Многие районы хараппской цивилизации были связаны между собой ещё с раннеземледельческой эпохи, по всей вероятности прежде всего торговыми и военными отношениями. Плодородные речные долины были пригодны для развития земледелия и скотоводства, но бедны другими природными ресурсами, и их приходилось ввозить издалека. В свою очередь искусные изделия протоиндийских ремесленников вывозились в другие районы древнего мира, в том числе и в весьма отдалённые.
Археологические материалы позволяют проследить древние торговые пути, связывавшие центры хараппской цивилизации с другими странами. Постоянный морской путь, идущий вдоль северного берега Персидского залива, связывал города индской долины с Месопотамией. Вероятно, существовал сухопутный караванный путь, соединяющий Хараппу с Южным Туркменистаном через Северный Белуджистан и Афганистан [25, с. 200–201]. Эту гипотезу убедительно подкрепляют находки печатей хараппского типа в Алтын-депе (Южный Туркменистан), аналогичной печати в дельте Муграба и, наконец, сенсационное открытие селения Шортугай на левом берегу Аму-Дарьи, в северном Афганистане, которое являлось торговой факторией на этой сухопутной трассе [66].
Безусловно, была развита и морская каботажная торговля — Инд и другие реки были пригодны для этого. Одним из важнейших центров её был портовый город Лотхал (современный штат Гуджарат). Важными торговыми портами были, вероятно, и селения хараппского типа, обнаруженные в прибрежной зоне Белуджистана (Балакот, Суткагендор и др.). По всей вероятности, период наивысшей торговой экспансии приходился на рубеж II тыс. до н. э.
В шумерских текстах упоминается заморская страна Мелух или Мелухха, которая большинством исследователей отождествляется с Хараппой. Привозимые из неё товары, судя по приводимым перечням, наиболее богаты и разнообразны: полудрагоценные камни (халцедон, сердолик, лазурит), медь, золото и другие ценные металлы, эбеновое и мангровое деревья, тростник, павлины, петухи, искусно инкрустированная мебель и многое другое. Всё это — продукты весьма развитой цивилизации, контролирующей ресурсы из источников, общих для районов северо-запада Индии.
Сравнительно недавно итальянская археологическая экспедиция обнаружила хараппскую надпись в Рас-аль-Юнаизе, расположенном на побережье Аравийского полуострова, напротив пакистанского побережья. Эта находка подтверждает, что жители долины Инда и соседних рек полностью освоили здесь морские пути. Местечко, исследованное археологами, и сегодня занимает важное стратегическое положение на пути между Карачи — важным экономическим центром Пакистана — и странами африканского рога. После Рас-аль-Юнаиза путь к Африке вёл вдоль побережья без выхода в открытое море.
Делать окончательные выводы сейчас ещё преждевременно, но всё меньше остаётся сомнений по поводу того, что протоиндийская цивилизация больше, чем какая-либо другая, способствовала развитию мореплавания. У неё были общие с Египтом и Месопотамией технические и экономические ресурсы и был в изобилии необходимый для строительства судов лес. Не случайно в одном шумерском тексте среди дани, которую Мелухха платила Месопотамии, упоминаются моряки и корабли. Археологические материалы подтверждают морское господство, которое цивилизация Хараппы держала в Индийском океане в течение многих веков: вдоль всего побережья Персидского залива и течения Евфрата (в Южном Иране, Бахрейне, в Уре, Тель Асмаре, Ниппуре) найдены её типичные продукты. В то же время не найдены до сих пор месопотамские изделия на территории распространения протоиндийской цивилизации [45]. Правда, в некоторых местах обнаружены цилиндрические печати, близкие месопотамским и резко отличающиеся от местной глиптики [64], так что вопрос о наличии шумерских торговых колоний в зоне хараппской цивилизации остаётся открытым. Вполне вероятно, что помимо морского пути, связывающего эти две великие цивилизации древности, существовал и сухопутный маршрут, пересекавший Иран и выходивший к границам Месопотамии в районе Диялы [76]. Это предположение подтверждается находками в Шахдаде, крупном торговом центре Ирана. Не вызывает сомнения, что жители хараппских городов не только сами торговали, но и играли роль посредников в различных торговых операциях. О широком размахе торговых операций свидетельствуют находки и множества гирь разной величины и весов.
Пожалуй, приведённых даже в таком кратко-схематичном и обзорном виде свидетельств достаточно, чтобы убедить читателя, что Хараппа являла собой мощный хозяйственный и социокультурный комплекс, демонстрируя в индийском варианте все черты, присущие первым цивилизациям древности.
Остаётся по-прежнему дискутируемый вопрос, имела ли эта цивилизация местное происхождение или «идея цивилизации» была занесена извне, из соседнего Двуречья, с которым велась столь интенсивная торговля. Большинство исследователей склоняется в пользу первого предположения, весьма убедительно обосновывая его и рассматривая хараппскую цивилизацию как логическое завершение процессов, начавшихся в районе развития раннеземледельческих общин Белуджистана, подкрепляя свою позицию доводами из области культурогенеза. В общем виде они сводятся к тому, что специфические культурные признаки цивилизации в долине Инда имели ярко выраженный местный колорит. Дополнительным аргументом в пользу этой точки зрения является и свидетельство частичной аккультурации хараппских элементов в Месопотамии, но не наоборот [75].
Сложные отношения центра и периферии связывали города протоиндийской цивилизации с племенами Центральной, Восточной и Южной Индии. Эти отношения ставят перед нами очень непростую проблему этнокультурных контактов, которая может быть изучена лишь объединёнными усилиями многих исследователей. Сейчас мы не располагаем достаточными материалами для её рассмотрения. Между тем это — важнейшая историческая проблема всего субконтинента, и о ней необходимо сказать хотя бы несколько слов.
Общеизвестно, что ни одна культура не развивается в изоляции, в вакууме, без взаимодействия с другими. Индийская культура на всём протяжении своего существования, начиная с глубокой архаики, не составляла исключения. Взаимодействие культур происходило в разных сферах жизни, с разной степенью интенсивности, порождая и разные последствия. И торговля, и ремёсла, и военная сфера, и политическое сотрудничество, и миграции отдельных групп населения означали межэтническое общение, которое было исторически обусловленным и необходимым. При этом интенсивность связей, их масштаб и характер контактов между представителями разных этносов не оставались неизменными и были очень подвижны, но восстановление их — дело будущего. Результаты этих контактов приводили к разным последствиям — от нескольких заимствованных слов до истребления отдельных племён, но судьба субконтинента шла своим путём, и складывавшаяся на нём культура продолжала развиваться. Различные этносы взаимодействовали друг с другом, их культуры переплетались и изменялись под влиянием друг друга, образуя то самобытное и целостное единство, которое известно нам как общеиндийская культура.
Закат протоиндийской цивилизации также остаётся важной проблемой, ждущей своего окончательного разрешения в будущем. За предшествующие шесть десятилетий, когда хараппская культура была объектом пристального внимания археологов, предположения о его причинах были различными. В большинстве своём они сводились к внешним, среди которых самой популярной была идея арийского погрома, выглядевшая весьма эффектно и картинно, напоминая скорее театральное действо, чем реальный исторический эпизод. Со страниц учёных трудов вставало захватывающее своим драматизмом зрелище, не лишённое романтического ореола: дикие племена арьев — скотоводов-кочевников безудержно врывались в мирные цветущие города долины, круша и уничтожая всё на своём пути.
Потом эти взгляды были пересмотрены, и сейчас картина гибели этой славной цивилизации выглядит иначе. Кризис, постигший её, начался неодновременно и поражал разные её районы неодинаково, распространяясь подобно метастазам смертельной болезни. Явственнее всего он прослеживается в самых крупных городах — столицах Мохенджо-Даро и Хараппе. Здесь он начался, по-видимому, в XVI в. до н. э. — об этом свидетельствуют фаянсовые бусы: спектральный анализ показал идентичность их с бусами из Кносса (Крит), относимых к этому времени. Даты для поздних слоёв, соответствующих времени упадка, сейчас приводятся более ранние, чем было принято прежде: примерно XVIII в. до н. э. В Лотхале культура теряет типичные хараппские черты в XVII в., в Калибангане — в XX в. до н. э. (по другим данным — в XIX).