— Это политический инструмент. Все это, — сказал сенатор. — Ты. Я. Таннер. Сэмюель. Твоя мать. Все ради высшего блага. — Я думаю, что он поверил в это дерьмо. Затем сенатор меня отпустил и обнял Таннера. И если на моем лице было презрение, то Таннер широко улыбался и выглядел, словно наслаждался, принимая поздравления в честь нашего брака.

Я полная дура.

Внезапно меня окатило волной дикой злости. Я не могла дышать. Была зла на себя, на сенатора и на Кинга из-за того, что он оставил меня с Таннером, из-за того, что ничего мне не объяснил.

Мои руки задрожали, а глаза заволокла красная пелена.

Сенатор помахал толпе. Затем Надин подошла к сцене, взяла Сэмми, ерзающего на незнакомых руках матери, и показала мне, что собралась уйти назад в дом. Я кивнула. У Надин было отлично развито чувство понимания того, когда дерьмо должно достичь вентилятора, и я была рада этому.

Потому что дерьмо только что достигло вентилятора.

Я сделала шаг между отцом и Таннером и вместе с ними начала махать толпе. Сенатор посмотрел на меня с подозрением, а Таннер до сих пор улыбался, словно только что выиграл в лотерею и принимал огромный чек.

— Жарковато здесь, вам не кажется? — сказала я, наклонившись к отцу, который нахмурил брови, а затем поправил костюм, когда понял, что выражение его лица видят все.

— Это Флорида, летом здесь всегда жарко, — сказал Таннер прежде, чем его глаза расширились от понимания. — Не смей, — предупредил он, но я уже не слушала.

— Если захотел выставить меня напоказ, то тебе придется показать все полностью.

Я разыграла шоу, словно обмахиваюсь от жары, а затем расстегнула кардиган и сняла его. Мой отец не нашел в этом ничего необычного. Он был прав. Это Флорида, лето. Здесь было жарко. Но он не знал о том, что скрывал кардиган. Настало время увидеть. Я держала его в руках, когда услышала вдох позади меня, предположительно от моей матери.

— Не смей, — повторил Таннер, но в этот раз в его словах была слышна злость. Я заметила стул и повернулась к отцу.

— Можно положить кардиган туда? — спросила я.

— Что ты задумала, Рэйми? — спросил он обеспокоенно.

— Ничего, папочка, — ответила я. Повернувшись спиной к толпе, я наклонилась и повесила кардиган на стул.

Татуировка Кинга была выставлена на всеобщее обозрение публики.

Никто не мог ничего сделать. Отец мог бы прикрыть мою спину, но это выглядело бы так, словно он не одобрял это, но все стало бы только хуже. Я повернулась и посмотрела на них взглядом, который говорил, что со мной шутки плохи. Махнув последний раз толпе, которая громким шепотом обменивалась между собой сплетнями, словно кучка бешеных сук, я покинула сцену.

Прошла по дорожке к задней части дома, не желая иметь дело ни с кем, кто мог бы пристать ко мне по пути в дом.

— Какого хера это было? — спросил Таннер, догнав меня у дуба. — Что это было, Рэй? — повторил он.

Я остановилась и повернулась к нему лицом.

— Это я и мое нежелание быть той, кому наступают на горло! Ты сказал, что даешь мне время. Однако выражение твоего лица сказало, что ты уже думаешь, что это по-настоящему. Но этого не будет, Таннер. Не со мной. Я не готова. Возможно, когда-то у меня были к тебе чувства, вообще-то, я знаю, что когда-то любила тебя, но мне непонятно, была ли это романтическая любовь. Мне нравится то, что ты добр к нашему сыну, я чертовски уважаю тебя за все пройденное и ненавижу то, что являюсь источником твоей боли. Но я не хочу быть с тобой сейчас. Не тогда, когда мое сердце принадлежит другому.

— Чего ты ждешь от меня, Рэй? Сожаления из-за того, что я счастлив быть твоим мужем? Потому что мне не жаль. Не жаль, что я женился на тебе по какой бы там ни было причине. Ради всего святого, ты — любовь всей моей жизни, и всегда ею была. Мы давно были вместе. Поэтому я ухватился за возможность сообщить об этом миру, потому что это должно было случиться. — Глаза Таннера смягчились, и он сделал шаг ко мне и сжал мою руку.

— Нет, Таннер, — произнесла я и освободила руку. — Не надо.

Он проигнорировал меня и наклонил голову к шее, притягивая меня к себе. Затем мягко прижался своими губами к моим, а я просто стояла и позволила этому случиться. Его губы были мягкими и теплыми, дыхание прохладой отдавалось на моей коже. Я представила, что Таннер действительно был тем, кого я хотела, но вместо того, чтобы вспомнить чувства к нему, злое лицо Кинга заполнило мой разум. Таннер открыл рот, и я неохотно последовала за его движением, наши языки танцевали. Как же я хотела, чтобы вернулись воспоминания. Хотелось почувствовать то же, что и он чувствовал ко мне. Во время нашего поцелуя его руки скользнули на мою талию, но я чувствовала, что все это было… ошибкой. Запредельной.

Я толкнула его в грудь, но он застонал в мой рот и сжал еще сильнее. Потом попыталась еще раз, и когда он не поддался, укусила его. Таннер тут же отпрянул, прикрыв рукой окровавленную губу.

— Ты рушишь все то, что я к тебе чувствую. Не превращай в херню все воспоминания о нас.

— Я превращаю все в херню? — засмеялся он. — ТЫ разрушила все, когда ушла с Никки. Ты просто не смогла ее отпустить. Я сотни раз говорил не впутывать ее бардак в свою жизнь, но нет же, тебе нужно было вытащить ее. Ты поставила ее выше семьи, уйдя с ней и навредив сама себе этим исчезновением. Это ты все разрушила в ту ночь. Не я. Я пытаюсь спасти нас, пока ты чертовски настроена и дальше рушить нас! Так что пошла ты к чертям, Рэй! Ты разбила мне сердце, когда ушла. И искромсала его на кусочки, когда вернулась. Не знаю, кем ты себя возомнила, но ты не та Рэй, которую я знал. Эта особа передо мной? Я ненавижу ее сейчас, — бросил Таннер. Затем развернулся и унесся в темноту.

Я открыла рот, чтобы позвать его, но не знала, что сказать. Ему было больно, а мне больше не хотелось причинять кому-то боль. После своего возвращения я только и делаю, что принимаю неверные решения одно за другим. Было глупо с моей стороны показать всем тату. Меня обуяла злость. Но это не давало ему право относиться ко мне так, словно я была товаром, который он мог купить, обменять… или на котором мог жениться.

Так или иначе, это я.

Я закрыла дверь в свою комнату и прижалась к ней лбом. Слово «опустошение» даже близко не описывало мои чувства. Кинг был мертв, а я потеряла единственного друга, потому что поступила глупо, подумав, что смогу использовать брак как инструмент для получения того, чего так отчаянно хочу.

Семью. Настоящую семью, которую выбрала сама, как Кинга и Преппи.

Я закричала от отчаяния, сжала кулаки и колотила ими в дверь до тех пор, пока не устала с ней сражаться. И терла губы, пока не истребила с них вкус Таннера.

— Сними свою е*аную одежду, — прорычал глубокий голос.

Понимание окутало меня словно статическое электричество.

Я ахнула и отвернулась своим залитым слезами лицом от двери. Могло пройти сотни лет без его голоса, но мне никогда не забыть, кому он принадлежал.

Кинг появился из угла комнаты, и тень, падающая от его тела, тянулась за ним словно одеяло.

— Ты знаешь, что я не повторяю дважды, но для тебя сделаю исключение, щенячьи глазки. — Он остановился передо мной и посмотрел вниз, его глаза горели от похоти и ярости. — Сними свою е*аную одежду.

— Ты жив, — прошептала я под гулкий грохот моего сердца о ребра.

Мне это мерещится?

— Сейчас ты ощутишь насколько я жив. — Он двинулся ко мне. — Мы с тобой общаемся лучше, когда я нахожусь внутри тебя, а мне многое нужно высказать. Поэтому вместо херни в стиле «вопрос-ответ», которая не приведет нас, мать ее, ни к чему, давай сделаем это по-другому.

— Я думала, что ты мертв. — Моя грудь вздымалась от страха и желания. Кожу покалывало, а соски затвердели.

— Ты скорбела, когда язык того мальца был в твоей глотке? — Кинг потянулся к моей руке и поднял палец, на котором было кольцо Таннера. — Скорбь — причина, по которой ты носишь это?