Весёлое пение доносилось до слуха вождя с других ладей. Там Олоф, Синеус и Трувор, в кругу своих молодцов, убивали скучное время пути. Им неизвестны были радости семейной жизни. Шум битв, грозный Натиск врага заменяли им нежную ласку любящей жены, кубки с крепким мёдом веселили их душу, и они тоже были счастливы, по-своему счастливы…

Ещё несколько дней пути, и Рюрик с своей дружиной уже вступил в пределы своей страны - той страны, которую он много лет тому назад оставил жалким изгнанником.

Не доходя до первых ильменских порогов, Рюрик отдал приказание причалить к берегу.

Он быстро понял важность этого места для новой страны. Отсюда начинался с одной стороны и кончался с другой трудный, тяжёлый волок. Никто из проходящих со стороны Нова-города или с Нево не мог миновать его, и Рюрик решил воспользоваться этим. В несколько дней срубил он здесь город, который назвал в честь весёлого славянского божества Ладогой.

Оставив в Ладоге небольшую часть дружины, Рюрик с остальными пошёл к Нову-городу.

Волнуется приильменский край, ожидая своего избранника. Пришла, наконец, весть, когда, в какой именно день прибудет великий князь Рюрик в Нов-город.

Пока не приходило этой вести, ещё надеялись на Ильмене, что всё, может быть, пойдёт по-старому, как и прежде велось, что разговоры всё это только пустые, поговорят, поговорят, да и бросят. Не будет никакого князя, не узнает народ приильменский чужой воли.

Но роковая весть пришла…

В пределах земли славянской он уже, плывут его ладьи по старому, седому Волхову, а кто видал их, так говорит, что дружины ратной на них видимо-невидимо.

В тот день, когда должен был прибыть Рюрик, Новгород был необыкновенно оживлён. Со всего Ильменя собрались сюда славяне вслед за своими родовыми старейшинами. Кипят концы новгородские собравшимся народом. Все в нарядных одеждах, словно на праздник какой собрались.

Говор во всех углах слышится. Но все сосредоточенно важны. Лица серьёзны. Да, как и не быть серьёзными? Кто знает, какое будущее ждёт ильменских славян? Поэтому не слышно в народной толпе ни смеха весёлого, ни песен, даже в обычные препирания друг с другом ильменцы не вступают, чувствуют все, что не время теперь для этого… Последние минуты разнузданная вольность славянская доживает…

По всему это заметно.

За три дня до прибытия в Нов-город Рюрика пришла сюда часть его дружины. Пришла и прежде всего, заняла укреплённую часть города. Одни так в Нове-городе и остались, другие же отправились на тот островок, где старый город был. Согнали туда людей великое множество, и тотчас же закипела там спешная работа. Быстро "рубили город". Со всех сторон ограда крепкая явилась, прежде всего, внутри неё великолепный шатёр был раскинут, и узнал тогда народ приильменский, что будет жить его избранник не в Нове-городе, а на старом его городище. Здесь он будет править суд свой, отсюда будет и дружины посылать для наказания непокорных.

- И зачем ему на старое городище, когда и в Нове-городе хорошо, удивлялись в народе.

Не могли сообразить приильменцы, что старое городище являлось, сообразно с тогдашним военным искусством, почти неприступной крепостью, в которой владыка своевольного народа, не знавшего доселе ничьей власти, кроме власти своих старейшин, был в полной безопасности, тогда как ничего подобного не могло быть среди буйных новгородцев.

Когда показались паруса ладей, в великое волнение пришёл весь народ. Никто не знал, как встречать князя, как величать его.

Впрочем, старейшины догадались.

Они на своих ладьях выехали навстречу Рюрику и остановились ждать его верстах в двух от Нова-города, вниз по течению Волхова. Диву все они дались при виде своего избранника - таким великолепием окружён был в этот момент Рюрик.

Разубранная драгоценными тканями ладья, даже не покачиваясь, скользила по Волхову. Паруса были спущены, шли на вёслах. На корме, на самом возвышенном месте ладьи, на троне, раскрашенном причудливой резьбой, искусно позолоченном, весь одетый в блестящие доспехи, восседал первый славянский князь со своей супругой.

Взгляд его был строг и добр одновременно, осанка величественна, движения серьёзно-важны. Он не был угрюм, но в то же время и не был весел. Позади трона правителя стояли, опершись на копья и секиры, его закованные в железо соратники. В первом ряду их стоял названый брат Рюрика, Олоф. Рядом с ним, в гордых, величавых позах, видны были Синеус и Трувор, Аскольд и Дир.

А дальше, за этой первой ладьёй, как птицы хищные, скользили по тёмно-зелёным волнам великой реки славянской бесчисленные ладьи с суровыми пришельцами далёкого севера.

На никогда не видавших такого великолепия приильменцев эта картина произвела неотразимое впечатление. Их избранник казался им и на самом деле каким-то посланником богов. Так не вязалась представившаяся их глазам картина с обычной простотой их жизни.

Наконец они стали приходить в себя…

- Привет тебе, князь наш великий! - пронеслось над высокими берегами Волхова приветствие прибывшему в пределы земли славянской первому и единому её вождю. - Привет тебе, здравствуй на многие лета, надёжа наша, красное солнышко!..

Искренне было это приветствие, неподделен был восторг народных масс. От всей души называл он своего нового вождя и "надёжей", справедливо ожидая от него единой незыблемой правды, и "красным солнышком", каким показался ему в первый момент этот призванный чужеземец…

Рюрик милостиво кивал головой в ответ на радостные крики народных толп, заполнивших собой оба волховских берега.

Около самого Нова-города ладью Рюрика окружили ладьи со старейшинами всех приильменских родов.

- Бьём тебе челом, князь наш, свободным вечем избранный! - начал самый старый из них. - Пусть хранит тебя Перун многие лета! От лица всего народа славянского приветствуем мы и тебя, и жену твою! Сделай нам милость: явись на вече, покажи лицо народу твоему и прими от нас смиренные дары наши!

- Благодарю тебя, старик, - громко заговорил Рюрик, - принимаю за истину я речь твою и верю, что через тебя говорит со мной весь народ… Буду я сейчас на вече вашем и приму там дары, вами приготовленные!

Всё это было произнесено таким властным тоном, что старейшины не нашли сразу ответа. Они только низко кланялись князю, не смея даже сесть в его присутствии на скамьи своих ладей. Каждый из них нутром чуял в Рюрике грозную несокрушимую силу, с которой бороться было уже теперь невозможно.

Сам же Рюрик после того, как ответил на приветствие послов, не сказал им более ни одного слова. Они как будто перестали существовать для него. Теперь князь ласково говорил с окружавшими его начальниками отдельных дружин.

Тем временем несколько ладей с вооружёнными дружинниками обогнали ладью Рюрика и первыми пристали к пологому берегу Волхова, откуда можно было войти прямо в Нов-город. Легко поднялись они в гору, не совсем вежливо расталкивая толпившийся народ. Сначала это не понравилось новгородцам, но вид закованных в железо варягов сразу же успокоил чересчур вспыльчивых…

Наконец наступил самый торжественный миг…

Первый русский князь сошёл со скандинавской ладьи на ставшую ему вторично родной землю.

И Рюрик преобразился… Лицо его запылало восторгом, в глазах заблестел огонь радости.

- Родная страна, - воскликнул он вдохновенно, - приветствую тебя! Снова вступаю я на родимую землю… Не прежним изгнанником, не враждебным пришельцем прихожу я к тебе, а полновластным властелином твоего народа и верным твоим сыном… О, всемогущие боги! Снова примите мою клятву, как некогда принимали вы другую… Клянусь я все силы свои употребить для блага ильменской страны… Клянусь возвысить её на славу векам… И служить буду ей, насколько сил моих хватит… Не будет неправды при мне в родах славянских, и засияет в них правда ярче солнца… Всё, всё тебе, родная страна… Отныне не варяг я, не норманн, не пришелец я тебе, а твой верный и первый слуга, преданный сын!.. Горе тем, кто осмелится обидеть тебя, есть отныне у тебя защитник…