Но просто выпалил:

– Я хоть что-то ощущаю, когда трахаюсь. И я чувствую не свои эмоции... а женщины. Поэтому представь, каково это услуживать ангелу, который и быть-то здесь не хочет. Который испытывает ко мне отвращение или страх. Да, это здорово. Но знаешь, что хуже всего? Маленькая часть меня рада ощущать даже это отвращение и страх, потому что, по крайней мере, хоть что-то чувствует.

Проклятье, не самый милый разговорчик, да?

Азагот рискнул бросить на Лиллиану беглый взгляд, ожидая увидеть отвращение, но увидел лишь ещё больше жалости. И это было даже хуже.

– Ладно, – выдохнула она. – Значит, ты не можешь ощущать собственные эмоции. Но здесь, внизу, ты к этому привык, да?

– Да, благодаря краткому их появлению.

Лиллиана начинала раздражаться.

– Я пытаюсь сказать, что, быть может, это начало того, что ты снова начинаешь чувствовать? Всё это начало происходить после возвращения из первого путешествия во времени, так? – Когда Азагот кивнул, Лиллиана продолжила. – Значит, путешествие во времени – это спусковой крючок. Было хуже в первый раз или сегодня?

Мгновение Азагот размышлял об этом.

– Сегодня, но ты оказалась хорошим отвлечением.

Стеснительная улыбка приподняла один уголок её рта.

– Всегда пожалуйста. – Одеяло сползло вниз, открыв ложбинку и груди, но, к сожалению, Лиллиана подтянула его к горлу. – Но на минутку я испугалась, что потеряла тебя.

– Когда?

Лиллиана стала такой же красной, как задница демона Сора.

– Когда ты, э-э... когда твой палец обнаружил... – Она выругалась и выпалила: – Почему моя девственность оказалась для тебя такой проблемой?

Пришла очередь Азагота материться. В своей жизни он натворил столько глупостей, и девственность входила в это число. Лиллиана посчитает его полнейшим идиотом.

"Это потому что ты идиот".

– Помнишь, я сказал, что сделал кое-что глупое и стал самым сильным эмпатом? – Лиллиана кивнула и Азагот снова потёр лицо. Если бы он испытывал эмоции, то сейчас бы ощущал дикое смущение. – Этим кое-чем оказалась женщина. Суккуб. Суккуб-девственница.

– Вот... дерьмо. – Ангелам запрещалось вступать в сексуальную связь с людьми, с демонами, но под самым серьёзным запретом были суккубы. Суккубы-девственницы были худшими из худших запретов, и если с ними застукали, грешный ангел платил очень высокую цену... возможно, даже крыльями.

– Дерьмо даже не описывает произошедшее, – угрюмо произнёс Азагот. – И в то время я даже не знал, что она демон.

Лиллиана усмехнулась.

– Разве не это все они и говорят?

Вероятно. Но Азагот гордился собой за то, что оказался слишком умным, чтобы поддаться на уловки демона, особенно, уловки суккуба.

– Я думал, что она человеческая ведьма, – объяснил Азагот. – Я провёл несколько, скажем так, тайных расследований через подземную систему связи о заклинании и символе, повышающих силы эмпата. Она сказала, что может помочь. Она была идеальным сочетанием стервы и девственницы, и я на это клюнул.

– Подожди-ка... если ты был эмпатом, то почему не почувствовал, что она не человек?

– Потому что большинство суккубов могут проецировать ложные эмоции и скрывать настоящую личность магией афродизиака. В частности, суккубов-девственниц невозможно принять за демонов.

Лиллиана поёрзала, и от звука одеяла, потёршегося об её обнажённое тело, член Азагота снова зашевелился. Мрачный Жнец быстро поднял с пола штаны и натянул.

– Девственность суккуба бесценна, – заметила Лиллиана, наблюдая за тем, как он одевается. – В момент, когда девственность нарушена, освобождается огромная волна силы. Люди платят вопиющие суммы, чтобы лишить суккуба девственности и пожинать пользу этой силы. Так почему она просто отдалась тебе, когда ты даже не знал, кем она является?

Азагот снова уселся на диван.

– Потому что, когда девственности суккуба лишает ангел, она поглощает огромную часть его силы. Теперь фотография суккуба, обладающего способностями, широко доступна для ангелов. – Увидев выражение ужаса на лице Лиллианы, Азагот горько рассмеялся. Да, она видела это фото. – Когда-то Танатос обвинял меня в отцовстве Всадников. Я отмахивался тем, что у него нет на это веских оснований, но правда в том, что я трахнул Лилит. – Азагот помнил, какой сладкой она была. Какой нежной. Какой чертовски хорошей была в притворстве. – Это Лилит исполнила моё желание быть самым могущественным эмпатом. Она была девственницей.

Лиллиана жёстко откинулась на спинку дивана, как будто тело больше не могло находиться в вертикальном положении.

– О... вот это да. – Она так сильно сжала одеяло, что побелели костяшки пальцев. – Так вот как она стала такой сильной... настолько сильной, чтобы заставить Ривера переспать с ней и стать отцом Всадников.

– Всё имеет под собой какое-то следствие. Я взял её девственность и получил то, что желал, но также запустил цепь событий, едва не приведших к апокалипсису. Лилит поглотила очень много моей силы и превратилась в самого сильного суккуба. Затем она соблазнила Ривера и родила Всадников Апокалипсиса.

– Ух, нифига себе. – Лиллиана бухнулась на спину и широко распахнутыми глазами уставилась в потолок. – Знаешь, на фоне твоей, моя жизнь – сплошная скука.

Снова растянувшись рядом с ней, Азагот неожиданно рассмеялся – неприкрыто, правдиво.

А затем заметил это. Его лёгкие сжались, тело затряслось и, глядя на огонь в камине, Азаготу потребовалась вечность, чтобы принять действительность.

Впервые за тысячи лет он ощутил тепло пламени.

Мир с ног на голову переворачивается, когда кто-то сообщает, что лишил девственности самого скандально известного суккуба в истории и запустил то, что стало главными событиями апокалипсиса, который ты предотвратил. По крайней мере, так сделала Лиллиана.

Она лежала с Азаготом в удивительно уютной тишине, в голове кружило множество вопросов. Но, в конце концов, Лиллиана уснула, а когда проснулась Азагота уже не было. На столике рядом с диваном лежала чистая одежда, рядом с которой стоял поднос, на котором были сэндвич с индейкой, ваза с фруктами, сырная тарелка, крекеры и два восхитительных десерта. Лиллиана решила, что сперва съест карамельный чизкейк, а помадно-трюфельное пирожное оставить на потом.

Кто бы не принёс еду и одежду, он так же позаботился о питье: кувшин ледяной воды, кувшин гранатового сока, бутылка белого вина, бутылка красного вина, три разных вида пива, две банки колы и банка "Спрайта". Видимо, Азагот её не хотел отсюда выпускать.

Лиллиана огляделась по сторонам в поисках одежды, которую снял с неё Азагот, но та исчезла. От воспоминаний у Лиллианы загорелись щёки. Мрачный Жнец был напористым. Первобытным. Он погрузился в потребность, которую не мог насытить без женщины.

В тот момент, когда она увидела, как Азагот мучается от эмоций, справиться с которыми не мог, всё, о чём Лиллиана могла думать – сделать так, чтобы ему стало лучше. И когда напряжение внутри него перешло от замешательства и ярости к сексуальному возбуждению, она не колебалась. До момента признаний всё выглядело так, словно произошедшее в сексуальном плане было неминуемо.

Лиллиана немного запаниковала, не потому, что была девственницей, а потому что, вступив в такую связь с Азаготом, она бы сделала отношения между ними очень реальными, а на это она не могла пойти. Нет, если всё ещё планировала покинуть это место.

Поэтому, возможно, хорошо, что Азагот напугал её той информацией про девственность, но преступно то, что причина его отступления просто взрывала ей мозг. Азагот был соблазнён самым скандально известным суккубом в истории. Он лишил девственности самого скандально известного суккуба в истории.

Ох, нифига себе.

Действия Азагота начали довольно много из того, что до этого момента происходило в человеческом, демонском и ангельском мирах. Неудивительно, что он принял эту должность. Даже без проклятия способностью эмпата, которое привело его сюда, Лиллиана готова была поставить на то, что он в любом случае пришёл бы сюда добровольцем, чисто из-за вины.