— Как же ее ввести в базу маньяков, если она — женщина? — резонно возразила курносая дамочка. — Избиратель теперь ушлый пошел, вряд ли купится. А насчет остального — это мы сами можем. Теледебаты, листовки — этого добра у нас навалом. Хотелось чего-нибудь эдакого… Заковыристого!

— Чего конкретно? — насупился Веня, ожидая от заказчицы заведомо невыполнимой просьбы — например, убийства накануне выборов, порноскандала с отягчающими последствиями или прилюдного транссексуализма облюбованной соперницы.

Курносая дамочка замялась, ясный взгляд подернулся стыдливой дымкой.

— Вот если бы вы нашли, откуда она взялась, чем раньше занималась… Какой-нибудь завалященький компромат отыскали, грязное бельишко порастрясли… Чтобы припугнуть эту Кукушкину да из города выставить, дабы перед глазами не маячила!

— Компромат? Частные сведения из личной жизни? — Специалист по новым технологиям затуманился. — Нечистая работа…

— Чистую мы и сами можем, — фыркнула курносая.

— А что насчет действующего мэра? — на всякий случай поинтересовался Веня.

Но посетительница действующую власть ни вот что не ставила.

— Мы этого Мамакова и так победим, если Кукушкина с дистанции сойдет, — заявила она, — потому как народ им недоволен. Народ ропщет, что в парке водку задорого продают, парочки в кустах тискаются, культурности никакой нет. Мы уже пообещали в случае своего избрания в парке карусели для детей организовать, пластиковые столики с пивом для родителей и скамейки для стариков. А для парочек — дом свиданий с умеренными ценами. А вот Кукушкина, эта язва современности, эта, эта…

Несмотря на обилие нелицеприятных эмоций, налицо был дефицит фактов. Выяснилось, что о Кукушкиной известно очень мало — кот наплакал. Была замужем, разведена, двое детей. Где-то обреталась до сорока пяти лет, чем-то занималась… А потом вынырнула из небытия и окопалась в нашем городе. Сначала бизнесом занялась, снюхалась с конкурентом Муханова Бульбенко, потом в политику подалась. Деловая хватка, проворство бультерьера, безжалостность ротвейлера, повадки боксера, внешность ржавой болонки. Личной жизни — никакой (или тщательно скрывается).

— Да она вообще мужчин презирает как класс. Особенно своего бывшего мужа, — заявила посетительница. — Так и заявляет в многочисленных интервью. Напирает на то, что только твердая женская рука способна вытащить город из той ямы, в которую ее загнали мужчины.

— Ага, — ухватился Веня. — Уже что-то.

И опять залюбовался объектом своих профессиональных устремлений. Отметил, что в сорок с лишним Кукушкина выглядит на двадцать пять, тогда как сам он в двадцать пять выглядит на сорок с лишним — благодаря окорочкам, пристрастию к жареной картошке и к пиву после ужина.

— Ладно, — кисло произнес он, пряча деньги в карман. — Берусь я за ваше дело. Полетит ваша Кукушкина вверх тормашками с предвыборного Олимпа, только пятки засверкают!

Дамочка, обрадованно пискнув, быстренько умелась, на прощание бросив:

— Если что откопаете, звоните без промедления!

«Тут бы и контору закрыть, — подумал Веня, с хрустом потянувшись. — Славно сегодня поработал!»

Перед уходом клиентка очередной портрет ему всучила, на котором некий мордатый гражданин изображался, щеки буквально за рамки вываливались. А снизу такие прочувствованные слова про детей, инвалидов и стариков, что даже слезы на глаза наворачивались, если читать. Муханов Вадим Георгиевич — беспорочный предприниматель, кандидат в мэры, кристальной честности человек, клейма ставить некуда.

Бросил Веня этого кристально честного гражданина в стол и задумался: что еще от него потребуют в неминуемой грядущности? На мокрое дело идти ему не хотелось, взрывного дела тоже не знал…

В этот момент дедушка проснулся.

— Хотя я слышу в высшей степени отвратительно, — заметил он, — но показалось мне, что здесь женский голос звучал… Наверное, просит любовника выследить или определить, где муж заначку прячет?

Веня вату из дедова уха вынул, прокричал в поросшую сивым волосом полутьму:

— Забудь про это, дед. Мы теперь такими делами не занимаемся, мы с тобой теперь пиарщики, белая кость, голубая кровь. Будем кандидатов к выборам готовить.

— Готовить? Очень я уважаю, когда картошечку с лучком приготовить, — ответил Вениамин Прокофьевич. Глаза его замаслились воспоминаниями. — В одна тысяча шестьдесят шештом году, когда я банду в тамбовских лесах обезвреживал, помнится, одна дамочка очень удачно этот харч богов справляла… А потом оказалось, что ее бандиты заслали, чтобы, значит, через любовное устремление и картошку с луком выведать мои персональные планы… И вообще, женщины, Веня, коварный народ, так что относительно дамского полу хочу тебя предупредить…

Но тут…

Но тут еще один посетитель вломился в закрытые двери, и, пока Вениамин Прокофьевич недовольно бубнил под нос про тамбовскую банду, которую тоже хлебом не корми, дай вломиться, Вене пришлось открывать, здороваться, проводить, усаживать, предлагать чаю и все такое.

— Вы от какого кандидата? — спросил Воробьев прямо, в лоб.

Потенциальная клиентка замялась, втянула голову в плечи и оглянулась испуганно, будто подозревая наличие за дверью тайного соглядатая.

— Его имя, я думаю, вам известно, — начала она. — Думаю, вы его хорошо знаете…

«От Мамакова заявилась, — с полным душевным удовлетворением подумал Веня. — Не выдержал, старый лось, приполз с повинной головой!»

Он внимательно оглядел посетительницу, и та не понравилась ему: линялый каштановый парик, очки в пол-лица и копеечная бородавка у носа. Особенно смутила Веню эта самая бородавка — она так и манила взгляд, не отпускала, притягивала супермощным магнитом. Веня несколько раз делал над собой усилие и, прибегнув к своей стальной воле, мужественно отводил взгляд в сторону, но уже через секунду взор, бегло скользнув по каштановому парику и роговым очкам, слабовольно скатывался к коричневому шевелящемуся пятну.

— Вы, конечно, догадываетесь, что привело меня к вам…

Он догадывался, ох как он догадывался! (Бородавка гипнотизировала, не отпуская взгляда.)

— И вы понимаете, чего мы от вас ждем…

Он понимал, ох как понимал! (Когда посетительница произносила слова, бородавка бодро шевелилась в такт мимике.)

— И вы представляете, сколько мы вам за это заплатим…

Веня сладко прищурился, потому как сумма, представляемая им, была прекрасна в своей великолепной округлости. (Что, однако, не помешало ему разглядеть в эпицентре бородавки крошечный черный волосок.)

— Вы, наверное, против Муханова сведений желаете? — наконец молвил он, усиленно отводя взгляд. — Или против Кукушкиной?

Дамочка задумчиво пожевала губами (бородавка тоже задумчиво шевельнулась).

— Кукушкиной мы не опасаемся, мелкая пешка. Тем более, что для избирателя мы делаем все и даже более того — парк устроили с фонтаном, паровозик для детишек пустили и денег за всю эту роскошь почти не берем… На таком благополучном фоне нас один предприниматель Муханов заботит, прямо спать не дает… Значит, мы с вами договорились?

Бородавка вопросительно замерла.

Веня тоже считал, что договорились.

— Ну, тогда я пойду, — произнесла дамочка, вставая.

После нее на столе остался задаток и томящее душу воспоминание о гипнотическом воздействии родимого пятна.

Веня опомнился лишь когда хлопнула входная дверь, — вздрогнул всем телом и тревожно захлопал ресницами.

— Тьфу, черт, заворожила меня совсем проклятая бородавка, — пробормотал он потрясенно. — Даже имени-отчества ее не спросил. Кто она и откуда? Наверное, секретарша Мамакова, не иначе. Ну да ладно, мне с ней детей не крестить…

Дедушка неодобрительно хмыкнул:

— Не доверяю я этим женщинам. В тамбовской банде тоже была одна дамочка, правда, без всякой бородавки…

Не особенно вслушиваясь в трескотню деда, начинающий специалист по пиару сцепил руки на животе и блаженно прищурился, глядя на муху, вообразившую себя естественным спутником потолочной лампочки и посему нарезавшую вокруг нее сатурнианские круги.