Настоящим счастьем было рыться в обширной библиотеке супругов Шутко. Что и говорить, дружба с ними была для нас подарком судьбы. А об авторе сценария «Броненосец «Потемкин»» Н. Ф. Агаджановой, которой уже нет среди живых, в памяти моей сохранятся самые светлые воспоминания. Она была большим человеком — талантливым писателем, пламенной революционеркой.

Над сценарием «1905 год» Агаджанова работала в тесном контакте с С. М. Эйзенштейном. Все, что включалось в сценарий, предварительно оговаривалось Агаджановой с нами. В новом фильме, к которому Первая госкинофабрика привлекла нашу группу, на меня была возложена роль второго режиссера, и по установившемуся порядку был я в то время неизменным помощником Эйзенштейна во всех делах. В сценарных — в первую очередь.

4 июня 1925 года в юбилейной комиссии Президиума ЦИК СССР слушали «изложение содержания и построения киносценариев, посвященных событиям 1905 года», и постановили «признать предложенный сценарий, подготовленный Н. Агаджановой-Шутко». Сценарий строго был связан с подлинными фактами революции.

Поэтому комиссия ЦИК СССР организовала несколько встреч, на которых выступили с воспоминаниями участники событий 1905 года.

Поделились своими воспоминаниями Мазуренко — бывший председатель Всероссийского крестьянского Союза, Сверчков — член исполкома Петербургского Совета рабочих депутатов, Фельдман — участник восстания на «Броненосце «Потемкин»», Литвин-Седой — руководитель боев на Пресне. Воспоминания стенографировались. Агаджанова, Эйзенштейн и я делали свои записи. Рассказы участников событий стали основой сценария.

В начале июля Н. Ф. Агаджанова передала сценарий для постановки на Первую госкинофабрику. Сценарий включал в себя четыре раздела, охватывающие самые главные центральные события революции 1905 года. В сценарии действуют все ведущие силы революции: рабочие, крестьяне, восставшие матросы. Вот эти четыре раздела:

Всероссийская железнодорожная забастовка.

Крестьянские восстания в Тамбовской губернии.

Восстание на броненосце «Потемкин».

Бои на Пресне.

Начало работы над фильмом с энтузиазмом было встречено общественностью. «Киногазета» под бодрым заголовком «Уже можем» 7 июля писала: «Фильм «1905 год» — событие в нашей кинематографии. Дело не только в значительности темы, но и в самом подходе к постановке, в важности стоящих перед постановщиками задач.

Еще год тому назад, до того как мы видели «Стачку», казалось, что нам не под силу справиться художественно и технически с такой ответственной постановкой, как съемка картины «1905 год». Теперь не то: сегодня мы знаем, что мы можем и чего нет; сегодня мы уверены в том, что мы сможем.

Но в наших условиях успех всякого начинания является не только результатом затраты определенной суммы денег и рабочих усилий, а зависит также и от той атмосферы участия и поддержки, в которых эта работа будет протекать.

Постановщики «1905 года» раскрывают свои художественные щупальца далеко за пределы ателье. Армия, флот, завод, деревня и т. д. — вот те грандиозные составляющие, которые будут действовать в этой картине».

Планы были действительно грандиозные. К съемкам готовились достаточно серьезно. Приступили к производственному процессу в августе 1925 года. Очевидно, согласования и уточнения съели несколько дней августа, потому что в интервью «Вечерней Москве», опубликованном 28 июля, Сергей Михайлович Эйзенштейн, человек, ненавидевший бахвальство, говорил буквально следующее:

«Подготовительные работы по постановке «1905 года»… закончены. Календарный план охватывает 250 съемочных дней. Работы предполагается выполнить к августу 1926 года. Режиссер располагает прекрасно дисциплинированным штатом, в большинстве из бывших сотрудников по прежней работе с Эйзенштейном: Александров, Штраух, Антонов и заместитель директора фабрики Блиох. Оператор Левицкий.

Предполагается выразить через многотысячную исполнительскую массу (18–20 тысяч по грубому подсчету) грандиозность массового движения 1905 года…

По заданию комиссии ЦИК СССР часть картины будет подготовлена к юбилею (декабрь текущего года). В первую очередь будет заснят октябрь 1905 года — один из наиболее ценных эпизодов.

Своего рода прологом к нему явится восстание «Потемкина». Сам же эпизод охватывает разнообразный материал и почти все слагающие пятый год активные силы. Широкая масса рабочих, возвращающиеся фронтовики, сытинцы, булочная Филиппова, все разнообразие примкнувших к всеобщей забастовке мелких профессий — от банщиков до актеров Мариинского театра, от домашней прислуги до иконописцев, от среднеучебных заведений до бюро похоронных процессий, — сливающихся в многотысячные митингующие массы на площадях и в стенах университета и т. д. А рядом с этим — пылающие помещичьи усадьбы и дворцы центральных губерний; всеобщая телеграфная забастовка; первые дни образовавшегося 13 октября Петербургского Совета. Кончается эта часть картиной растерянности загнанного в тупик правительства, вынужденного дать «Манифест 17 октября».

Остальные перипетии и общий пролог к событиям пятого года будут показаны уже в августе будущего года.

Съемки «1905 года» будут производиться в самых разнообразных районах: Москва, Ленинград, Одесса, Севастополь, Краснодар, Тифлис, Баку, Батум, Шуша, Махинджаур, Златоуст и т. д. Съемки будут преимущественно натурные (75 %) и частично павильонные (25 %). К съемкам будет приступлено в течение ближайших нескольких дней».

Очевидно, задержка с началом съемок объяснялась еще и нашей тяжбой с Первой госкинофабрикой. Пока писался сценарий «1905 года», нашего Тиссэ заполучил режиссер Гроновский. Как ни досадовал Эйзенштейн, к началу съемок мы оказались без своего родного оператора. Пришлось договориться о сотрудничестве с оператором Александром Левицким, с которым лично я был хорошо знаком еще с осени 1921 года, то есть с того времени, как мы с Пырьевым появились в Москве.

В ту пору, когда играли в «Мексиканце», мы с Пырьевым жили в бывших номерах купеческого «Яра». Спали на мягких диванах, пропахших коньяком и парфюмерией. Заняв морозовский особняк на Воздвиженке, устраивались на ночлег среди библиотечных полок. Но частые переселения плохо действовали даже на наши молодые организмы, дело шло к тому, что у одного из нас или сразу у обоих мог испортиться характер. И вот тут-то мы и обнаружили в одном из домов Козихинского переулка полуразрушенную пустующую комнату. Мы принялись обустраивать эту заброшенную обитель — достали кирпич (дело шло к зиме), сложили печь, вставили рамы, привели в порядок стены. В разгар ремонтно-строительных дел к нам явился председатель домкома. Это и был Александр Андреевич Левицкий — кинооператор. Он потребовал, чтобы мы предоставили ордер на «захваченную» нами жилплощадь. Мы принесли ордер и стали жить-поживать.

Жили мы в складчину. Вел хозяйство Пырьев. В стоптанных башмаках я нравственно страдал и, чтобы умалить распорядителя кредитов, выразительно произносил:

— Я теряю волю.

Пырьев сердился, потому что ботинки у меня выходили из строя довольно часто. Денег же у нас всегда было столько, что их подолгу приходилось искать в карманах. Временами мы основательно садились на мель. Тогда Пырьев шел в соседний подъезд нашего дома и… рвал там электропроводку. Само собой разумеется, поднималась паника. Из квартир выбегали хозяйки с воплями. Пырьев, играя роль осведомленного и доброжелательного молодого человека, сообщал им, что в соседнем подъезде на верхнем этаже живет парень, который умеет чинить электричество (это был, конечно, я, бывший помощник электромонтера Екатеринбургского театра), и что этот парень, если ему дать хлеба или картошки, или на худой конец пареной моркови, в два счета устранит неисправность. Таким способом несколько раз удавалось нам укротить неистовство молодых голодных желудков. Но однажды нас разоблачили. Левицкий, насупившись, мрачно поджав губы, произнес свой приговор:

— Я вас приютил, пустил под крышу. Я же вас выгоню, если не прекратите хулиганство.