Приехали на обед десятиклассники — запыленные, с черными, как у негров, лицами. Они шумно плескались под умывальником, толкали друг друга и, казалось, не замечали учительницу. Только Дмитрий Вершинин подошел и пригласил пообедать с ними.

— Отведайте, чем кормят ваших учеников, — посоветовал Подрезов.

За длинным обеденным столом было весело. Не стесняясь учительницы, ребята нещадно подтрунивали над дежурным по кухне Быстровым. Особенно изощрялась бедовая десятиклассница Аня Пегова (это она тогда ехала на велосипеде, погоняя хворостиной корову). Аня была единственной девушкой среди практикантов-механизаторов. Ее подруги работали на ферме, а Пегова решительно заявила: «Хочу быть механизатором, на ферму не пойду». То ли ей действительно хотелось быть механизатором, то ли была какая-то другая причина, Валентина пока не знала.

— Гарсон, кружку воды! — дурашливо требовала Аня Пегова у Быстрова.

— Официант, смени миску.

— Человек, хлеба! — наперебой кричали десятиклассники.

И странное дело, Федор Быстров терпеливо сносил эти насмешки и выполнял просьбы друзей: нес воду, хлеб, даже менял миски… Не надеялся ли он, что завтра возьмет свое и еще похлеще будет измываться над другими дежурными по кухне?

— Угощайтесь, Валентина Петровна, — сказал Быстров, ставя перед ней миску.

— И следите, чтобы песок в ложку не попал, — с усмешкой предупредила Аня Пегова.

Валентина наблюдала за десятиклассниками. По тому, как ест человек, можно судить о его характере. Молчаливый и застенчивый Константин Зюзин, например, ел неторопливо, будто выполнял очень важную работу. Ложку он поддерживал куском хлеба, боясь пролить каплю на стол. Сидевший рядом с ним щуплый курносый Яков Турков привередливо бултыхал в миске ложкой, как бы выискивая что-то повкусней да послаще. Известный в школе силач — красивый, атлетически сложенный Дмитрий Вершинин ел торопливо, точно хотел поскорее разделаться с этим скучным занятием — обедом.

Когда все вышли из-за стола, она пригласила ребят в вагончик.

— Начинается воспитательное мероприятие, — тихо, с ехидцей бросил Яков Турков.

Валентина расслышала эти слова. Ей стало обидно. Да нет же, не для воспитательного мероприятия она приехала в поле.

«А зачем же ты приехала сюда? — спросил насмешливый внутренний голос. — Ах да, извини, тебя послали…»

«Я приехала за тем, чтобы быть ближе к ребятам, знать, чем они живут, что их интересует», — ответила тому голосу Валентина и сама поморщилась — боже, ну до чего ж примитивный ответ.

В вагончике вдоль стены были устроены нары из толстых нетесаных досок. В углу на нарах кто-то спал в запыленных кирзовых сапогах, укутав голову грязной, пропахшей соляркой фуфайкой. Другие постели на нарах не заправлены, набитые соломой матрацы кое-как прикрыты байковыми одеялами — синими, сиреневыми, голубыми, серыми — у кого какое нашлось дома. На столе лежали потрепанные брошюры, домино, шапки. В вагончике было неуютно, пахло керосином и соляркой.

— Как вам работается? — спросила Валентина, когда все расселись — кто за столом, кто на нарах.

— Вкалываем, — ответил за всех Яков Турков.

Валентина укоризненно посмотрела на него.

— Неужели для определения производственной практики в вашем лексиконе не нашлось более подходящего слова?

— Почему, можно найти и другое — ишачим, — с усмешкой бросила Аня Пегова.

На какое-то мгновение Валентина растерялась, не зная, что ответить. Будь это в классе, она строго предупредила бы: кончили разговоры, продолжим урок. А здесь не класс, она не на уроке.

— Председатель о вашей работе другого мнения.

— Председателю что? Ему главное — убирай, силосуй, план выполняй, — запальчиво говорила Аня Пегова. — А то, что радио нет, газеты не всегда бывают, почитать нечего, председателя не касается, живем, как пещерные люди!

— Вы далеко отстали от пещерных людей. Те все-таки поддерживали в своих пещерах жилой порядок. Неужели никто из вас не умеет заправить как следует постель? — спросила Валентина, припомнив, что в детском доме когда-то плохо заправленная постель считалась чрезвычайным происшествием.

— Не учили нас этому в школе, — отмахнулся Турков.

— Где ваша постель, Турков?

Парень промолчал.

— Вот она, — указал Дмитрий Вершинин на серое скомканное одеяло.

— Меня учили заправлять постели, могу поделиться опытом. — Валентина взобралась на нары, вытащила из-под подушки мятое полотенце, аккуратно застелила матрац одеялом, подоткнула края, треугольной пирамидкой положила у изголовья подушку, конвертиком свернула полотенце.

Десятиклассники с любопытством наблюдали за учительницей. Яков Турков кривил в усмешке полные, чуть вывернутые губы — мое ли, мол, дело заниматься такими пустяками.

— Постигли, Турков, науку? — обратилась к нему Валентина.

— Вполне.

— Да врет он, как сивый мерин, врет и не краснеет, — послышался из угла сипловатый голос. Это заговорил проснувшийся Таран, колхозный тракторист. — Ничего, в армию призовут, там из него дурь выбьют. И постель заправлять, и полы мыть, и другие места убирать научат.

— А вы были в армии? — спросила Валентина.

— Как же, отслужил свое в механизированных частях.

— Наверное, плохим солдатом были.

Таран встал, смерил учительницу нагловатым взглядом.

— Это по каким же таким видам определяете?

— По обыкновенным. Хорошие солдаты в сапогах спать не ложатся.

Таран дернул плечами, хмыкнул, не зная, что ответить.

— Таран протаранен, — рассмеялся Дмитрий Вершинин. — Один ноль не в твою пользу, Серега!

Тракторист надвинул замасленную кепку, вышел. В вагончике наступило молчание. Его нарушила Аня Пегова:

— Постели ребята заправлять будут. Это свинство — устраивать раскардаш. А радио, газеты, книги?

— О ваших претензиях я сообщу директору школы. Думаю, все у вас будет. Но и самим надо что-то делать. Вы хорошо работаете в поле, о вас даже написано в боевом листке. Читали?

— Читали и хохотали, — ответил Дмитрий Вершинин.

— Над чем же хохотали?

— Над «конбайном», над «рикордной роботой», над «силусуванием».

— Похвально, очень похвально, — едко заметила Валентина.

— Смеяться не грешно над тем, что кажется смешно, — поддержал Вершинина Федор Быстров.

— Смеетесь над неграмотностью человека, вместо того, чтобы помочь ему. Почему бы вам, Вершинин, самому не взяться за боевой листок? У вас хороший почерк, вы прилично рисуете. Хохотать, конечно, легче. А по-моему, больше Щукин над вами хохочет. Пусть, мол, грамотеи посмотрят, как я издеваюсь над их грамматикой. Извините, товарищи, мне стыдно за вас…

— А чего стыдиться? Боевой листок не наше дело! — заявила Пегова.

— Мы практикуемся не на газетчиков, наша будущая специальность — механизатор широкого профиля, тракторист, комбайнер, — поддержал Аню Быстров.

— Но вы должны применять в жизни не только знания техники, но и знания русской грамматики. Вы должны…

— Да никому мы ничего не должны, — перебила учительницу Аня Пегова. — Наоборот, колхоз нам должен…

Валентина понимала: разговор с ребятами не удался. Она вернулась домой удрученной и расстроенной.

Вечером, за ужином, Аня Пегова с сожалением говорила друзьям:

— Эх, приехала бы к нам Евдокия Романовна, мы бы и спели с ней, и в шашки поиграли, и костерчик разожгли бы на бережку… А Валентина Петровна примчалась, пошумела, поругала.

— Но все-таки польза была — постель Туркову застелила, — рассмеялся Быстров.

Прежде Валентине казалось, что она чуть ли не с первого урока сумеет привить ученикам любовь к русскому языку и литературе.

— Нельзя быть культурным человеком в полном смысле этого слова, не владея в совершенстве своим родным языком, не зная родную литературу, — убежденно доказывала она шестиклассникам.

Ребята внимательно слушали. А в тетрадях своих писали с такими грубейшими грамматическими ошибками, что она приходила в ярость.