Ошеломленный Гарри согласился, что вандализм — это ужасно. Слава Богу, что механик оказался настолько глуп, что ему в голову не пришло ничего другого.

Гарри так и не рассказал об этом Бренвен. После починки тормозов он тихо продал автомобиль торговцу из другого города. Затем отдал деньги Бренвен и больше никогда не упоминал ни об этом автомобиле, ни о том, что было с ним связано.

После этого ему приснился сон. Хотя он и не знал этого, его сны были поразительно похожи на сны Бренвен: скользкие, темные, бесформенные существа окружали его, слепо наваливались, производя безумные неразборчивые звуки, которые рвали ему слух и скребли по нервам. Тактильное ощущение уродства и безобразия, возникавшее во сне, вызывало отвращение и чувство тошноты после пробуждения. И кроме того, убеждение в том, что Джейсон Фарадей был знаком с этими созданиями, и знаком очень близко.

Бренвен не отваживалась отъехать на большое расстояние от своего коттеджа, пока не уверилась в том, что Джейсон действительно покинул страну. После этого, ощущая себя птицей, выпущенной из клетки, она взяла первый настоящий отпуск в своей жизни и отправилась на поиски моря. Одна в своем старом «фальконе», ведомая только картой и своим собственным инстинктом, она была буквально опьянена ощущением свободы. Она пересекла Чезапикский залив по мосту вблизи Аннаполиса и отправилась вниз по восточному побережью Мериленда и в глубь виргинской части этого полуострова, иногда называемой «Дельмарва». Никуда не торопясь, разъезжала по узким проселочным дорогам, разрезающим однообразно низкий и болотистый ландшафт полуострова, береговая линия которого была сплошь изрезана небольшими бухточками и заливчиками. На островах Чинкотеагуа и Ассатеагуа задержалась, чтобы полюбоваться на диких лошадей, и провела пару ночей в небольшом домике, превращенном в гостиницу. Здесь пахло морем, здесь она ощущала его, хотя земля и пейзаж так отличались от Уэльса. Она добралась до самой оконечности полуострова, откуда предпочла добраться в Норфолк не по мосту, а паромом.

Из Норфолка Бренвен проехала по всему побережью мимо мыса Генри к вирджинскому пляжу, где остановилась на ночь в дорогом и современном отеле. Ее комната была более чем комфортабельной, и в ней был балкон, выходивший на море. Она просидела там несколько часов, прислушиваясь к голосам океана, глядя, как ночь опускает на него свой занавес темноты и превращает вечно бегущие куда-то волны из пурпурных в черные. На рассвете она прошлась босиком по пляжу. Пляж был широким и чистым, но все же это было не совсем то, чего ей хотелось. Она выехала из отеля и снова отправилась на юг. Проехав всего несколько миль, обнаружила небольшой поселок под названием Сэндбридж-Бич. Это место ей понравилось. Довольная тем, что больше никуда не надо ехать, она нашла агента по недвижимости в офисе, находившемся на центральной улице городка, и сняла половину двойного коттеджа прямо на берегу моря. Там Бренвен и провела остаток своего отпуска.

Одна и в то же время не одинокая, Бренвен дала возможность морю, песку и небу, лодкам, птицам и рыбам внести равновесие в ее жизнь. Она даже не писала ничего в своем дневнике. Она много фотографировала аппаратом, который купила специально для поездки, и прочитала три романа в мягких обложках. Ее первый отпуск прошел чрезвычайно успешно, и она поняла о себе то, что впоследствии могло стать необыкновенно важным: она любит путешествовать в одиночку.

Эллен Кэрью не была любопытной. Она всегда придерживалась взгляда, что каждый должен заниматься своим собственным делом. Поэтому, получив письмо от Уилла Трейси с вопросом, не переехала ли Бренвен в другое место из ее коттеджа и если переехала, то пусть Эллен пришлет ему ее новый адрес, забеспокоилась. Письмо от Уилла пришло, когда Бренвен еще была в отпуске, но несколько лишних дней для размышлений мало помогли Эллен. Она только разволновалась еще сильнее. Через час после того, как Бренвен вернулась из путешествия, Эллен вошла к ней в коттедж с кастрюлей в руках, все еще не уверенная, стоит ли ей рассказывать о письме Уилла. И если стоит, то в какой форме?

Эллен постучала в дверь коттеджа и, когда через несколько секунд Бренвен распахнула дверь, воскликнула:

— Бог мой, ты выглядишь замечательно отдохнувшей!

— Я и правда отдохнула. Отлично провела время. Входи.

— Я подумала, что тебе не помешает эта кастрюлька на обед. Ничего особенного, курица с рисом, но, по крайней мере, тебе не придется готовить. Когда я приезжаю домой с побережья, вся одежда мне кажется ужасно грязной, и мне хочется поскорее привести себя в порядок. И уж чего не хочется совсем — проводить драгоценное время на кухне!

— Какая ты предусмотрительная, — улыбнулась Бренвен, беря у нее из рук кастрюлю. — И ты совершенно права. Я просто суну эту кастрюлю в холодильник. Ты не можешь посидеть у меня недолго и немного поболтать? У меня такое ощущение, как будто бы мне нужно потренироваться в ведении бесед после двух недель одиночества и молчания.

— Еще бы. — Эллен села на плетеную кушетку в гостиной, которую она обставляла сама, и подумала, уже не впервые, что ей будет очень жаль, когда Бренвен решит переехать в собственную квартиру. Ее не было здесь больше двух недель, и Эллен скучала по ней.

Бренвен уже приняла душ, вымыла и высушила волосы. На ней был желтый махровый халат, потому что вся остальная ее одежда, как справедливо заметила Эллен, нуждалась в стирке. Цвет халата подчеркивал легкий загар, который она приобрела на побережье. Эллен сказала, что она выглядит отдохнувшей; Бренвен знала, что уже давно не чувствовала себя такой здоровой и свежей. Она устроилась в плетеном кресле, которое составляло пару с кушеткой.

— Итак, Эллен, я уверена, что, пока меня не было, ты заставила весь Вашингтон ходить на цыпочках.

— О, можешь быть в этом уверена! — Светлые кудряшки Эллен подпрыгнули. — Но все равно мне тебя не хватало. Ну, рассказывай, где ты была и что делала.

Эллен слушала ее рассказ, отметив про себя, что у Бренвен вырабатывается журналистский взгляд, замечающий каждую деталь. Когда та закончила, Эллен заметила:

— Знаешь, ты могла бы сделать великую, замечательную передачу для своей телестанции о своем путешествии. Ты замечаешь то, чего большинство людей не видит вовсе, ты знаешь об этом?

— Интересно, что ты это сказала. Сегодня на обратном пути я думала почти о том же. Не о том, конечно, что замечаю то, чего большинство людей не видит, а о том, что мне бы хотелось взять с собой оператора и снять небольшие фрагменты, которые были бы всем интересны. Ничего особенно амбициозного, просто пятиминутные куски в разных местах. Может быть, я даже предложу им это. Сначала мне нужна какая-то объединяющая тема, а я до сих пор не придумала, что это могло быть.

— Придумаешь, я уверена. Эта идея захватила тебя, я вижу это по твоим глазам! Все должно получиться здорово, и, может быть, ты наконец окажешься перед камерой?

— Не знаю. Все не так просто. Я ведь не репортер и, кроме того, действительно не хочу выступать перед камерой.

Эллен широко улыбнулась.

— Все будут просто потрясены твоей красотой!

— Спасибо за комплимент. Я думаю, просто некоторые люди никогда не видят себя так, как видят других, но давай не будем углубляться в это. Я знаю, что станция вряд ли предоставит мне и оператора, и репортера, поэтому, если мне удастся пробить эту идею, то, по всей видимости, придется появиться перед камерой самой, по крайней мере на какое-то время. Но что же мне делать с моим голосом, с моим акцентом?

— Твой акцент очарователен. Не думаю, что здесь возникнут какие-то проблемы, если только ты не будешь забывать, что у большинства из нас здесь южные уши и мы не поспеваем за тобой, если ты начинаешь говорить слишком быстро!

Бренвен задумалась. Эллен была права — идея действительно захватила ее. Возможно, это на самом деле сработает!

— Знаешь, Эллен, может быть, мой акцент сможет стать частью той темы, которая мне нужна. — Я — новый гражданин этой страны, и я пытаюсь узнать о своей новой стране как можно больше. Я могу назвать это «Открывая Вирджинию» или как-нибудь еще в этом роде.