— Зачем вам этот театр? — доброжелательно спросила! меня З.М., учительница одного из параллельных классов, — У вас что, без него забот мало?
У неё забот хватало: дети «попались совершенно ужасные». И она искренне меня не понимала.
Через год она уже со злостью кричала, выражая мнение администрации, которое полностью разделяла:
— Кому он нужен, этот ваш театр!
Плохи наши учебные дела. Анализирую причины и делаю неожиданный вывод: успеваемостью как таковой… не стоит заниматься вообще. Почти все мои дети, как, наверное, и дети в любом другом классе, могут учиться на «4» и «5». Причины учебных неудач — в области воспитания. Кому из родителей не приходилось слышать: «Ваш ребенок мог бы учиться хорошо, если бы не ленился (варианты: работал активнее, слушал внимательнее, выполнял задания аккуратнее и т. д.)»?
Вот чем я и займусь: научу собранности, аккуратности, трудолюбию… Стоп! А если, например, мой Петя учиться не захочет? Вот не пожелает, и всё тут! Ну зачем, скажите на милость, ему нужно становиться трудолюбивым, если он и так живёт припеваючи на всем готовеньком? Может, заставить? Ничего хорошего из такой затеи не выйдет. Можно силой привести лошадь на водопой, но нельзя её силой напоить. Правильно говорят: «Научить нельзя, можно только научиться». Дети научатся, если сами захотят. А если нет? В таком случае все мои «гигантские» усилия пропадут напрасно.
Выход один: вызвать у детей желание учиться, стремление преодолевать все преграды на пути, радоваться своему движению вперед. Но как, как этого добиться? Перечитав горы теоретических опусов, обобщаю… Если мужественно продраться сквозь наукообразные дебри и выразить по-русски главную мысль, получится следующее: «Ребёнка надо воспитывать так, чтобы он получился воспитанным».
Антон Семенович Макаренко… Бюрократическая педагогика била его, в бараний рог гнула, не то что палки — брёвна в колеса старательно засовывала сначала, а потом, прозрев, славила и превозносила и воровато из его выстраданных мыслей лепила себе уютные учёные званьица и чины, но так и не сумела его понять. Не доктор наук, не академик — Великий Педагог протянул через Время руку помощи.
На уроках добрая половина класса меня не слышит. Пока интересно и совсем просто — так и быть, послушаем, НО йот стало потруднее — всё, выключились. «Не интересно» — так объясняют сами дети. На самом же деле тут совсем другое. Помог мне в этом разобраться шестилетний Денис. На занятиях он хихикает, отвлекается, не слушает и, конечно, не понимает почти ничего. После уроков зову ребят, предлагаю поиграть в новую игру, Дети мчатся со всех ног. Окружили, ждут, даже на месте подпрыгивают от нетерпения. Денис отходит в сторону, ковыряет землю носком ботинка.
— Денис, пойдем с нами играть!
— Не пойду… Мне неинтересно…
Ему не может быть интересно или нет, поскольку, во что мы будем играть, он даже не догадывается. А дело-то в том, что Денис не привык напрягаться. Чтобы понять условия игры, надо постараться это сделать. Но всё, что связано с умственной работой, вызывает у мальчика отрицательные эмоции. (Он пришёл в школу, не зная ни одной игры.)
С Денисом решаю просто: хватаю его в охапку (к вопросу — можно или нет ребенка принуждать), ставлю и круг и объясняю несколько раз правила игры. Начинаем играть — он увлекается, потому что всё понял. Теперь его и силой не увести.
И театр помог. Сценка ну прямо для Дениса: в меру простая, в меру «автобиографичная». И выучить легко, и сыграть нетрудно… почти самого себя. Но тут он испытывает воздействие общественного мнения и — что очень важно — косвенное: мы не Дениса осуждаем, а сценического Колю. А Денис у нас просто молодец! Он очень похоже сыграл упрямого Колю из стихотворения С. Погорельского «Коля-Николай».
Дети собираются играть. Коля в сторонке.
— Коля! Коля!
— Николай!
— С нами вместе погуляй!
— Не буду.
— Коля! Коля!
— Николай!
— С нами вместе поиграй!
— Не буду.
(Ребята совещаются.)
— Как его уговорить?
— А попробуем схитрить!
— Коля! Коля!
— Николай!
— С нами вместе не гуляй!
(Коля наконец заинтересовался.)
— Буду.
— Коля! Коля!
— Николай!
— С нами вместе не играй!
— Буду! (Подбегает, встает в круг.)
Ребята (с веселой иронией):
— Ай да Коля — молодец. Согласился наконец! Сыграл наш Денис на сцене раз, другой, заработал аплодисменты зрителей. Осудил этого Колю уже внутри себя, поскольку играл с хорошей долей насмешки.
— Кто хочет играть в новой сценке?
Сколько рук! Но выше всех — рука Дениса!
— Можно я?! Ну можно, а?!
Ему уже интересно, хотя он еще не знает, какие роли я собираюсь предложить.
Но вернемся к уроку. Объясняю ребятам задание. Чтобы его понять, надо по крайней мере напрячь внимание и постараться понять. Но беда в том, что многим детям, как и Денису, противна сама мысль о каком-либо умственном усилии. Они не хотят понять — так легче. (Младенец, пару раз попробовавший молоко из бутылочки с соской, отказывается от материнской груди: из неё молоко надо добывать, а из соски льется само, только рот подставляй).
Вот сидит Варя и не то что понимать, но и слушать меня не желает. Она так привыкла — делать то, что захочет сама. Сейчас вот пожелала написать упражнение в тетради, не зная задания. Захотела — сделала. Взяла ручку, пишет.
Я замолкаю, прервав объяснение. Повисает пауза, тяжёлая, как булыжник. Варя пишет, не реагируя на мой булыжник. Она ещё не понимает язык театра: пауза, жест, взгляд, нюанс интонации. И даже если я попытаюсь сейчас испепелить взглядом нарушительницу порядка, раскалив нервы до 1000 °C, она этого даже не заметит. Поберегу топливо…
— Варя, положи ручку.
Мимолётный взгляд в мою сторону, недовольное выражение лица. Продолжает писать. Все ждут.
Оставить её в покое? Потом все начнут выполнять задание, а Варя — донимать соседей вопросами: «А что делать? А как делать?» Шум выбьет всех из колеи. Добиться послушания? Но как? Девочка привыкла к сильным раздражителям и на слабые не реагирует. Да и на сильные не очень-то…
Мама кричит с балкона:
— Варюша, иди домой!
Та играет в песочнице, делает вид, что не слышит.
— Варя, я кому сказала, иди домой!
Ноль внимания. Мама добавляет децибелы:
— Тебе сколько раз говорить?! Сейчас же иди домой!!
Тот же результат. Мама вне себя:
— Варька, чёрт бы тебя побрал, до каких пор я буду кричать! Вот возьму ремень, спущусь во двор, тогда узнаешь!!!
— Сейчас, — отвечает дочь невозмутимо. — Доиграю и приду.
— Ах ты… (Тут идут слова, которые не рекомендуется применять в воспитательных целях, но тем не менее отдельные родители в отдельных случаях, когда слов не хватает…)
Варя встает, отряхивает руки. (Наконец-то объяснив ли доходчиво.)
— Иду (громко)! Вот пристала… (шепотом).
Там по крайней мере разнообразные слова, вокал фортиссимо, в перспективе — ремень. А тут у нас что? Спокойная учительница, говорит что-то такое негромко, ремня у нее нет. Да и любому ребенку известно: детей в школе бить нельзя. Так стоит ли ее слушать?
Надо научить ребят воспринимать мою речь, постоянно держать меня в поле зрения, видеть и понимать, быстро и гибко отзываться на изменение обстановки.
— Поиграем?
— Да! Да!
— Игра такая. Вы, сидя за партами, можете разговаривать, вертеться, прыгать, даже кричать и петь. Но как только я скажу «раз-два-три», вы должны сесть «образцово-показательно» — говорить буду тихо… Выигрывает тот ряд, который выполнит все быстро и точно.
Играют с упоением. Скачут и болтают, а сами краем глаза следят, краем уха слушают. Направлены на меня. Вот эту направленность, гибкую произвольную переключаемость торможения и активности мы и тренируем. С каждым разом упражнение усложняем: надо не просто «собрать» себя за партой и привести в приличное состояние, а примчаться из противоположного угла класса и при этом ни с кем не столкнуться. Так постепенно вырабатывается привычка.