Рука Чарльза Натана невольно потянулась к горлу. Он поймал себя на этом и сунул руку в карман своего халата.

— Э-э, это довольно неприятная история. Он… э-э… несколько обезумел здесь, и мы не можем позволить ему входить в больницу.

Глаза Эллен расширились. С удивительной властностью, которая появлялась у нее, когда она сама этого хотела, она взяла врача за руку.

— Я думаю, вам лучше рассказать мне об этом. Меня — скорее всего — можно назвать защитником, который, вероятно, может понадобиться этой молодой женщине, и я думаю, что должна знать все. Где ваш кабинет?

Когда история была завершена, Эллен долго в задумчивости молчала. Наконец она промолвила:

— Когда Бренвен сможет справиться с этим, или вы, или я должны рассказать ей о поведении Джейсона.

— Я согласен с вами.

— Я сделаю это, — решила Эллен. В ее голубых глазах сверкала готовность к деятельности. — Вы просто заботьтесь о состоянии здоровья Бренвен, а я позабочусь обо всем остальном.

— Я чрезвычайно вам благодарен, — сказал доктор Натан, который действительно испытывал это чувство, — у меня просто гора свалилась с плеч. Спасибо.

— Никаких проблем. У меня возникла идея, как разбудить ее. По правде говоря, для этих целей подходят двое людей, но один из них сейчас находится слишком далеко, и он не сможет вовремя добраться сюда. Вы даете мне разрешение привести сюда еще одного посетителя?

Чарльз Натан улыбнулся своей очень приятной улыбкой.

— Миссис Кэрью, если это поможет разбудить Бренвен Фарадей, вы можете привести сюда хоть целую армию!

— Замечательно! — сказал Гарри Рейвенскрофт. — Уберите уродливое больничное окружение и дайте ей вместо этого хрустальный гроб, и Бренвен можно будет принять за спящую Белоснежку. Ее кожа была такой же белой, волосы такими же черными, а сон — таким же глубоким, как у нее.

— Оставьте меня с ней наедине, — сказал он Эллен. Она кивнула и вышла из комнаты.

Гарри стоял у постели Бренвен, изучая ее изящное лицо, на котором не отражалось никаких эмоций. Но что это? Он наклонился низко над ней, чтобы рассмотреть получше. Это был материальный знак тех мучительных изменений, через которые ей пришлось пройти, подумал Гарри, знак, который придется нести теперь до конца своих дней: над правым виском в волосах Бренвен образовалась седая прядь шириной около дюйма. У корней волосы этой пряди уже потеряли свою пигментацию. Гарри слышал о людях, которые полностью седели за ночь в результате полученного ими шока или очень большого стресса, но он впервые увидел подобное явление своими глазами. Ему показалось это необыкновенно значительным — на теле отражались удары, нанесенные духу.

Духу. Да. Именно туда ему предстоит отправиться, чтобы найти Бренвен. Ее тело спало в больничной постели, но ее истинная духовная сущность скрывалась совершенно в другом месте. И именно поэтому, конечно же, никто не мог разбудить ее. Удастся ли ему? Возможно. Со своим изможденным лицом и угловатой фигурой Гарри Рейвенскрофт вовсе не был прекрасным принцем, способным поцелуем разбудить принцессу, но он обладал другими способностями. Он решил попытаться.

Гарри подвинул стул ближе к кровати, сел на него, выпрямившись, поставил ноги устойчиво на пол, положил руки на колени и начал глубоко дышать. Он убедил Эллен в том, что она не должна никого впускать в комнату, так как он собирался разбудить Бренвен с помощью того, что Эллен, добродушно посмеиваясь над ним, называла «мистической чепухой». Эллен могла подшучивать над ним, но он знал, что может положиться на нее — она предотвратит любое вмешательство, которое может оказаться не только пугающим, но и исключительно опасным.

Дыхание Гарри замедлилось. Его лицо расслабилось, и морщины разгладились. Он сфокусировал свое могущественное сознание, и в нем вспыхнул огонь, светящийся в окружавшей его темноте, он стал этим лучом света. Сначала светом огромного маяка, прокладывающим путь сквозь ночь, через темные воды. Все дальше и дальше, и дальше поверх темных вод.

Над темными волнами пронесся и Гарри, направляясь к высоким стенам лабиринта Безвременья. Его луч света превратился в одинокий язык пламени, а затем стал факелом, который он нес в своей руке. Стенами лабиринта были деревья, очень старые, громадные дубы. Их узловатые стволы стояли так близко друг к другу, что ветви, переплетаясь, образовывали живую арку над головой. Этот лес был похож на лабиринт, у которого, казалось, не было ни начала, ни конца; но Гарри знал этот лес. Он высоко поднял свой факел над головой и уверенно пошел вперед.

В центре леса находилась поляна; в центре поляны — холм; у подножия холма — ворота; за воротами — спускающийся вниз коридор, сложенный из каменных глыб. В конце коридора находилась комната — место ритуала, где спит Посвященный, ожидая своего нового рождения. В этой комнате Гарри и нашел Бренвен. Одетая в поблекший шерстяной балахон, она лежала, свернувшись, у подножия Стоящего Камня, который поднимался сквозь курган вверх. Сквозь отверстие в крыше лился лунный свет, омывая камень и лежащую внизу женщину неземным сиянием. По сравнению с этим сиянием свет факела Гарри казался чрезвычайно бледным.

Он обратился к ней на старом языке. Вставай, сказал он, я пришел за тобой.

Женщина, которая и была Бренвен, свернулась в ответ еще плотнее, прижалась к подножию Стоящего Камня, охватила руками голову, так что широкие рукава балахона полностью закрыли лицо.

Жизнь зовет, настаивал Гарри, продолжая говорить на древнем языке. Пора. Ты должна вернуться вместе со мной.

Медленно, с большой неохотой она открыла свое лицо. Встала на колени и посмотрела вверх на камень. Затем вытянула вверх руки и открыла ладони, как бы стараясь впитать в себя силу лунного света. Наконец она встала на ноги, мягкие складки шерстяного балахона закружились вокруг нее, и она повернулась к нему. Огромные печальные глаза, казалось, поглотили все лицо. В волосах была прядь седых волос шириной около дюйма.

Ворон — это странный предвестник жизни, сказала Бренвен на старинном языке. Но она пошла вместе с ним.

Лежа на кровати в больничной палате, Бренвен открыла глаза. Она сказала:

— Я думаю, ты заставил меня вернуться слишком рано, Гарри Рейвенскрофт.

Гарри потянулся и улыбнулся. Он потер руки, молча поздравляя себя с достигнутым. Он сделал это, он нашел ее и вернул к жизни!

— Твой доктор беспокоится о здоровье твоего тела, моя дорогая.

Она устремила на него глаза, такие же огромные и печальные, какими они казались в древней комнате.

— Мое тело пережило бы все это, и ты об этом знаешь, — сказала она с обвиняющими нотками в голосе. — Зато остальная часть меня еще не окрепла настолько, чтобы справиться с… с этой жизнью. Почему ты не оставил меня в покое?

Гарри поднялся и встал рядом с ее кроватью.

— Потому что, если бы ты не проснулась сама, они бы силой вернули тебя в твое тело с помощью химии или даже, быть может, с помощью электрошока. Гораздо лучше было сделать это так, как сделал я.

Бренвен смогла холодно улыбнуться в знак согласия.

— Да, думаю, что да. Я находилась в самом безопасном месте, какое только могла найти, и тем не менее ты разыскал меня. Я поздравляю тебя, но не жди благодарности.

В течение нескольких следующих дней Бренвен уже стала нормально есть и ходить, и ее тело начало укрепляться, но она практически не разговаривала и никогда не улыбалась. Она приняла все, что сказал ей доктор Натан, без слез и без всякого протеста. Подписала все бумаги по поводу кремации мертворожденного ребенка и не стала интересоваться тем, как администрация больницы собирается получить подпись Джейсона. Она вообще не задавала вопросов о Джейсоне Фарадее; когда Эллен Кэрью рассказала ей о поведении Джейсона в больнице и о распоряжении администрации не допускать его сюда, Бренвен сказала только:

— Я не удивлена.

Ее психическое самообладание было полным, но физическое выздоровление шло медленно, и прядь волос у правого виска стала седой от корней до кончиков.