За дружинниками шли старосты всех концов Нова-города. Они были разодеты по-праздничному. На каждого поверх лёгкой тканой рубашки накинуты были богатые парчовые кафтаны, привезённые сюда заезжими гостями из далёкой Византии. Концевые старосты имели важный вид и свысока оглядывали расступавшуюся перед ними толпу.

Далее среди старшин и степенных бояр шёл сменивший Гостомысла посадник, казавшийся каким-то растерянным.

Все поглядывали в молчании на это шествие, словно ожидая увидать ещё кого-то…

Ожидания не оправдывались…

Не вышел на тоскливый звон вечевого колокола тот, кого давно уже привык Нов-город, да и все его соседи считать мудрейшим из мудрецов.

Совсем одряхлел славный Гостомысл, тлеет ещё искра жизни в его разрушившемся теле, но силы окончательно оставили его…

А давно ли ещё, всего только до варягов, видели вечевики своего посадника, вот так же шествовавшего на вече, где он всегда был готов на всякую борьбу с легко воспламеняющимися страстями буйных и своевольных сограждан. Тогда это был высокий, представительный старик. Внешность его невольно внушала почтение. Он на полголовы был выше других степенных и старших бояр, так что в толпе их всегда был хорошо заметен. В ясных голубых глазах светились редкий ум и энергия. Движения его были плавны и властны, а резкий, несколько отрывистый голос указывал на привычку повелевать…

Теперь его не было видно на вечевом помосте, и вече без него было не вече.

Это ещё более смутило вечевиков…

Прежде речью мудрой, советом разумным вызволял посадник своих сограждан из всякой опасности, а теперь кто их из беды вызволит, кто доброе слово им скажет?..

При всеобщем смущении началось вече.

- Мужи новгородские и людины, - начал старейшина одного из сильнейших соседних племён кривичей, - от лиц всех родов наших держу я речь к вам: нельзя жить так, как живём мы!.. Посмотрите, что творится на Ильмене!.. Восстал род на род, не стало правды.

- Верно! - раздались отдельные восклицания. - Пропала правда с Ильменя!

- Совсем житья не стало… При варягах куда лучше жилось… Все управу знали у кого искать…

- Так вот, вы и рассудите, как быть нам, - продолжал кривич. - Пока вы там у себя на Ильмене спорили, да ссорились, да кровью родною землю свою поливали, ничего не говорили мы, а вот нынче и нам от вас терпеть приходится… Не дают нам спокойной жизни ваши буяны… Приходят с мечом и огнём в нашу землю, терпенья не стало совсем… Страдаем тяжко мы…

- И нам тяжко, и мы! - подхватили старейшины веси, мери и дреговичей. - К вам управы пришли искать… Уймите вы своих на Ильмене.

Мужья новгородские смущённо молчали, не зная что и отвечать на эти вполне справедливые укоры.

- Почтенные старейшины, что и сказать вам, не ведаем мы, - потупив глаза, заговорил заменявший Гостомысла посадник из степенных бояр. - Стыдно нам, ой, как стыдно, а что поделать с нашей вольницей - не знаем. Слабы мы после варяжского нашествия, сами вы видите; как гнали мы варягов, полегли наши силы ратные на поле бранном, да и до этого ещё варяги как пришли, многих побили, вот теперь никто и знать не хочет господина великого Нова-города.

- Большое спасибо вам за слово это, за признание честное! - крикнул старейшина кривичей. - Не потаили вы от нас правды, хотя и горька она, вот и мы теперь вам тоже скажем, что решено у нас на нашем вече… Тоже правдиво скажем. Хотите ли выслушать нас?

- Говори! Говори! Слушаем!.. - раздалось со всех сторон.

- Решили мы сами от вашей вольницы обороняться огнём и мечом, решили разорить гнезда разбойничьи на Ильмене, и прямо говорю: идём на вас войною.

- И мы с кривичами пристанем! - выступил посланец мери. - Скажи своим: и меря вместе с кривичами на Ильмень боем идёт!

Выступил старшина дреговичей.

- Правду сказал посланец кривичей, - заговорил он, - и нам, дреговичам, не остаётся ничего другого делать, как взяться за оружие и всем вместе идти на вас войною! Знайте же это…

- Война так война! Бой так бой! - закричали более молодые и горячие из собравшихся на вече, - Ишь чем пугать вздумали. Не таких мы видали… На что варягов - и тех прогнали! А варяги не чета вам! Суньтесь только - всех повырежем…

- Не без нас вы и с варягами справились! - возразил кривич.- А вот что я скажу вам, если отвернётся от нас ратное счастье, так порешили мы обратиться за помощью к ханам козарским…

Как громом поразила эта весть новгородцев…

- Опять польётся кровь славянская! - с горем воскликнули бояре. Прогневали, видно, Перуна мы, ослепляет он нас! Брат на брата смертным боем идёт и чужаков на брата ведёт… Страшное дело!.. Грозное дело!..

Вдруг всё вече как-то странно заволновалось… В толпе раздались крики изумления и восторга, почти все обнажили головы.

- Что случилось, что там? - послышались тревожные вопросы с вечевого помоста.

- Гостомысл! Гостомысл! - раздались им в ответ громкие, радостные крики.

Действительно, Гостомысл захотел присутствовать на этом последнем в его жизни вече… Дряхлый старец не мог идти сам. Ноги давно уже не держали его ветхого тела, он приказал нести его на носилках… Было что-то торжественно-трогательное в этом шествии… Четверо рослых здоровых молодцов, на лицах которых ясно выражалась глубокая скорбь, высоко несли лёгкие носилки, где полулежал-полусидел ветхий старец с поникшей на грудь головой.

Длинные седые волосы его развевались на ветру" руки беспомощно повисли, лицо приняло землистый оттенок, только глаза одни по-прежнему сияли почти Юношеским блеском.

Окружавшая вечевой помост толпа с почтением расступилась, пропуская вперёд носилки. Сердца всех забились надеждой - все предвидели, что Гостомысл, много раз выручавший народ славянский своим Мудрым словом, и теперь найдёт выход из того положения, в которое поставили приильменцев их раздоры.

Носилки с Гостомыслом внесли и поставили на площадку вечевого помоста у самого колокола.

Сразу затихло всё кругом.

- Знаю я, что собрались вы толковать о важных делах, - заговорил Гостомысл, - как степенный муж новгородский и посадник старший, пришёл и я принять участие в вече… Поведайте мне, о чём говорите…

Гостомыслу передали слова кривичей, передали также пожелания других соседних племён примкнуть к ним и вместе идти войною на приильменцев и Новгород.

- Не страшны нам они. Что кривичи? Что меря и остальные? - говорили Гостомыслу. - Они грозят нам козарскими ханами; не бывать этому… Мы истребим их до единого, не оставим даже и на племя.

Гостомысл в ответ на эти слова покачал головой.

- Слушайте, мужи новгородские, скажу вам правдивое слово. Слушайте вы, старейшины кривичей, и мери, и веси, и дреговичей, всех вас одинаково касается это дело. Побьёте вы, мужи новгородские и старейшины ильменские, всех их, - кивнул Гостомысл в сторону старейшин соседних племён, - что же из этого? Вспомните, какую кровь вы прольёте? Своих же ведь. И кривичи, и другие - те же славяне. А разве мало в Нове-городе семей, где матери, жены у соседей взяты, разве мало и дев приильменских к соседям ушло? Вспомните вы и подумайте, что вы затеяли.

Гробовая тишина стояла кругом. Вечевики затаили дыхание, боясь пропустить хоть одно слово из речи своего старого посадника, а он воодушевлялся всё более и более.

- Напитается братскою кровью славянская земля, - продолжал Гостомысл, - так легче ли будет? Всё на Ильмене пойдёт по-старому и всякий чужеземец, как варяги, придёт и захватит нас, в рабов обратит.

- Так что же делать? - раздались голоса. - Как поступить, как? Не стало меж нами правды!