— Собственнические? Во мне? Да я никогда…

— Подумай об этом, дорогой. Мне пора. Пока! — Она положила трубку.

— Пушистая голова! — Гарри выкрикнул этот детский эпитет в трубку, где уже раздавались короткие гудки. Он был совершенно выведен из себя. — Никто не хочет сотрудничать. Никто не делает того, что я хотел бы от них!

Ему было необходимо успокоиться, прежде чем позвонить Бренвен и пригласить ее на новогоднюю вечеринку.

Он сердито прошагал через холл, схватил с крюка свою пелерину и вышел на улицу, нарочно с силой захлопнув за собой дверь.

Услышав его топот и звук захлопнувшейся двери, миссис Бичер, которая была на кухне, покачала головой и сказала, ни к кому не обращаясь:

— Молодой человек снова закапризничал.

Гарри обратился к ледяному ветру.

— И кроме того, Бренвен не позволит никому стать собственником по отношению к ней. Она не из тех людей, которые приветствуют подобное отношение.

Пройдя еще несколько шагов по хрустящей, покрытой инеем траве, Гарри понял, что он не прав. Джейсон Фарадей всегда питал по отношению к Бренвен исключительно собственнические чувства с того самого момента, когда впервые увидел ее, и она позволяла ему это. Она сразу же приняла его собственнический подход, хотя это было совершенно не в ее характере.

— Карма! — сказал Гарри, останавливаясь. Эта связь! Его охватило ощущение роковой предрешенности, и вместе с ним к нему пришла мудрость, которой он вовсе не хотел: только сама Бренвен сможет разорвать эту связь. Не Гарри, не Уилл с помощью Гарри или без нее.

Гарри вздрогнул под своей пелериной, задумавшись о том, чего будет стоить Бренвен разрыв этой связи с Джейсоном.

Бренвен отказалась идти на новогоднюю вечеринку вместе с Гарри; она сказала, что ожидает звонка Джейсона, который должен позвонить ей и пожелать счастливого Нового года, и поэтому она будет сидеть дома. Она отказалась пообедать с Уиллом, но пришла на ланч к Эллен и почувствовала, что между ними завязывается дружба. Так как ей самой очень хотелось этого, она пригласила Эллен на ланч в Смитсоновском центре сразу же после того, как у нее закончатся экзамены. Всю неделю между Рождеством и Новым годом Бренвен провела, готовясь к этим экзаменам. А когда она чувствовала, что больше не может заниматься, то предпринимала долгие прогулки или каталась на машине и думала о ребенке.

Она знала, что ей не придется пропускать два месячных цикла, как она сказала Джейсону, чтобы провериться на предмет беременности; она могла сделать это, пропустив лишь один цикл. Это будет через две-три недели. Бренвен старалась представить тысячу причин, по которым она может вовсе не оказаться беременной. Она не хотела, чтобы надежды подвели ее, но даже при этом была сейчас уверена, что носит в себе крохотное начало будущего ребенка.

Она позволила себе немного помечтать; когда эти экзамены будут сданы, ей останется прослушать всего один курс, и тогда в июле она получит степень бакалавра. Даже если ей тяжело будет переносить первые месяцы беременности (то, что, по мысли Джейсона, уже с ней происходило), прослушать один курс не составит большого труда. Она не думала, что ей будет плохо. Ее мать проходила спокойно через многие свои беременности — вынашивание детей казалось ей самым легким и счастливым занятием в мире. Имея перед глазами такой пример, Бренвен была уверена, что и с ней все будет точно так же.

Она позволила себе помечтать: ребенок принесет радость в ее жизнь и в их брак. Джейсон уже почти стал другим человеком, а после рождения ребенка изменится еще больше. Они уедут из Редмунда, втроем — тесно связанная, маленькая, счастливая семья. Конечно, не позже чем через два года после первого ребенка у них появится еще один. В этом Бренвен снова ориентировалась на свою семью. Они уедут из Ремдунда — куда? Она достала атлас и положила его на журнальный столик. Каждый день она размышляла о другом месте: Ричмонд, Балтимор, Атланта, Бостон, Чикаго, Сан-Франциско. Только не Нью-Йорк — они были там два дня в конце своего медового месяца, и ей там не понравилось — высоченные небоскребы подавляли. Может быть, они поедут в какое-нибудь совершенно новое место, вроде Сиэттла или Альбукерка. Бренвен смотрела на фотографии пейзажей Нью-Мексико и думала о том, как бы ей хотелось увидеть эти места. Они казались ей похожими на совершенно другую планету.

Часто в ее мечты и планы врывался внутренний Голос и предостерегал ее: Не возлагай слишком много надежд на этого ребенка, ребенок это не волшебная палочка. Я знаю, отвечала она. В эти дни Бренвен прислушивалась к своему Голосу.

Бренвен бросала также рунические камни. Каждый раз к ней приходило видение из далекого, но почти неприпоминаемого прошлого. Эти опыты придавали ей сил и укрепляли ее. Она не знала, что руны помогают ей подготовиться к тому времени, когда ей понадобятся все силы.

По ночам она спала спокойно. Если и снились сны, она их забывала сразу же после пробуждения. Она была почти счастлива. До самого кануна Нового года. Тридцать первого декабря она ждала с самого утра, но Джейсон не звонил.

Бренвен охватила паника. Джейсон придавал большое значение празднованию наступающего Нового года. Он не произносил новогодних пожеланий, он просто утверждал, что в новом году нужно сделать то-то и то-то. Она отрастит волосы до самой талии, и она это делала. Он получит преподавателя-ассистента, который помогал бы ему читать его единственный курс, и несмотря на то, что ни один профессор, имеющий такую небольшую нагрузку, не получал ассистента, у Джейсона вскоре появлялся помощник. Бренвен была даже не против того, чтобы выслушать сейчас по телефону его безапелляционные утверждения… Но он не звонил. Почему? Она включила телевизор, устроилась на кушетке и принялась смотреть, как веселятся другие.

За несколько минут до полуночи Бренвен направилась на кухню, чтобы отпраздновать Новый год так, как если бы ее муж был дома. Она приготовила его любимые фаршированные грибы и маленькие бутерброды с крабами и охладила бутылку шампанского. Она осторожно открыла бутылку, не позволяя пробке выскочить, так, как научил ее он, и подумала: должно быть, Джейсон сейчас в другом временном поясе, и он позвонит, когда там наступит полночь. Но это была слабая попытка обмануть самое себя. В своем сердце она знала, что звонка уже не будет. По телевизору показывали Таймс-сквер в Нью-Йорке, утопающую в море огней. Начался отсчет последних мгновений старого года: пять, четыре, три, два, один — с новым, 1967 годом! Бренвен подняла свой бокал, выпила и сказала:

— С Новым годом, Джейсон, где бы ты ни находился!

Слова показались неискренними даже ей самой.

Она выключила телевизор и, как бы ведомая какой-то силой, направилась в комнату для завтрака, чтобы взять там в ящике стола мешочек с руническими камнями. Она подбросила дров в камин и приглушила свет. На ней был рубиново-красный бархатный халат, который муж подарил ей на прошлое Рождество, он был на ней, когда она готовила еду и шампанское для него в его отсутствие. Бренвен опустилась на пол на свое привычное место перед камином и расправила вокруг себя мягкие складки халата; затем тряхнула головой, и ее волосы заструились вниз по спине. Потом взяла старый кожаный мешочек в ладонь. Раньше в тех случаях, когда она обращалась к камням, то всегда позволяла им рассказывать то, что они сами хотели. На этот раз все было по-другому. На этот раз она вслух скомандовала древним руническим камням:

— Расскажите мне о Джейсоне Фарадее.

В темной комнате замерцали языки пламени. Бренвен высыпала камни себе на ладонь. Окружающий ее воздух стал плотным и тяжелым от дурных предчувствий. Камни, которые она держала на ладони, стали такими горячими, что она высыпала их на пол. Она изумленно посмотрела на них, увидев, как они упали в одну кучу, как будто не желая разговаривать с ней.

— Расскажите мне, — снова сказала она и начала двигать ладонью над кучей камней, в поисках той энергии, которая говорила ей, какие из них нужно выбрать. Она почувствовала, что на этот раз заряжены все камни; все они были настолько горячими, что, казалось, обжигали пальцы.