаявочно. Другое дело, когда случается такое, что ни один начальник не замажет, а легавые по десять лет работают, пока не дороются. Один нагадит, а кругом все в крови по уши. Так вот, чтоб не трепаться, скажу: чем в ящик играть, мы такого, не поленимся, сами туда уложим. Дошло?

* * *

Всем, кто видел Лобекидзе в эти дни, казалось, что он слышит загнанное дыхание неведомого убийцы. Еще чуть-чуть, и… Но время шло, а зверь все еще оставался неуловимым. Правда, затаился, затих, ничего не предпринимал.

Дома Лобекидзе теперь почти перестал бывать – что там, голые стены? В общество заморского гостя поначалу не тянуло. Хотя надо отдать должное Фрейману – он искренне старался отвлечь майора от тягостных мыслей рассказами о жизни на Брайтон-бич, да и вообще в Америке, которую мы знаем разве что по газетным статьям да по охам и ахам ошалелых визитеров как страну несметных богатств и невиданных развлечений, ослепительных супермаркетов и простора для делового человека. Возвращался майор домой поздно, но после этих бесед ложился порой в третьем часу. Сидели при притененном свете, говорил, как правило, Майкл. Увлекаясь, развивал планы создания невиданного страхового общества, предлагающего массу услуг в невообразимом диапазоне. И все это здесь, сейчас – среди доживающих за ветхим порогом нищеты стариков, не обращая внимания на истошные вопли из всех углов: «Да помогите же, в стране катастрофа!». Его простодушная вера в будущность этой страны придавала бодрости, и прожекты Фреймана казались вполне осуществимыми. Своим оптимизмом он заражал даже майора, и это был вовсе не беспочвенный оптимизм. Майкл целыми днями разъезжал по столице, набивая пухлые папки различными визами, постановлениями, выписками и резолюциями так, что казалось, хрупкие плечи пожилого человека не выдержат всей этой бумажной тяжести.

Гость и хозяин приглядывались друг к другу и, к удивлению трудно сходившегося с людьми майора, даже подружились. Скоро исчезло то напряжение, которое присутствует в разговорах едва знакомых людей, к тому же обитателей разных стран и, как вчера принято было говорить, противоположных миров. Фрейман оказался и благодарным слушателем, живо интересовался жизнью майора угрозыска, случаями из практики его коллег.

– В Америке, Иван Зурабович, – говорил Фрейман, – жить интересно, особенно поначалу. И выбиться в люди легче, чем было на трижды благословенной родине. Американец избалован всей этой цивилизацией, избалован и расслабился. Так что энергичным эмигрантам есть где развернуться. Наш эмигрант – живчик с голодухи. Однако здесь вертеться проще. И как только появилась возможность – я вернулся. Сейчас в России для предприимчивого и работящего человека раздолье. Но и мошенникам, уголовной швали тоже. В Штатах они по крайней мере держатся в каких-то рамках, зная, что даже таксой «громила», как я, может ответить из сорок четвертого калибра. Да и полиция им спуску не дает. Нет, я не хочу ничего плохого сказать о вашей милиции, но попробовал бы поднять голос на «копа» хоть нагероиненный пуэрториканец, хоть «белый воротничок» с Уолл-стрит! Поэтому переселенцу стоит с самого начала усвоить почтение к тамошним порядкам. Но нашим на это, как водится, наплевать. Сегодня русская община Бруклина – модернизированная модель мафии универсального профиля. Наказания в Америке для «совков» смехотворные. Кого испугаешь тремя месяцами тюрьмы? Вот и пошло: вымогательства, грабежи, вооруженные нападения, скупка краденого… Предпочтение отдают «своим», нашим то есть. Хватает работы и для «белых перчаток». Они и без «стволов» зарабатывают столько, сколько не каждый грабитель. Нельзя сказать, что американцы такие уж тупые, но есть вещи, до которых они просто не додумались. Скажем, использование ворованных кредитных карточек или получение страховых сумм по фиктивным несчастным случаям. Это самое элементарное. Не говорю уже о супермаркетах. Туда одни ходят тратить деньги, другие – зарабатывать. Полицейские в «русских» районах быстро теряют остатки веры в человечество и традиционные американские улыбки. Все это мне хорошо знакомо, потому что наша фирма занимается не только делами о наследовании, но и страхованием, и многим другим в самых различных сферах бизнеса… Собственно, поэтому глава фирмы и взял меня в отдел – агенты-американцы избегают районов обитания наших соотечественников, будь то Бруклин в Нью-Йорке или Фейрфакс и Западный Голливуд в Лос-Анджелесе. Доходило до того, что некоторые «русские» группировки пытались впрямую угрожать полиции, что для Америки просто неслыханно. Крутые мальчики, всего год как из Союза, отечественных замашек еще не растеряли. Перед этим они раздавили какую-то азиатскую карикатуру на мафию и чувствовали себя, как лисы в курятнике. Ну, ФБР и пришлось им разъяснить, кто есть кто. Главарь первым дал показания. Каких-нибудь шесть часов допроса – и все стало на свои места…

– А следом и остальные пошли колоться? – поднял глаза Лобекидзе.

Довольный, что погруженного в себя майора удалось хоть немного расшевелить, Фрейман воодушевился, словно самолично изловил и расследовал деяния «русских» мафиози.

– Само собой. Знавали они и милицию, и следственные изоляторы на родине, однако близкого знакомства с ФБР не выдержали.

– Действительно кто-то из наших их нанял?

– Какие сомнения? Наши криминальные элементы вообще ассимилируются моментально. Бизнес американцев во многом основан на доверии к партнеру, деловые люди легко идут на контакт, вот тут аферистам и раздолье. Это касается и иммигрантов. Настороженно относятся только к чернокожим.