Я больше никогда не смогу посмотреть на галстук-бабочку, мотоцикл или человека с татуировками, не задыхаясь при этом.

Только Сэмми сдерживал мое желание умереть следующей. Он стал единственной причиной, по которой мне было необходимо вставать по утрам.

Я любила сделанную Кингом татуировку на моей спине, потому что она воплощала нечто такое, что будет всегда со мной. Частичка его.

В моей голове возникла и укоренилась идея, которую я не собиралась отпускать, а, напротив, была готова сделать все для ее воплощения. Потому что впервые с момента новости о смерти Кинга маленький лучик надежды пробился через облако отчаяния.

Целую вечность я вспоминала местонахождение дома, в который меня возил Кинг, когда припарковался в ожидании встречи со своей малышкой.

Тогда мне был виден только торец дома, и я лишь смутно помнила, где он находится. Большую часть утра заняли поиски.

Пришлось напомнить себе, что приемные дети периодически переезжали. Возможность того, что ее здесь не будет, довольно высока.

Так или иначе, но я должна была попробовать.

Мое ожидание на противоположной стороне улицы на пустом парковочном месте заняло, кажется, несколько часов на сильной жаре. Открылась входная дверь, и вышла женщина с короткой стрижкой, держа за руки двух маленьких девочек одного возраста.

Несмотря на то, что видела фото на столике Кинга всего мгновение, я сразу узнала ее.

Макс.

Женщина повела детей в ожидавший их минивен. Я последовала за ним до дома, куда другие мужчины и женщины приводили своих детей. Едва читаемый деревянный знак, потускневший под флоридским солнцем, гласил, что место называлось «Учебная академия и детский сад Марии». У женщины, которая завела Макс внутрь, не было своих детей. Я ждала ее отъезда, чтобы сделать свой следующий шаг.

Изо всех сил попыталась разгладить свою мятую юбку, но это все, что мне удалось сделать после нескольких часов езды на мопеде. Пробежала руками по волосам и сделала глубокий вдох.

Колокольчики зазвенели, когда я вошла внутрь. Звуки смеха и детского крика заполнили воздух. Здесь пахло дезинфицирующим средством и сахаром.

— Я могу вам помочь? — спросила пухленькая женщина с выразительными глазами.

Мне удалось нацепить самую широкую и ослепительную улыбку.

Ты можешь это сделать.

— Конечно, можете. Я собираюсь посещать занятия в университете осенью и ищу хороший садик для своего сына. Хотела бы, чтобы мне провели экскурсию по вашему заведению, — мило сказала я.

Женщина оценивающе меня рассматривала, словно ждала, что я раскрою, в чем заключалась шутка.

— Ты же сама еще ребенок, — кратко ответила она. — И недостаточно взрослая, чтобы иметь своих детей, — в ее глазах светилась мягкость и доброта.

— Мне это известно, — согласилась я. — Так Вы покажете мне территорию? — пришлось продолжить мне.

Она покачала головой и переложила бумаги на столе.

— О, мне жаль, дорогая. Марии, директора, сейчас нет, а только она может проводить экскурсию. Это мера безопасности, а мы здесь чтим в первую очередь именно ее. — Еще одна сотрудница в такой же бирюзовой рубашке, как и женщина в приемной, вошла в зону ожидания. Она помахала, и Одри, судя по имени на бейдже, нажала на кнопку. Гудящий звук разнесся над дверью, которая соединяла маленькую зону ожидания с оставшейся частью здания. Женщина прошла через открывшуюся дверь, после чего та закрылась со щелчком.

— Видишь? — она указала на дверь. — Безопасность в первую очередь.

— О, — поникшее выражение моего лица хорошо гармонировало с опущенными плечами.

Одри продолжила объяснять:

— В это время она обычно на месте, поэтому возвращайся завтра, если хочешь. Если она не будет посещать общественные фондовые собрания и у нас не будет приемных детей, то нам придется положиться на семьи, которые могут позволить себе детский сад, — она вдохнула. — А это означает, что я потеряю работу, потому что сейчас таких немного.

Моя уверенность внезапно возросла, я наклонилась к окну и мило улыбнулась.

— Как вас зовут? — спросила я.

— Меня зовут Одри, мисс, — ответила она с милой улыбкой.

— Что ж, Одри, у вас проблемы со спонсорами, но я знаю сенатора, который может вам помочь…

Пять минут спустя я следовала за ней по детскому саду. О спонсорстве я не врала. Поговорю с сенатором и посмотрю, что можно сделать.

Просто не знала, сработает ли это.

Одри привела меня в главную комнату, заполненную низенькими кофейными столиками с такими же крошечными стульчиками возле них.

— Мы кормим их завтраком и обедом, плюс пара перекусов. Комнаты обустроены согласно возрастным показателям. Младенцы в одной комнате, годовалые находятся в другой, и так дальше… — Одри продолжала свой рассказ, а я уже заметила Макс всего лишь в футе от того места, где стояла. Поэтому притворилась, что рассматриваю информационный стенд над столом, за которым она сидела.

— Здесь представлена информация о нашей деятельности, — сказала Одри и встала рядом со мной. — Здесь расписания уроков музыки, математики… — ее голос затихал на фоне другого.

— Ты такая красивая, — пропел тоненький миленький голосок. Я посмотрела на знакомые ярко-зеленые глаза, которые буквально отняли у меня весь воздух. Они были такого же цвета, как у него, но если глаза Кинга были строгими и тронуты горькой реальностью жизни, которой он жил, то ее невинные глазки были лишены любого сожаления.

Я опустилась на колени перед ней.

— Спасибо. И ты тоже, — ответила я. Она захихикала, ее маленькие квадратные зубки напомнили мне о Сэмми. Она грызла кончики пальцев.

— Он мне нлавится, — сказала Макс и протянула руку к браслету, который я надела утром в попытке стать более похожей на Рэйми Прайс, увиденной мной в рамке в своей комнате.

Я указала на малюсенький пластиковый браслет на ее руке.

— Мне твой нравится больше.

Одри прочистила горло.

— Я бы хотела показать вам игровую площадку. Она модернизирована, и мы уверены, что поступаем правильно, позволяя детям минимум полчаса играть на улице, если солнце не слишком печет.

— Мне нужно идти, — сказала я Макс, после чего девочка разочаровано опустила голову. — Но мы снова увидимся, — прошептала я, и она подняла голову и встретилась со мной глазами, такими же, как и у ее отца. Мое сердце заболело, но мне пришлось разорвать зрительный контакт, чтобы не развалиться на части прямо здесь в комнате перед Одри и тридцатью детьми.

Я встала, чтобы уйти, но она маленькой ручкой схватила меня за пальцы и потянула вниз.

— Вот, — прошептала Макс. Она сняла свой фиолетовый браслет и надела его мне на запястье.

Мое сердце взорвалось потоком тепла.

Я испытала любовь с первого взгляда, потому что уже знала о ней. За три минуты я снова потеряла свое сердце.

Мне не хотелось уходить от нее. Было желание поднять Макс, быстро убежать и забрать их с Сэмми в дом на сваях.

Шаг за шагом, сказала я себе.

Расстегнула свой серебряный с золотом браслет. Снова опустилась перед ней на колени спиной к Одри и осторожно намотала изящный браслет на маленькое запястье Макс. Дважды.

Я не осталась, чтобы увидеть ее реакцию на мой подарок. Боялась, что если проведу с ней еще секунду, то не смогу уйти отсюда.

Встала и повернулась к Одри, понадеявшись, что она не заметила боль в моем голосе и слезы на моих глазах.

— Теперь покажите мне эту великолепную игровую площадку, — сказала я, шмыгнув носом

Одри продолжила экскурсию, и пока я следовала за ней, спиной чувствовала наблюдавшие за мной зеленые глаза. Затем вышла за дверь на ослепительный дневной свет.

Когда я сказала отцу о смерти Кинга, он в первую очередь занервничал из-за того, что тот смог выбраться из тюрьмы. У меня не было ни времени, ни желания объяснять, как это произошло на самом деле, потому что мне действительно нужна была его помощь.